К сожалению, в нашей стране власть разделена между несколькими крупными олигархическими структурами. Из них подавляющее большинство прочно связано деловыми интересами с более значительными игроками за рубежом. К некоторым достопочтенным джентльменам, когда они разными способами достигают высокого положения, приходит представитель и предлагает вступить в клуб. Некоторых в сообщество принимающих решения не приглашают, но и не уничтожают, позволяя самостоятельно дрыгаться вплоть до прихода естественного срока. И те, и другие могут думать о благе нашей страны и нашего народа только в тех случаях, когда те становятся частью игр, более значительных с их точки зрения. Так, например, национально-ориентированное выступление президента может служить информационной завесой для колоссальной траты бюджетных средств на закупку валюты с целью стабилизации доллара…
Все крупные политические, административные, силовые и медийные посты заняты в России представителями сверхкорпораций. Просто далеко не всегда человечек на нужном месте знает, кому — через целый ряд посредников — принадлежат его рабочие возможности.
Вот вопрос: кто может вести хотя бы относительно независимую политику в условиях налаженной работы политической машины чужих?
Возможно, те, кто стал винтиком в этой машине…
Проза молодых лейтенантов
За полтора десятилетия постраспадной истории в России выросло целое поколение специалистов, у профессии которых точного названия пока нет. Очень условно их можно называть экспертами. Действующим политикам, фондам, институтам, политическим изданиям, партийному менеджменту, административной громаде нужна рать бойцов и младших офицеров. Нужны квалифицированные исполнители, низшие организаторы исполнителей, стилисты, аналитики, оформители, очень сильно — редакторы и самую малость — идеологи. Собственно, в цене широкая номенклатура чинов от политсержантов до политлейтенантов.
Что такое современный экспертный слой в России? В смысле «правильно полученной специальности» — незнайки. Возможно, в ближайшее десятилетие туда будут рекрутированы люди с MBA-дипломами, получившие профильное образование, подготовленные в условиях разного рода полит-заводов. Иными словами, профи до мозга костей. Но кто знает, сумеют ли они работать лучше, чем те, кто составляет названный слой сейчас. Нынешнюю экспертуру сама жизнь учила уму-разуму. Это практики. Занимаясь делом, они всегда идут от требований конкретной ситуации, собственного опыта, собственного разумения и самую малость — от книжек «по теме». Сравнительно немногие получили высшее журналистское образование и того меньше получили политологическое. Это главным образом гуманитарии-универсалы советской школы. Выпускники университетов. Чаще всего, историки, филологи, лингвисты, экономисты, географы, реже — естественники или математики. Это люди, поработавшие в предвыборных кампаниях «на земле», освоившие навыки создания материалов для оффлайн-журналов, газет, аналитических и пропагандистских сборников, для сетевых ресурсов, да хоть для черта лысого. Попробовавшие вольных (и не очень) хлебов пиара. Выучившие наизусть, чем пахнет недавняя проговорочка Суркова, Сечина, Колерова или кто там еще будет. Они знают, чем отличается корпоративное издание от первого круга ада, хотя порой разницу заметит только крупный специалист. Они в два часа ночи, будучи поднятыми с постели, скажут, кто из олигархов какими органами СМИ вертит и с помощью каких рычагов. Любой круглый стол, пресс-брифинг, политконференция, учредительный съезд для них — дойное место, предлагающее пару кружек парного молока, если только знать пару принципов в духе «где ухватиться» и «на что жать». Они знают друг друга со всеми достоинствами, недостатками и подковырками. Они бродят меж клубов, излюбленных кафе, редакций, приглашают себе подобных на «очередные мероприятия», а, слушая монологи действующих политиков, быстро определяют, кто именно писал их на самом деле, где прокололся, где прикололся, а где вставил свое здравое словечко в жерло бессмысленного андроида.
Собственно, современная российская экспертура представляет собой масло для шестеренок политической машины страны, а кое-где и сами шестеренки. И полифункциональное гуманитарное образование советских времен, как оказалось, неплохо помогает им в этом. Ведь карьера эксперта в быстроменяющихся условиях РФ предполагает умение играть и за Атоса, и за Портоса, и за Арамиса, и за д’Артаньяна, и за кардинала, и за миледи, если потребуется, поскольку король обычно вял и невнятен, а у де Тревиля вакансии не всегда мушкетерского свойства.
Производственная литература
Родимое пятно отечественной экспертуры наших дней: ее представители в большинстве своем не сразу ориентируются в ситуации «большого форума». Кто ты сегодня? Ньюсмейкер или парень с диктофоном, окучивающий ньюсмейкера? И какая роль в данный конкретный момент круче? Больше ли будут тебя чтить как «представителя издания» или как мужика-из-президиума? Эксперт слишком хорошо видит, из какого сора растет величественное здание большой политики, чтобы не желать кое-где кое-что подправить. А то и перестроить флигелек-другой-третий. Строят-то косо. Кто такие наши эксперты? Маленькие незнайки, стоящие у подножия базальтовых стен корпоративных империй. Но это ушлые незнайки, им давно известны все трещины, лазы и неосторожно отрытые «керкапорты» в глыбистых постройках больших людей.
