Тот, кто спешит

Адвокат Ходорковского Юрий Шмидт утверждает, что в конце января в Москве (по месту совершения преступлений) может начаться новый суд над экс-главой НК ЮКОС.

В деле, как говаривал Большой Лебовски, вскрылись новые обстоятельства, и Михаилу Борисовичу по трем статьям (160 — «Присвоение или растрата», 174 — «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества», и 174.1 — «Легализация денежных средств или имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления») светит аж 22 с половиной года.

Адвокат, как ему и положено, наверное, сгущает краски, но факт есть факт: Ходорковский давно уже не в краснокаменской колонии, а в читинском СИЗО, следствие заканчивается, а значит, будет и суд. Вряд ли в январе: кому в Москве до президентских выборов нужны скандалы и пикеты? Не раньше апреля, конечно.

Но тут вот что интересно.

По делу ЮКОСа, расколовшему в свое время общество, существовал, как это ни парадоксально звучит, некоторый консенсус.

Во-первых, все, кроме самых уж ярых защитников олигарха, соглашались: как справедливо указывала еще книга «Акулы капитализма», посланная некогда О. Бендером А. Корейко, «все крупные современные состояния нажиты нечестным путем». Ходорковский со товарищи делал карьеру и деньги в девяностых, а это уже предполагает возможность (как минимум, возможность) любых преступлений — от мошенничества до заказных убийств.

Во-вторых, даже самые отчаянные апологеты путинского режима не скрывали: судят и карают Ходорковского, в общем, не за то, в чем обвиняют (и это делало бессмысленным любую критику доказательной базы обвинения — какая разница, что там за база?) Михаил Леонтьев, помнится, этот тезис прямым текстом озвучил на ОРТ: Ходорковский готовил ползучий государственный переворот, за что и поплатился.

Сейчас, в общем, не интересно спорить, готовил или не готовил. Не интересно также обсуждать ценность слов о диктатуре закона и построении правового демократического государства с учетом описанного выше странного консенсуса. Дело прошлое, выводы сделаны всеми заинтересованными сторонами.

Ясно также, что на условно-досрочное освобождение осужденному Ходорковскому рассчитывать не приходилось: судьбоносный период, выборы в ГД, затем — президентские, сложный процесс передачи власти… Кому нужен в Москве экс-олигарх, само имя которого для западной прессы — символ российских беззаконий? Даже и оппозиции не нужен: три с половиной человека, возглавляющие многочисленные партии, союзы и фронты, между собой договориться о сотрудничестве не могут, и появление еще одной фигуры, к тому же достаточно известной, пусть даже и без политических амбиций, на этом тесном поле только осложнило бы жизнь борцам против кровавого режима.

Не случайно о бедах Ходорковского давно уже перестала вспоминать профильная пресса. До последнего момента его судьба интересовала лишь друзей, родственников, да еще людей, слишком уж сильно травмированных баталиями осени-зимы 2003 года. Из числа разоблачителей психотронной артиллерии ФСБ.

И тут вдруг продолжение банкета — и кошмарный срок в перспективе.

На фоне гибели радиоведущего Бачинского — мелочи, конечно, но и совсем не заметить нельзя. Особенно с учетом общего согласия касательно того, что сидит Ходорковский вовсе не за то, за что формально осужден. Если сроки увеличивают — значит это кому-нибудь надо. Кому? Зачем?

Вменяемых версий немного, но они есть.

Версия первая: «диктатура закона». Во власти ведь тоже люди: угроза олигархического переворота ликвидирована, а неприятный осадок остался. Хорошего человека усадили на восемь лет, не особо заботясь об обоснованности решения. С Запада, опять же, кивают нервно: что ж вы, мол, так? А там, как ни крути, личные счета в банках и запасные аэродромы, при всей стабильности и суверенности богоспасаемого отечества. Вариант избавления от неприятного осадка — как раз-таки озаботиться пресловутой доказательной базой, не выпускать же его, не извиняться! Надо, значит, усадить понадежней, но уже за дело. Так, чтобы судебные решения соответствовали преступлениям (здесь снова напомним о консенсусе — богач эпохи первоначального накопления капитала, скорее всего, совершал разнообразные преступления). Заинтересованные наблюдатели, обдумав информацию о новом витке «дела ЮКОСа» — при том, правда, что и ЮКОСа с декабря прошлого года не существует, — скажут: никакого политического смысла заново судить Ходорковского нет. Значит, теперь, наконец-то, судят за дело. И успокоятся окончательно.

Версия вторая: «силовики пишут письмо Медведскому султану». После того, как определился преемник, появилась почему-то (среди овощей, варящихся в политической кухне) мысль, будто преемник оный, являясь «либералом» (кавычки тут принципиальны, поскольку имеются в виду не политические взгляды, а принадлежность к одной из околопутинских тусовок), если уж не первым, то пятым делом выпустит Ходорковского. Приходилось такое слышать даже от представителей самой что ни на есть непримиримой оппозиции. С учетом всего этого активизацию «дела ЮКОСа» можно рассматривать как сигнал от пресловутых «силовиков», обращенный к самым разным целевым аудиториям. «Либералам» говорят: не спешите нас хоронить. Представителям бизнеса, которые, вроде бы, в последнее время пытаются как-то прощупывать почву на предмет дозволительности занятий политикой, сообщают: дойные коровы, питайтесь обильно, но место свое помните и в пастухи не метьте. А оппозиции разъясняют: да, вы не ошиблись, не надейтесь, — будет весело и страшно.

И есть еще третья версия, возможно, самая реалистичная. Назовем ее «глубоко личное».

Говорят некоторые граждане, претендующие на причастность тайнам, что между действующим пока президентом и бывшим олигархом пробежала черная кошка, еще когда олигарх был самым богатым человеком страны и посещал нерегулярные, но статусные «встречи главы государства с лидерами бизнеса». Вел он там себя, что ли, недостаточно почтительно. Величия момента не ощущал. «Взгляд имел дерзкий», — как сказали бы уличные охотники за мобильными телефонами. За что, помимо прочего, и поплатился.

Мелкие подлянки, которые Ходорковскому организовывались уже в колонии неоднократно, наводили на мысль, что кто-то очень-очень влиятельный просто мстит ему, вымещает личную неприязнь, старается дожать, довести до состояния забитого и получеловеческого.

А теперь этот самый очень-очень влиятельный некто вынужден торопиться — времени осталось немного, скоро он станет просто влиятельным или случится еще что-нибудь похуже.

Вот он и спешит.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram