Кто поджигает Дагестан?

Регулярные, почти ежедневные сообщения-сводки с театра боевых действий необъявленной войны в Дагестане заставляют взглянуть на обстановку в самом южном субъекте федерации с полной серьёзностью. К сожалению, понимания всей степени глубины назревших противоречий внутри дагестанского общества, равно как и всех масштабов противостояния среди российской общественности, за редким исключением, не просматривается.

Нарастающие как снежный ком проблемы Северного Кавказа вкупе с неуклонно повышающимся градусом политической и военной напряжённости в регионе вызывают в российском обществе зачастую страусиную реакцию — желание спрятаться, отгородиться от проблемы, игнорировать её и дальше, тем самым лишь всё усугубляя. Со стороны федерального центра чётко просматривается стремление уйти от решения любых острых вопросов: политических, религиозных, национальных, социальных. «Деньги в обмен на внешние проявления лояльности» — таков нехитрый принцип отношений Кремля с правящими кругами большинства северокавказских республик. Принцип, ущербный, в общем-то для обеих сторон: и для России как единого государства, и для широких слоёв населения самих «проблемных» республик. Со стороны же определённых сил российского общества раздаётся ещё более деструктивный рефрен: мол, отделить от России этот Кавказ к чёртовой матери! Сторонники капитуляции любят ссылаться на пример Франции, предоставившей Алжиру независимость после многолетней изнурительной войны. Однако при этом предпочитают умалчивать о том, что этот самый Алжир никуда не ведь от Франции не делся. Напротив, он стал ещё ближе, переместившись в предместья Парижа.

Ключ к пониманию многих негативных процессов, происходящих сегодня в Дагестане, необходимо искать не только и не столько в инспирируемой из вне угрозе религиозного экстремизма, как-то утверждает официоз (хотя и она имеет место быть, кто бы спорил), сколько в сложившейся в республике политической ситуации. Нынешний 2009 год — последний год действия полномочий президента Муху Алиева, как бы «предвыборный» год. С той лишь поправкой, что избирателями в данном случае является не население Дагестана, а группа высших чиновников в Администрации президента РФ. Именно за их «голоса» сейчас ведут борьбу явные и теневые претенденты на высший пост в республике, причём, не гнушаясь в средствах. В том, что такая борьба ведётся, сомневаться не приходиться, ибо кровавый 2009-й очень напоминает другой «предвыборный» сезон четырёхлетней давности. Тот 2005 год по количеству совершённых диверсий, терактов, громких убийств, нападений на милиционеров и российских военнослужащих пока ещё держит печальную пальму первенства, однако есть мало оснований сомневаться в том, что по числу совокупных потерь нынешний его перекроет.

Какие же силы сейчас вовлечены в это противоборство? Для того, чтобы дать правильный ответ на этот вопрос, необходимо чётко представлять, что представляет собой нынешняя дагестанская политическая система. Дагестанская политика сегодня — это, прежде всего, противоборство различных этнических и родственно-земляческих кланов. Такие кланы объединяют не только лишь кровных родственников. Они объединяют выходцев из одних сёл, районов. Во главе их, как правило, стоят «уважаемые люди», как их называют в Дагестане — главы городских и районных администраций, высокопоставленные чиновники, депутаты различных уровней, представители бизнеса. Скажем, противостоявший в 2003-2006 годах председателю Госсовета — высшего на тот момент органа исполнительной власти — Магомед-Али Магомедову так называемый «Северный альянс» — это типичное объединение подобных кланов. Союз нескольких глав районных администраций на севере республики, аварцев по национальности.

Не секрет, что дагестанская политическая элита в значительной мере криминализирована ещё с 90-х, и методами ведения политической борьбы здесь часто становятся автоматные очереди и заложенные фугасы на пути следования кортежей оппонентов. Предметом дележа чаще всего являются доходные чиновничьи должности, позволяющие получать взятки и откаты, а также дающие возможность напрямую раскрадывать республиканский бюджет. В подобных условиях по-настоящему успешным и влиятельным может быть лишь тот политик, который имеет непосредственную поддержку своего клана, в том числе и вооружённую. Тем, кто подобной поддержкой не располагает, делать в дагестанской политике по большому счёту нечего.

Этим обстоятельством объясняется известная слабость президента Муху Алиева. Он, будучи представителем ещё старой советской партийной номенклатуры, не вполне вписывается в данную кланово-мафиозную структуру. Ещё находясь на посту председателя Народного Собрания республики, он имел репутацию государственного деятеля, чьё имя никогда не фигурировало ни в каких коррупционных скандалах. И жил, в отличие от подавляющего большинства депутатов не во дворце, а в квартире, полученной ещё в советское время.

Разумеется, не стоит идеализировать Муху Алиева. Он — сын своей эпохи, неотъемлемая часть существующей системы. И той же недвижимостью, правда, за границей, он быстренько обзавёлся сразу же после назначения на президентский пост. И массовые фальсификации на любых выборах в пользу «Единой России» и с заранее определённым рейтингом для всех участников в период его правления приобрели откровенно наглый и циничный характер. Например, неприкрытое административное давление на госслужащих и сотрудников милиции и рядовых избирателей в преддверии недавних выборов мэра Дербента 11 октября — второго по величине города республики — вызвало волну возмущения и очередной митинг протеста сотрудников дербентского ППСМ. Дербентские выборы вообще вылились в откровенную уголовщину с массовым подкупом избирателей, стрельбой и похищениями членов участковых избирательных комиссий. Штабы противоборствующих кандидатов занимались открытой скупкой голосов избирателей. Так, по свидетельствам очевидцев один голос в пользу действующего мэра Феликса Казиахмедова оценивался в 10 тысяч рублей. И эти деньги реально выплачивали.

Но при всём при этом надо иметь в виду, что нынешний президент — это фактически последний из могикан советской номенклатуры. За ним маячит перспектива прихода к власти уже откровенного криминала, причём, с националистическим душком. Ужас в том, что если это произойдёт, то времена правления Алиева будут вспоминать чуть ли ни как «эру законности и порядка».

В нормальном государстве личная непричастность к кланово-криминальным объединениям является безусловным достоинством любого политика. Однако на южной окраине России это — большой минус, существенно влияющий на возможность предпринимать действенные политические шаги. Муху Алиев не имеет стопроцентной поддержки даже среди предводителей аварских кланов. Если, скажем, мэр Хасавюрта, влиятельный дагестанский политик Сайгидпаша Умаханов, бывший неформальный лидер «Северного альянса» — его союзник, то глава администрации Кизлярского района, другой не менее влиятельный политик Сагид Муртазалиев — его оппонент. Есть оппоненты у Алиева и среди других «сильных» людей республики, доказательством чему служит и «холодная война» между администрацией президента и администрацией мэра Махачкалы Саида Амирова. Жертвой борьбы за власть, скорее всего, является и убитый 5 июня 2009 г. снайпером министр Внутренних дел республики генерал-лейтенант Адильгерей Магомедтагиров. Удобная многим версия о причастности к этому боевиков очень у многих вызывает серьёзное сомнение. Откуда, интересно, у них появилось современное бесшумное снайперское оружие спецназа, из которого и был убит министр? Купили за большие деньги по своим нелегальным каналам? Но почерк убийства был откровенно «не лесной» — те до сих пор устраняли своих врагов либо путём подрыва фугасов, либо демонстративно расстреливая из автоматов чуть ли не у всех на глазах.

Весьма показательным моментом были недавние региональные выборы. Едва ли не весь административный ресурс был брошен в Дербент, где в борьбе за «лезгинское место» кандидату от президента, действующему мэру города Феликсу Казиахмедову реально противостоял опальный бывший главный прокурор Дагестана и нынешний глава Сулейман-Стальского района Имам Яралиев. Всё лето и всю осень ещё недавно тихий и мирный Дербент сотрясали взрывы, убийства, спецоперации и похищения людей, о чём в дагестаснких СМИ вышло немало хлёстких и язвительных статей. Избирательная комиссия объявила победителем Казиахмедова (уж кто бы сомневался), однако подобная победа власти выглядит едва ли не пирровой. Проигравший Яралиев, а также ещё двое из принимавших участие в выборах кандидатов, обратились в суд с заявлением о признании результатов недействительными.

Поэтому справедливо будет утверждать, что одна из основных причин нынешней резкой дестабилизации обстановки в регионе — внутренняя. В Дагестане готовится очередной передел власти. Причём, с активным участием неуклонно набирающих силу политиков «новой волны», получивших красноречивое прозвища ястребов и «поломанных ушей» (те же «малиновые пиджаки», только на дагестанский манер). Во что выливается подобного рода борьба, мы хорошо знаем из новостных сводок. Поэтому можно смело утверждать, что один из тлеющих бикфордовых шнуров тянется из чиновничьих кабинетов. Понимают ли это сами обитатели кабинетов? По всей видимости, да. Но в данных условиях слишком многие просто потеряли любой контроль над собой от одной лишь возможности бесконечно и безнаказанно хапать.

