Год назад, в сентябре 2004 года президент Владимир Путин дважды (4 и 13.09.2004) выступил с публичными заявлениями, обозначив те меры, которые должны были стать ответом на Беслан и гарантией защиты от террористической угрозы.
Тогда Россия действительно подверглась агрессии. И агрессии не абстрактного мирового терроризма, а определенной политической силы, возвысившейся и окрепшей в последние десятилетия, в частности — в тени последнего этапа противоборства СССР и США. Эта сила — поднимающаяся молодая агрессивная буржуазия и авторитарные системы ряда исламских стран, избравшие идеологическим оформлением своих экспансионистских притязаний радикальное толкование ислама. Эта сила была равно враждебна и прежнему СССР, и западному старому империализму. Она рассматривает их как двух хищников и стремится к мировому господству. До определенного момента эта сила выступала как союзник США в борьбе против СССР, но после раздела последнего, с одной стороны, продолжила агрессию против стран на территории СССР, с другой — перешла к борьбе против бывшего союзника — США и стран Западной Европы. Собственно к исламу — она имеет такое же отношение, как Гитлер к рабочему движению и социализму.
Россия подверглась агрессии, как в предыдущие годы Таджикистан, Югославия и Сербия. Как раньше подвергся агрессии Советский Союз. Путин год назад в скрытом виде признал это, впервые идентифицировав Россию не как "новое государство, образовавшееся на руинах тоталитаризма", а как "сохраненное ядро территории Советского Союза", "которое мы назвали Российская Федерация".
Год назад, действительно, более внятно, чем прежде, было обозначено, что в Чечне мы имеем дело не с "освободительной борьбой свободолюбивого чеченского народа против русского империализма" (который просто первым стал жертвой этой агрессии), не с сепаратизмом, а с отражением агрессии одного из субъектов мировой политики, короче — не с гражданской войной, а с отражением агрессии "одного из отрядов мирового империализма".
Путин был абсолютно прав, говоря, что противостоять такой агрессии могут лишь сплоченные нации, отмобилизованные и обладающие внутренним единством, которым Россия, конечно не обладает.
Путин формально был абсолютно прав, призывая к единству. Однако это единство было утрачено именно в результате политики последних полутора десятков лет, преемником которой объявляет себя Путин.
Но тогда он остается преемником той же самой политики раскола нации. Либо он признает себя таковым — тогда продолжает именно эту политику, либо он разрывает с ней, тогда он должен, с одной стороны, признать ее пагубность, причем не только раскола, как ее следствия, а самой этой социально-экономической политики, как причины этого раскола. Год прошел. Было время сделать выбор в этой дилемме. Готов он к этому?
Все, что произошло за этот год, заставляет усомниться в этом.
Что, по сути, было предложено конкретно по вопросу "Единства нации" и что было осуществлено?
Две меры. С одной стороны, якобы для укрепления роли политических партий сначала был предложен, и затем — и законодательно осуществлен переход к пропорциональной избирательной системе.
Причем здесь пропорциональная система? Вот нет ее ни в США, ни в Англии — и что, там нет контроля гражданского общества за властью? Или там нет сильных общефедеральных партий? Есть, — также, как и в ФРГ, где система пропорциональная.
Вопрос о том, как выбирать парламент — вопрос важный. Безусловно, тип избирательной системы влияет на конфигурацию партийной системы. И у пропорциональной, и у мажоритарной есть свои плюсы и минусы. И, вообще-то, пропорциональная действительно в целом демократичнее, поскольку допускает в парламент и партии, представляющие меньшинство, не имеющие шансов получить в парламенте большинство или приблизиться к нему.
Мажоритарная действительно, относительно менее демократична, поскольку в идеальном виде формирует сильную двухпартийную систему, заставляя все малые партии вливаться в ряды двух ведущих фаворитов, не оставляя им места в партийной жизни.
Но у нас-то и при смешанной системе есть монополизация контроля над Думой одним квазигигантом, созданным властью для контроля над обществом, но самой реальной властью не обладающим.
Кстати, действительно, распределяйся места в парламенте после последних выборов по принципам полностью пропорциональной системы, "Единая Россия" имела бы 240 мест, коммунисты — 100-120, ЛДПР — под 100.
Но нынешнее неравномерное распределение, когда одна сверхразлекламированная партия, представляя 18 % населения и 37 % голосовавших, контролирует две трети мест в парламенте — создана именно нынешней властью с использованием сугубо административного ресурса.
Путин признает или не признает, что эти действия власти были неправомерными и ошибочными? Для признания и исправления этой ошибки нужна не столько полная пропорциональная система, сколько просто проведение честных и справедливых выборов.
Если же выборы по новой системе будут происходить с той же долей честности, как по прошлой — результат будет одинаковым.
В принципе, пропорциональная система действительно вещь не плохая. При соблюдении двух условий.
Первое: если выборы будут происходить хотя бы с уровнем честности 1995 г. Если не будут давать разнарядки губернаторам, сколько кому голосов следует обеспечить. Если не будут вести информационно-административную войну против всех, кто власти оппонирует. Второе: Если партия, получившая большинство на выборах, получит право формировать правительство.
Последнее условие — самое главное. Еще раз: партия — инструмент для борьбы за власть. Сильный парламент, как и сильные партии, мы будем иметь только тогда, когда они будут иметь реальные властные полномочия.
В этом случае партии будут не просто декларировать свои принципы, они будут нести ответственность за проводимую ими политику. А граждане, по итогам этой политики, на следующих выборах будут решать, стала их жизнь лучше — или нет, соответственно, будут либо оставлять правящую партию у власти, либо менять ее на оппозиционную.
И в ФРГ, с пропорциональной системой, и в США, — с мажоритарной, партии объединяет не тип системы, а то, что они обладают реальной властью. В первом случае — через парламентское большинство, во втором — через выборы партийного президента, возглавляющего, по Конституции, исполнительную власть.
Введение пропорциональной системы, как ответ на террористическую угрозу — абсолютно бессмысленно. Если же учесть, что разговор о таком переходе власть завела еще за несколько месяцев до Беслана устами своего верного клеврета Вешнякова, — эта мера выглядит не как ответ террористам, а как использование властью трагических событий в Беслане исключительно как повод для еще большего укрепления контроля над властными институтами страны.
Такая спекуляция на гибели почти четырехсот человек, с одной стороны аморальна, с другой — заставляет предположить, что теракт пришелся как-то очень кстати для облегчения власти осуществления давно запланированных ею мер.
Единство в борьбе с агрессией необходимо для ее отражения. Это правда. Но в наших конкретных условиях — это единство кого с кем?
От политики последнего полуторадесятилетия проиграло большинство общества, выиграло подавляющее меньшинство. Около половины населения, по данным опросов, прямо признает свой проигрыш. Еще процентов тридцать его не осознает, но объективно относится к тем, кто проиграл. 10-15 процентов не проиграли и не выиграли, и лишь 5-10 процентов действительно остались в выигрыше.
Как мыслится единство проигравших и выигравших? В чем должен состоять их "консенсус"?
Да, есть большинство тех, кто поддерживает Путина и верит ему, единство условное и относительное, поскольку представители этого большинства в основном ждут от президента прямо противоположных действий. И есть меньшинство, те, кто не верит Путину и не поддерживает его.
Соотношение между ними поколебалось и в августе 2004, и в январе-феврале 2005 явно не в пользу власти.
Речь идет о чем? О единстве и первых, и вторых? Путин готов к единству с оппозицией, готов учесть ее требования в своей политике? Готов к коалиционному правительству с коммунистами? Прошедший год не дал никаких намеков на такую готовность.
Или речь идет о том, что те, кто поддерживает президента — это сплотившаяся нация, а те, кто не поддерживает — ее враги и пособники террористов и агрессоров?
Правда, президент, в качестве второй меры, предложил создание Общественной палаты, как места для широкого диалога и "места проведения общественной экспертизы тех ключевых государственных решений и, прежде всего, законопроектов, которые касаются перспектив развития всей страны, которые имеют общенациональное значение". И к ее созданию власть казалось бы и приблизилась. Только закон о ее формировании оказался таким, что практически весь ее состав именно самой властью и будет назначаться.
Вообще-то, местом такого диалога и такой экспертизы обычно является парламент. Для этих целей он, по сути, и создан. Значит, с одной стороны, создавая новый орган, Путин признал, что Дума такой роли не играет? Что нынешний парламент недееспособен?
С другой стороны, отличие такой палаты от парламента будет заключаться в том, что первая будет заниматься "диалогом и экспертизой", но не будет иметь права принимать решения, а второй будет принимать решения, но не будет представлять общество. Или, может быть, решения Общественной палаты будут считаться обязательными для парламента и правительства? Не лучше ли просто избирать дееспособный и полномочный парламент?
Вообще, если жизнь выявила необходимость учета широких общественных интересов и мнений, значит, президент признал, что принимаемые раньше решения таких интересов и мнений не выражали. Но ведь парламент принимал то, что готовила, практически, администрация президента. Не лучше ли просто изменить ориентиры ее работы? И отказаться от диктата над парламентом?
Зачем создавать еще один совещательный орган? У президента мало советников или они тоже "не в состоянии"?
Еще только придя к власти, президент разрушил и подавил региональную вольницу и автономию губернаторов. Он готов от этого отказаться и восстановить Совет Федерации в прежнем виде?
Нет, он еще больше урезал их роль, практически перейдя к их назначению. Президент назначает губернаторов. Губернаторы назначают Совет Федерации. Совет Федерации утверждает или не утверждает решения Думы, которую назначает Вешняков, которого назначает президент. И еще этот дважды назначенный Совет Федерации утверждает представленных судей всех высших судов, включая Конституционный, а заодно и Генерального Прокурора, то же представленного президентом.