У эксперта всегда была «власть маневра». Не зря же совсем недавно в медийном обиходе появилось звонкое словечко «экспертократия». Так вот, оно родом именно отсюда. Эксперт имеет возможность сделать текст жестче, суше, водянистее, художественнее, левее, правее, либеральнее, консервативнее, потрафить хоть глобалистам, хоть их противникам, хоть Церкви, хоть «Обществу защиты грибов от червей». И не всякое зоркое око углядит сии творческие вольности. Эксперт-организатор всегда может кого-то пригласить на важное сборище, а кого-то оставить за бортом, причем под самым благовидным и рациональным предлогом. Работая, в предвыборной кампании или информационной комбинации, он, оставаясь безнаказанным (но, правда, и не поощренным), получает шанс выбрать роль Ионы на большом корабле, ленивого матроса, попивающего ром, когда надо летать по вантам, опытного боцмана, который хоть какую команду заставит работать, или души всей этой морской артели, души, придающей жизнь убитому делу. В рамках служебного долга у него открываются «варианты» медийной поддержки друзьям-товарищам или кому-то посерьезнее. Ну и так далее. Где бы эксперт ни работал, он неизменно считает варианты маневра...
Но, предположим, его заинтересуют более серьезные изменения. Возможно ли это, и если да, то при каких обстоятельствах?
Конспирологический роман
Конечно, эксперт — птица честолюбивая, ищет ходы-выходы для повышения статуса. Людей, лишенных желания получить свои пятнадцать суток славы, плюс пригоршню тугриков, в эксперты не берут. Они и сами туда не идут. Но при этом, эксперт видел в гробу и в белых тапочках любую корпоративную этику, если она не нравится ему сегодня и сейчас. Может быть, он вчера сам ее написал по заказу начальства. А сегодня и сейчас его левая нога испытывает от нее раздражение… Что ж тут говорить о ситуациях, когда пиджачник из директората, гордо неся дорогие туфли к трибуне, хочет рассказать, какой гандибобер надо повысить в очередном полугодии, для чего сердцем и душой следует прикипеть к проблеме, поставленной руководством. Хороший эксперт при словах «все мы — одна большая дружная семья» тихонько плюет под ноги. Если мы одна семья, папа, то дай денег. Нет, побольше, папа!
Эксперт — циник. Он слишком много знает. К тому же, он в душе не фрилансер даже, а, скорее, ландскнехт. Но он же, в большинстве случаев, и романтик. Когда-то ему хотелось изменить к лучшему положение в стране. Не больше и не меньше. Разумеется, если спросить его об этом открыто, он соврет, что и в мыслях не держал такой крамолы. Но в то же время, он нешумно, циничными методами, претворяет свою романтическую мечту в жизнь. Допустим, информационное пространство выработает концепт общей индентификации для многих экспертов. Иначе говоря, мечтания нескольких десятков или сотен экспертов, во-первых, окажутся хоть сколько-то осуществимыми, и, во-вторых, они просто совпадут. Тогда сеть знакомств и рабочих связей может превратиться в сетевую структуру, заточенную под общее влияние. А поскольку, как уже говорилось, корпоративная идентификация является в глазах эксперта формальностью — лишь-бы-не-выгнали-с-работы, — то неформальная идентификация способна подвигнуть его на гораздо более серьезные усилия по вектору сетевой структуры.
Где в первую очередь проявится работа подобного рода структур? Прежде всего, в сфере идеологии и, шире, в медийной сфере. Для громоздких корпоративных балверков организация больших информкампаний и сложные политтехнологические игры стоят ого-го. Это поле игры для очень богатых людей. Но для вась-вась нашей экспертуры пустить под откос великую магнатскую затею с помощью пары-тройки прямо противоположных публикаций, вышедших, где надо, а то и просто распространенных по сети, стоит три плевка. Бубенчик скомороха и взрывчатка партизана всегда стоят на порядок меньше тройки с галстуком и бронепоезда с шестидюймовками. Тот, кто знает, как устроена система, осведомлен и о том, где у нее кнопки. Те самые кнопки, при нажатии которых Юпитер шлепается в лужу перед скотным двором, а Венера стремительно уходит в Солнце.
Появление Консервативного совещания, Лиги консервативной журналистики и некоторых аналогичных групп показали: эксперты уже очень мягко пробуют свои силы.
Между тем, общая идентификация для множества экспертов бродит между словами «национальный», «консервативный», «патриотический» и «православный». Все это эпитеты большинства. Но у рычагов власти меньшинство, слабо связывающее свою практическую деятельность с перечисленными понятиями. И это меньшинство в любой момент может увидеть, как у его рати появляются авторитетные полевые командиры, действующие вразрез с директивами генштаба.
Пока на верхних эшелонах идет возня людей с гейдельбергскими челюстями — идет, не прекращаясь, идет, заново и заново находя стимулы в очень серьезных темах и в простой борьбе честолюбий — внизу прикидывают: а возможен ли «вариант Миниха?» Этот почтенный полководец однажды совершил государственный переворот в Российской империи, располагая несколькими десятками гвардейцев и твердым пониманием ситуации. Не о перевороте в прямом смысле этого слова, быть может, мечтают маленькие незнайки, а скорее, о «корректуре». Но сумма «корректур» может изменить звучание всего «текста».
И, похоже, кое-какие возможности есть….
Я умолкаю.