Вторая причина расползания очагов войны по территории республики — неизбежно возрастающая в такой ситуации численность боевиков и явное усиление их влияния в обществе. Прежде чем говорить о дагестанском бандподполье, необходимо развеять несколько сложившихся о нём в российских СМИ мифов. Почему-то принято утверждать, что в боевики, мол, идут сплошь отчаявшиеся по жизни люди, задавленные бедностью и нуждой. Так вот, разговоры о Дагестане как о едва ли не беднейшем регионе страны — это или измышления некомпетентных в теме людей, либо сознательный обман. Данные официальной статистики не должны вводить в заблуждение. Огромное место в жизни республики занимает разветвлённая структура теневой экономики, доходы в сфере которой практически никакому официальному учёту не подлежат. Именно с этих доходов в Дагестане возводятся роскошные дворцы и виллы. Именно ими вызван строительный бум в Махачкале, сделавший её одним из самых динамично расширяющихся городов России. Те, кто в Дагестане действительно задавлен нуждой — а такие, безусловно, есть — либо вкалывают от зари и до зари без продыха, либо уезжают на заработки в другие регионы страны. Разумеется, ряды боевиков пополняют те, кто имеет обиды на власть, с кем, возможно, милиция и суды обошлись несправедливо, но это — по большей части низовой уровень. Руководят террором отнюдь не бедняки. Тот же Карабудахкентский район республики, на территории которого с весны идут непрекращающиеся стычки военных и милиции с боевиками — мягко говоря, не самый бедный район республики. Проезжая через расположенные там сёла, почти сплошь застроенные двух— и трёхэтажными частными доминами, в этом легко убедиться.

Вооружённые банды или, как они сами себя называют — «джамааты», активно действуют не во всех районах Дагестана, коих насчитывается 42. Регулярные боестолкновения за последний год происходят лишь в 6-ти из них: Хасавюртовском, Кизилюртовском, Буйнакском, Карабудахкентском, Унцукульском и Дербентском, а также в Махачкале и её ближайших окрестностях. Если взглянуть на карту республики, то можно легко заметить, что «горячий пояс» протянулся извилистой кишкой с севера на юг, от равнинного Хасавюрта через Терско-Сулакскую равнину и лесистые предгорья Буйнакского и Карабудахкентского районов и до гор Центрального и Южного Дагестана. Именно из этих мест поступает львиная доля военных сводок, именно на их территории проводятся регулярные спецоперации.

Районы республики имеют немало различий между собой как в национальном, так и в социальном плане. Отличаются они и по степени исламизации населения, то есть по степени проникновения норм религии в быт. Скажем, исламизация Хасавюрта или даргинских сёл Карабудахкентского района гораздо выше, чем некоторых районов Центрального и Южного Дагестана, и видна она невооружённым глазом. Проезжая через Губден или Леваши можно на их улицах увидеть множество молодых мужчин в тюбетейках и женщин в хиджабах. А, поднявшись выше в горы и попав, скажем, в Лакский район, этого почти не заметно совсем — там женщину или девушку в хиджабе встретишь крайне редко. Соответственно, он и является одним из спокойных в республике — ваххабитские банды на его территории не орудуют.

Безусловно, дагестанская общественная система сложна, и во многом этой сложностью объясняется её устойчивость.

Действие каждой деструктивной и разрушительной силы там, как ни парадоксально, часто нейтрализуется действием другой подобной силы, ибо направления их разновекторны. Скажем, усилия боевиков-ваххабитов по раздуванию единого общедагестанского и общекавказского джихада часто сводит на нет фактор этнонационализма различных дагестанских народов. Этот тот случай, когда оба фактора, антироссийских и антирусских по отдельности, при столкновении во многом нейтрализуют друг друга и объективно играют на руку России.

Однако долго так продолжаться не может — запах большой крови, увы, уже стоит в воздухе.

Кто же пополняет ряды боевиков? В подавляющем числе молодёжь. Активная, плохо образованная, уверовавшая в исламский порядок, джихад и халифат, но при этом нередко не имеющая даже элементарных представлений о мире. Школьная и институтская система образования в Дагестане разложена и коррумпирована. Несмотря на кажущееся обилие вузов, особенно коммерческих, они в массе своей представляют шараги по выкачиванию денег и выпускают полчища неучей и лоботрясов. Они не знают войны — многие из них родились в конце 80-х, и репортажи с первой чеченской для них — смутное воспоминание детства. Они презирают современный русский народ, считая его глупым, деморализованным и безвольным. Они тащатся от песен Тимура Муцуравева и считают шариат единственным справедливым законом на земле. Они готовы за это убивать. И умирать.