Где здесь гражданское общество? В совещательной Общественной палате, или в воссоздаваемых добровольных отрядах охраны порядка? Или в отрядах "наших хунвейбинов", обученных ведению политической дискуссии с помощью бейсбольных бит?
Или призыв к единству — оказался всего лишь пропагандистским оправданием ужесточения "вертикали власти"?
Путин подавил партии гражданского общества — как левые, так и правые. Готов ли он вернуть им хотя бы то политическое значение, которое они имели на предыдущем этапе?
Путин, в разрез с волей большинства общества, разрешил куплю-продажу земли. Он готов заморозить эти решения и хотя бы вынести этот вопрос на референдум?
Путин практически запретил реальное проведение референдумов. Он готов восстановить статус-кво?
Путин продавил ущемляющую интересы значительной части населения "монетизацию льгот". Он готов отозвать свою подпись под этими законами? Он объявил их правильными даже перед лицом массовых протестов общества.
Путин готов восстановить НТВ в старом виде или хотя бы восстановить ТВС? Готов упразднить госрегламентирование на телевидении? Пока — к рукам президентских структур прибирается РЕН-ТВ.
Большинство в наших условиях само по себе противоречиво: большинство поддерживающих Путина едино в принятии его сравнительно патриотической риторики и полулевой фразы, но на деле отрицательно относится к его правой политике. Там, где в опросах людей спрашивают, поддерживают ли они президента, большинство отвечает положительно. Там, где спрашивают о поддержке его реальных действий — число положительных ответов сокращается вдвое.
Вряд ли единство нации возможно без устранения этого раскола — между левой фразой власти и ее правой политикой. Тогда надо либо политику привести в соответствии с фразой, либо фразы — в соответствие с политикой. То есть надо либо игнорировать ожидания масс, — и тогда о единстве говорить не придется, поскольку это будет означать разрыв с большинством общества. Либо разорвать с интересами властных групп — и тогда вступить в борьбу с ними.
Иначе говоря, даже априори не включая оппозицию в число предполагаемых к "единству", принимая установку на их окончательное подавление и исключение из политической жизни, придется чуть раньше или чуть позже встать перед проблемой нового раскола — уже в рядах этого "единства". А ведь речь идет не об одномоментном акте отражения агрессии, а о длительном периоде войны. Как справедливо сказал сам Путин: "Весь мировой опыт показывает, что такие войны, к сожалению, быстро не заканчиваются".
Уже год, начиная с августа 2004 года, социологические опросы показывают относительно небольшое, но системное падение рейтингов Путина по многим показателям, уже год сверкают зарницы разочарования в президенте.
Уже год, как Путин призвал к единству, намекнув, в частности, на вероятность нового курса. Какого?
Тогда, в его выступлении сверкнула среди прочего, еще одна интересная мысль: "Мы живем в условиях переходной экономики и не соответствующей состоянию и уровню развития общества политической системы".
Значит, очевидно, мы должны либо ликвидировать переходный характер экономики, и сомнительно, чтобы Путин взял курс на это, либо привести в соответствии с ней политическую систему. Это что значит?
В иной, еще памятной терминологии, переходный период между формациями требует диктатуры класса, осуществляющего создание новой формации. При "переходе от капитализма к социализму" это была "диктатура пролетариата". Поскольку сейчас мы имеем нечто вроде "перехода от социализма к капитализму" — и акция по "монетизации льгот это подтверждает", — то политической формой "адекватной" такому переходу должна быть "диктатура буржуазии". Однако буржуазии, как самоопределившегося и самоорганизовавшегося класса, мы, по ряду причин не имеем. Имеем мы коррумпированную государственную бюрократию. Поэтому мы обречены в какой-то мере на диктатуру этой самой коррумпированной государственной бюрократии, то есть диктат государственных структур, не подлежащих никакому контролю гражданского общества — ни его выигравшей от реформ "буржуазной", ни проигравшей "пролетарской" части.
Отдельно можно анализировать, хорошо это или плохо. Ясно, что в России сейчас что-угодно, только не "организованное, сплоченное гражданское общество", о котором неоднократно в течение года говорил Путин.
Да, Путин был прав: мы имеем дело с внешней агрессией. И вектор ее угрозы вовсе не ограничивается одной Чечней. И сегодняшний грузинский фашизм, и переворот на Украине, и наглеющие прибалтийские этнократии — все это вектора этой угрозы.
Да, Путин был прав: для ее отражения необходимо национальное единство, которого нет.
Только первая мера, которая нужна для такого единства — то, что принято называть "Правительством национального единства", то есть коалиционное правительство.
А вторая мера, которая нужна для такого единства — как минимум, отказ власти от ее социальной экспансии на права граждан, как политические, так и социальные, ее отступление на этом фронте.
Она к этому готова?
Путин почти все сказал правильно. Прошел год…