Велика ли численность боевиков и их активных пособников в Дагестане?

Если исходить из их процента от общей численности населения, то — нет, невелика. По республике, считая активно действующее бандподполье Махачкалы и гуляющие по Карабудахкентским лесам банды, их человек сто пятьдесят — двести. Плюс ещё несколько тысяч активных пособников, в первую очередь родственников и земляков-односельчан. Ведь для того, чтобы отряд эффективно действовал в горно-лесистой местности, ведя партизанские действия, ему необходима поддержка хотя бы части населения. И в районах активного бандитизма она присутствует.

Достаточно неплохо налажены каналы финансирования. Содержание разветвлённой сети боевиков подпольщиков требует денег, причём немалых. Ведь многие из них нелегалы и находятся в розыске. Документы, средства связи, съём конспиративных квартир, покупка оружия и боеприпасов стоит дорого. Если раньше «лесные» отжимали дагестанский бизнес, вымогая с того налог на джихад, то теперь по сведениям из определённых источников «доят» и некоторых глав районных администраций. То есть, «доят» по сути республиканский и российский бюджет. «Работают» они и с судьями, которым предстоит вести процессы арестованных боевиков. Причём, платят взятки теперь редко. Просто посредники приходят к судье и говорят: «Помни, кого судишь. Если оправдаешь или дашь срок по самому минимуму, то мы этой услуги тебе не забудем. Но если посадишь надолго, то не забудем тем более». В общем-то, все эти сведения не секрет для дагестанских политиков и общественных деятелей, это обсуждается в кулуарах, но об этом не говорят вслух — террор «лесных» оказывает на общество едва ли не более сильное деморализующее воздействие, чем произвол властей.

Боевики ведут довольно эффективную информационно-психологическую войну. Скажем, волна панических слухов, вспыхнувшая в Махачкале в августе — месяце синхронно с волной актов террора против милиции была отнюдь не случайным явлением. Симпатизанты и сочувствующие «лесным», безусловно, являются их агентами влияния. Запустить такую волну, учитывая многочисленные родственно-земляческие связи, не представляет большого труда. Всё это мы уже проходили: в конце 90-х, в преддверие вторжения из Чечни, в Дагестане тоже периодически возникали различные слухи. Мол, вот-вот грядёт нашествие из Чечни, вот-вот Басаев в союзе с местными «вахами» захватит Махачкалу и т.д. «Что поделаешь, им верят, а нам нет»,— сетовал недавно один из милицейских чинов. Разумеется, верить не будут, ибо эффективной контрпропаганды государство не ведёт.

Объективно льют воду на мельницу радикальных исламистов и некоторые дагестанские журналисты и даже целые издания. Вот, скажем, на страницах одного известного и читаемого республиканского СМИ рядом со статьёй исламско-пропагандистского содержания появляется карта Арабского халифата VIII века с подписью: «Новый исламский халифат включит в себя весь земной шар». Что это, если не пропаганда вполне определённых идей, только более мягким способом?

«Гламурный ваххабизм» — это, увы, такая же реальность, как и сидящие в лесах бородачи. Для нагнетания в обществе соответствующего психологического фона, для разжигания истерии среди населения не всегда требуется самому кого-то стрелять и в кого-то стрелять. Достаточно регулярно выставлять в образе безвинных жертв тех, кто это делает.

Боевики несут ощутимые потери: за 2009 год их уничтожено под сотню, свыше восьмидесяти арестовано. Однако если на место одного убитого ваххабита приходит двое новых, то после гибели одного милиционера двое других пишут рапорта об увольнении… Власть в целом контролирует территорию Дагестана, но она плохо или почти совсем не контролирует умы его населения. Сами дагестанские чиновники открыто признают, что «лесные» переигрывают их на информационно-пропагандистском поле.

Являются ли действия боевиков абсолютно автономными и независимыми от остальных политических сил республики? По всей видимости, нет. По крайней мере, сейчас, в «предвыборный», а потому кровавый год. Сейчас их интересы объективно перекликаются с интересами тех, кто ведёт эту «борьбу» будучи в оппозиции к администрации президента Муху Алиева. Надо понимать, что родственники в Дагестане есть у всех, как у чиновников, так и у «лесных». Поэтому, в принципе, выйти на их амиров через неофициальные родственные или земляческие каналы вполне возможно. И такими каналами может пользоваться не одна лишь милиция для ведения переговоров о сдаче.

Вся зловещая цепочка событий августа-сентября 2009-го наводит на подобные размышления. Напомню её хронологию.

13 августа пятнадцать боевиков в Буйнакске, выйдя из леса, расстреляли пост ДПС, убив четырёх милиционеров, после чего ворвались в близлежащую сауну и с криками «Аллах акбар!» убили там семерых женщин. Акт устрашения достиг поставленной цели: население взбудоражено, в дагестанских городах позакрывались почти все публичные дома, обезлюдели пивные. Усиленно циркулируют панические слухи об убийствах девушек, одетых не по-исламски.

Одновременно в Махачкале в эти же дни происходит целый ряд дерзких нападений на сотрудников милиции. В частности, один из них был безнаказанно убит снайпером прямо в центре города, в 50 метрах от здания МВД. Город взбудоражен. «Сарафанное радио» называет даже конкретные даты открытого выступления боевиков в Махачкале и захвата ими правительственных объектов. Власти хранят молчание. Милиция на несколько дней исчезает с улиц.

23 августа — «неизвестные в масках» похитили пятерых молодых людей. Двое из них сумели бежать и рассказали СМИ о том, что похитители их избивали, пытали и предлагали в провокационных целях взорвать мечеть. Обстоятельства побега крайне удивительны: будто бы молодые люди, будучи скованными наручниками и усыплёнными хлороформом, практически на глазах у похитителей сумели выбраться из запертой машины. Обгоревшие останки трёх остальных похищенных вскоре нашли в сожжённой машине в окрестностях Махачкалы.

26 и 27 августа на центральной площади Махачкалы митингуют родственники похищенных и убитых. Митинг заканчивается потасовкой с милицией. Пресса шумит об «эскадронах смерти», которые действуют в Дагестане и уничтожают тех, кого органы подозревают в связях с бандподпольем. МВД и ФСБ республики называют это похищение провокацией и заявляют о том, что один из похищенных действительно подозревался в причастности к боевикам и попытке неудавшейся диверсии на железной дороге.

Рано утром 1 сентября на Северном посту при въезде в Махачкалу при проверке документов взрывается вместе с водителем машина, начинённая тротилом. Тут же начинают гулять версии, что террорист-смертник ехал взрывать школу.

2 сентября ночью неизвестные из машины разбрасывают листовки возле одной из мечетей Махачкалы, имеющей в народе репутацию ваххабитской. Листовка анонимная, но написана от лица некоего сообщества людей, которое объявило «лесным» кровную месть и вызвалось очистить республику от боевиков и их пособников в виду недееспсобности власти. Уши откровенной провокации так и торчат — помимо угроз, в листовке говориться, что уже составлен «расстрельный список» из 250 человек из числа прикормленных боевиками журналистов, адвокатов и правозащитников. В нём указаны фамилии многих известных в Дагестане людей.

Ещё более накалило обстановку в республике убийство 26 сентября главы администрации Хасавюртовского района Алимсолтана Алхаматова, кумыка по национальности. Убийство вызвало волнения среди части кумыков, уверенных, что преступление имеет этно-политичсекий подтекст, и за ним стоят те самые «молодые ястребы».

Что это? Случайная цепь никак не связанных между собой событий? Вряд ли. Почему, например, взрыв на Северном посту прогремел именно 1 сентября, в день начала учебного года? Простое совпадение? Всю последнюю неделю перед началом школьных занятий по Махачкале усиленно гуляли слухи о том, что Дагестан ждёт «второй Беслан». Слух довольно нелепый — никто из тех, кто борется против власти диверсионно-террористическими методами, не стал бы совершать подобное злодеяние в своей республике, фактически у себя дома. Это было бы для них равнозначно смертному приговору. Но, возможно, кто-то очень хотел, чтобы обыватель верил в подобную угрозу и не пускал детей в школу 1 сентября, усиливая тем самым и без того нервозную обстановку. Тем более, что праздничные линейки в школах в виду угрозы терактов были повсеместно отменены. Именно поэтому начинённая взрывчаткой машина и появилась ранним утром первого дня осени при въезде в город? Ведь сказать, что террорист-смертник ехал взрывать школу можно всегда.

Или взять историю с листовкой. Складывается впечатление, что дагестанскую, а вместе с ней и российскую общественность очень хотят убедить в том, что в республике действуют некие зловещие «эскадроны смерти», объявившие войну на истребление чуть ли не всем несогласным. Вроде бы, в логику рассуждений обывателя вполне укладывается: родственники в Дагестане есть у всех, поэтому мстить могут не только людям в форме, но и за людей в форме.

Разумеется, обстоятельства многих похищений подозреваемых в связях с бандподпольем в прошлые годы могли привести к выводу о существовании теневой структуры, наносящей «превентивные» удары. Однако в данном случае возникает ряд вопросов. Во-первых, созданные в Латинской Америке в 60-е годы крайне правые террористические организации никогда своей связи с силовыми или какими бы-то ни было ещё государственными структурами не афишировали. Наоборот, всячески скрывали. Во-вторых, если уж руководствоваться логикой «эскадронов», то распространение пропагандистских листовок в их деле совершенно излишне. Тайная террористическая организация на то и тайная, что о ней никто ничего не знает. Она даёт о себе знать, лишь уничтожая политических противников. Её цель — посеять страх в их рядах, заставить трепетать перед лицом невидимого, а потому вселяющего ужас врага. Людская молва пугает побольше любых листовок. А в нашем же случае получается, что этот враг сам довольно чётко обозначил себя, да ещё и открыто угрожает целому ряду известных всей республике людей. Как-то это не вяжется с действиями тайной организации. Да и какую реакцию подобный текст вызовет в среде тех, к кому он обращён? Всеобщего страха? Едва ли. Скорее, подстегнёт уйти в лес тех, кто ещё оставался пока на легальном положении (мол, терять нечего, всё равно в расстрельные списки занесли). Вот и подумайте, кто, в первую очередь в этом заинтересован. Явно не силовики. Здесь можно вспомнить войну в Боснии, когда боевики боснийских мусульман взрывали рынки в мусульманской же части Сараево и тут же при масштабнейшей поддержке всех западных СМИ обвиняли в этом сербов. Прослеживаются очевидные параллели. Тем паче, что пресловутая листовка, авторство которой, конечно же, было приписано не просто силовикам, а (внимание, акцент!) «русским федералам» была немедленно распиарена не только на Кавказ-центре, но и по всем другим ваххабитским сайтам.

Подобные действия очень вяжутся с логикой тех, кто нагнетает психоз среди населения. Ибо атмосфера истерии в обществе, тотальная подозрительность и недоверие ко всему и всем на руку именно тем, кто дестабилизирует обстановку в регионе, кто усиленно поджигает Дагестан в своекорыстных целях. Неслучайно, кстати, что немедленно оживилось сообщество фриков, называющих себя либеральными правозащитниками и начало вопить об «эскадронах смерти». Я сам за гражданские права в полном объёме, гарантированные Конституцией РФ. Однако эти права, в том числе и право на жизнь, должны быть у всех граждан страны, а не только лишь у тех, чьи антигосударственные и антироссийские устремления сходятся с идеологическими установками оголтелых либералов. Когда большой террор на Кавказе в 90-е только разгорался, эти самые либералы-правозащитники либо молчали в тряпочку, либо открыто поддерживали террористов и убийц.

К сожалению, в Дагестане сейчас складывается воедино сразу несколько неблагоприятных факторов: нарастающая деградация системы власти, за три с половиной года правления Муху Алиева так и не сумевшей решить, по сути ни одной из стоящих перед ней проблем, как следствие — нарастающее недоверие к ней со стороны народа, борьба за власть различных кланов и группировок, ни одна из которых принципиально не отличается от другой и т.д.

Проблемы эти усугубляются её и тем, что руководство современной России не ведёт чёткой и вразумительной политики на Северном Кавказе. У него, по всей видимости, даже отсутствует ясное понимание сути происходящих там деструктивных и разрушительных процессов. Специалистов подобного профиля в госструктурах крайне мало, если они вообще там есть. Во «властной вертикали» отбор кадров проводится по принципу личной преданности и максимальной лояльности. А подобные специалисты-кавказоведы, разумеется, в качестве лояльных рассматриваться не могут, ибо будут вынуждены подвергать объективной критике действия федеральной власти. Следовательно, их присутствие внутри «вертикали» сведено к минимуму.

Поэтому в том, что пожар рано или поздно вспыхнет, можно не сомневаться. Ибо дрова для него заготавливаются давно и методично.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram