Национализм и факторы глобальной конкурентоспособности

Обновленное человечество и новая нация

Инновационная активность, расширяющая пределы технического, привела к расширению духовного ресурса человечества и доступа к нему все большего количества людей с любой точки земного шара. Человечество в очередной раз получило шанс на снижение конфликтности своего развития и на улучшение положения в мире в целом. В то же время неизменно сопутствующая всей истории человеческого рода ожесточенная внутривидовая конкурентная борьба обрела новые формы. Лавинообразный рост количества межчеловеческих интеракций, связанный с развитием современных средств связи, существенно расширил поле этой борьбы, сделав одновременно её средством и фетишем: символы, знаки и образы.

Одновременно перекос роста и миграции народонаселения и кризис невозобновляемых ресурсов, который за несколько лет стал доминантой настроения политиков и обывателей, толкают к антагонистической конкуренции в традиционной сфере борьбы за ограниченные ресурсы. В связи с тем, что объем разведанных ископаемых растет незначительно по сравнению с темпами роста их потребления, ситуация здесь постепенно возвращается к традиционной схеме "игры с нулевой суммой", когда выигрыш одних в виде контроля за ограниченными ресурсами, означает неизбежный проигрыш других с очень высокими ставками для будущего крупнейших наций. Мировая энергетическая экономика, напряженная игра за получение энергетических ресурсов путем взаимообменов и интеракций, превратилась из "рынка продавцов" в "рынок покупателей", то есть типичную "экономику дефицита", как бы шагнувшую из советского прошлого в "светлое будущее". Проиграв битву за СССР, советский "рынок дефицита" неожиданно для всех победил на энергетическом поле в мировом масштабе!

Такова подоплека, на которой разворачивается борьба между современными нациями в глобальном масштабе. Между тем, вслед за изменением еще недавно казавшихся незыблемыми представлений о человечестве, меняются и представления о том, что такое нация.

В этой борьбе каждая нация пытается обрести свою нишу в соответствии со своими размерами, привычками и способностями. Зачастую нации неуспешные в одних начинаниях оказываются весьма успешными в других, не менее важных. Так что пытаться обмеривать все нации по "единым стандартам" — это все равно, как пытаться оценивать яблоки по критериям апельсинов: яблоко всегда будет казаться уродливым и некондиционным, если пытаться отыскать в нем апельсиновый вкус и оранжевую кожуру.

В то же время такое разнообразие национальных склонностей и привычек приводит к тому, что сильнейшие нации вступают борьбу за установление в мире наиболее дружественной системы ценностей и институтов, которая размечала бы глобальную игру в оптимальном для них формате, и одним уже своим существованием давала бы им дополнительные "очки". В связи с недопустимо высокой разрушительной способностью современных видов оружия массового поражения, в дополнение к обычным и высокоточным вооружениям борьба за такой передел (не только от "переделить", но и от "переделать") идет с широким привлечением невоенных средств.

В этой связи остро стоит вопрос о совершенствовании таких альтернативных, мягких форм борьбы, которые отличаются от классического инструмента прежних мировых войн, как нынешние пиар-кампании и судебные разбирательства от уголовных войн 1990-х. Вопросами совершенствования методов коллективной борьбы в условиях глобальной конкуренции и посвящено это исследование.

Проблема национальной демаркации

Это — прежде всего проблема самого существования нации, о котором можно говорить только после того, как проведена категоризация и установлены принципы идентификации. Однако проблема демаркации — это также проблема национальной эффективности, от решения которой зависят шансы на выживание нации и занятие ею достойного места в мире.

Начнем с того, каким не может быть эффективное человеческое сообщество. Любое организованное сообщество людей в современном мире может быть эффективно только в том случае, если оно построено на принципе обусловленной свободы. Он означает сочетание в себе элементов открытости с элементами контроля собственного состава: как правило, в такое сообщество возможен определенным образом обусловленный вход, и свободный выход, который, однако, тоже имеет свои правила. Сообщество, основанное на внешней по отношению к человеческой личности предопределенности, не может быть эффективным, поскольку недостаточно стимулирует личностную активность и инициативу.

В связи с этим мы беремся утверждать, что никакой генетический маркер "этничности", включая происхождение родителей, не достаточен для того, чтобы сделать человеческое сообщество (а значит и "нацию", "народ") эффективным, поскольку он не обеспечивает реализацию принципа обусловленной свободы выбора. А неэффективная нация не будет конкурентоспособна и не оправдает человеческие вложения в неё.

Многие авторы следуют традиционному разделению понятий "национального" и "этнического", "нации" и "народа", "народности", противопоставляя их. На самом деле невозможно транспонировать без потерь и искажений европейское понятие "нации" на русскую лингвистическую почву. Фактически при "заимствовании" этого слова был искусственно "сконструировано" некое семантическое поле, отличающееся от аутентичного слова "народность". Нужно ли было такое нововведение? Никто пока убедительно не доказал, что это нужно, поскольку остается открытым вопрос: "А почему надо было заимствовать именно из европейского словаря? Давайте для разнообразия приведем близкие по своему значению слова из китайского, арабского или иврита и попытаемся и им найти место в политическом лексиконе русского языка!"

На самом деле в родном языке не одно, а как минимум три слова, обозначающие близкие понятия и могущие заполнить необходимые семантические пустоты: "народ", "народность", племя". Так зачем еще одно, европейское, из-за которого столько споров?

Фактически введение слова "нация" в свое время означало победу европоцентризма над русской аутентичностью, и если бы этого заимствования не произошло, если бы в русском, как в китайском, арабском или иврите, для обозначения наиболее важного человеческого коллектива были просто сохранены аутентичные слова, русская политическая наука ничего бы не потеряла. Наоборот, она даже была бы избавлена от бесконечных пустопорожних споров о словах. Но и теперь увязнуть в борьбе за потертые знамена было бы бездумной тратой времени.

Не существует также никакого "объективного" или "наиболее правильного" по независящим от сознания обстоятельствам определения нации (народа). В любом случае нам придется сделать носящий элемент произвола выбор между несколькими вариантами, но затем полностью быть ответственным за последствия сделанного. На наш взгляд, имея в виду нацию, следует говорить о важнейшем и наиболее актуальном для нас человеческом сообществе, построенном на принципе духовной связи между своими членами и встроенном в иерархию других сообществ. В потенциале оно способно включить в себя все социальные классы, социальные слои, экономические, военные, культурные и политические структуры. Это сообщество меньше цивилизации, но больше отдельного социального слоя. Как следствие, нет никакой необходимости ограничивать определение такого сообщества рамками отдельных государств, поскольку его единство носит неформальный, небюрократический характер.

Но какое место в иерархии сообществ оно займет? И сколько вообще ступенек должно быть в возводимой нашим склонным к произволу сознанием иерархии человеческой организации?… Возможных ответов на этот вопрос опять же не два, а гораздо больше. Так что лучше всего говорить о сути, — как должно выглядеть это важнейшее объединение, — чем о том, как его назвать. А уж тем более как это будет называться: "нация", "народ" или "народность" — не имеет принципиального значения. Таким образом, правильным ответом на вопрос "Нация или народ?" будет следующий: "народ или нация"… Но иметь при этом в виду, что кроме следования традиции, нет никакой безусловной необходимости в употреблении этого иностранного заимствования.

Однако, переходя к сути, к вопросу о том, чем должен являться русский народ (русская нация), следует правильно сформулировать вопрос, так чтобы было ясно, по крайней мере, зачем на него нужно отвечать. Этот вопрос очевидно должен быть актуален, но для кого и для чего? Итак, формулировка вопроса: как должна выглядеть русская нация (народ), чтобы занять достойное место в мире, превратиться в "нечто", соответствующее ожиданиям русских людей? И тут сразу возникает следующий вопрос: кого считать русским?

Генетическое или духовное?

Представим ситуацию, которая, кстати, не настолько редка, как можно подумать: в роддоме акушерка спутала бирки, и в чисто русской семье оказался ребенок совершенно других национальных "кровей" — например, немец. Этот ребенок воспитывается, вырастает, но ни он сам, ни его родители не знают о его истинном происхождении. Кто этот ребенок по национальности, немец или русский? Если мы ответим — "русский" — это будет правильным ответом. Ведь его родной язык — русский, он — считает себя русским, его также считают русским.

Никаких препятствий тому, чтобы считать его русским ни у родителей, ни у общества не имеется. Напомним, что у общества отсутствует информация о его "истинном" происхождении. С другой стороны, при таком отсутствии информации у этого человека нет никаких оснований считать себя немцем, несмотря на "объективное" происхождение от немецких родителей, которое, однако, не актуализировано в общественном сознании.

Но существует ли вообще "объективный", не зависящий от факторов общественного сознания, ответ на этот вопрос? Допустим, в один прекрасный день возникают сомнения, проводится генетическая экспертиза, и у уже выросшего человека находятся его биологические родители. В этот момент ситуация несколько изменяется: у человека, который узнал о себе нечто, чего не знал до сих пор, появляется определенный выбор: он может продолжать считать себя русским, но может захотеть начать считать себя немцем на основании принципа генетического происхождения от родителей-немцев. При желании он может также добиться того, чтобы в Германии, например, его признали немцем — это позволяют немецкие законы. Он также может выучить немецкий язык и принять германское гражданство, — то есть, он может при желании стать немцем во всех смыслах этого слова.

Этот пример мы привели для того, чтобы показать, что этническое детерминировано не биологическим или генетическим, а в конечном итоге — всегда "духовным" и "социальным" содержанием. В тех же случаях, когда биологическое происхождение влияет на "этническое", это влияние не непосредственное, а опосредовано вполне конкретными и исторически изменчивыми человеческими представлениями об этом самом "этническом". Никакого "происхождения", никакой генетики, автоматически определяющих этническое состояние нет и быть не может, поскольку — этническое есть сам по себе факт человеческого сознания. Причем всякое влияние фактов генетики и биологии на "этническое состояние" опосредовано общественным мнением: в обществе, в котором такие признаки, как цвет кожи, волос, разрез глаз считаются факторами этничности, они и будут таковыми. В другом обществе, в котором в общественном сознании закрепился иной стереотип, они не будут играть соответствующей роли.

Усложним нашу ситуацию: пускай ребенок, которого растят родители в чисто русской этнической среде, отличается от своих сверстников цветом кожи или разрезом глаз. В этом случае он будет выделяться из их числа. Можно сформулировать и иначе: его "нерусское" или "не чисто русское" генетическое происхождение будет очевидно окружающим, а с его собственным личностным созреванием — и ему самому. Однако, что тут первично, а что вторично? В каждом обществе существуют свои стереотипы восприятия антропологического типа, характерного для собственной этничности. И если "русскость" этого человека будет отвергнута, то причиной этому будет соответствующий стереотип национальной самоидентификации, а не какое-то "объективное" наличие или отсутствие "нужных" генов. Этот стереотип, кстати, гибок, и уже неоднократно изменялся, если мы говорим о том, кого считать русским. В этом стереотипе вопросы расы то и дело менялись местами с вопросами веры. Теперь в него начал входить и новый фактор гражданства, но только, как один из факторов.

Говоря об относительной ценности этих факторов, не следует "забывать" и о ближайшем будущем: о том, что возможно уже в ближайшие десятилетия станет возможным не только программировать пол ребенка, но и его цвет глаз и другие расовые признаки, что сделает расовые факторы менее значимыми, чем они суть являются на сегодняшний день. То, что становится с каждым днем все более значимым, — это такая разметка этнической демаркации, которая делала бы нацию конкурентоспособной.

Детерминированное или свободное?

В настоящее время в русской среде идет борьба за утверждение новых критериев национальной демаркации. В этом наборе конкурирующих между собой доктрин следует различить детерминистские и индетерминистские. К детерминистским взглядам на национальную идентификацию следует отнести любые попытки полностью определить этническое через факторы, лежащие вне обладающего свободой воли человеческого сознания. Будь то генетическое определение или место рождения, — это всё разновидности детерминистских взглядов на этническое.

Другой подход: чисто индетерминистский. Сюда следует отнести попытки построить идентичность на основе или хотя бы с учетом собственного решения самой личности. Например: "русская нация — это множество людей, считающих себя русскими". Этот подход лишен многих недостатков детерминистского подхода, однако, имеет свои собственные слабости. Основная слабость: слишком легко получается стать русским, достаточно себе сказать "я – русский". Очевидная опасность инфляции принадлежности к русской этнической общности, что угрожает нестойкостью такой общности и дальнейшим распадом.

Поскольку русские существуют не в отрыве от других наций, а в тесном соперничестве, мы должны учитывать, как эта идентификация происходит у других наций. В условиях глобальной конкуренции сам принцип национальной самоидентификации является атрибутом конкурентоспособности и нуждается в постоянной доработке и доводке с тем, чтобы выполнять свою роль в деле национальной консолидации наилучшим образом. Поэтому, прежде чем говорить, плох он или хорош, нужно, во-первых, сравнить с тем, как национальная демаркация осуществляется у других наций, а во-вторых, — проанализировать его с точки зрения национальных задач собственно русской нации. То, что о национальных задачах можно говорить еще до того, как проведена демаркация самой нации, может показаться кому-нибудь необычным, однако логикой это не запрещено.

Если говорить о других, то ни для одной из известных успешных наций, составляющих группу наиболее конкурентных, мы не найдем признанных критериев самоидентификации только на основе личного решения личности. В США кроме желания стать американцем основополагающим критерием является необходимость приобретения гражданства, которое невозможно получить только лишь по желанию, для этого следует пройти общественно-приемлемую процедуру получения американского паспорта. В большинстве европейских наций дело еще сложнее: по сути, недостаточно получить британское гражданство, чтобы стать англичанином. Можно, например, родиться в Соединенном Королевстве, но до конца жизни остаться ирландцем. С другой стороны, можно быть немцем, плохо зная немецкий язык и родившись в России в семье родителей-немцев, это также дает право на получение гражданства, которое в Германии в отличие от США является лишь вторичным критерием для того, чтобы быть немцем. В Израиле установление национальной принадлежности тесно связано с религиозной идентификацией и доверено институциональной религии. Но в любом случае невозможно стать немцем, американцем или евреем просто по одному своему желанию.

Как видим, в наиболее устойчивых и конкурентоспособных национальных организациях установлена общественно-приемлемая процедура признания национальной самоидентификации. Очевидно при этом, что юридические аспекты такой процедуры вторичны, а первично то, что эта процедура существует в общественном сознании в виде определенного стереотипа того, кого считать "своим". Попробуем разобраться, каким образом эти установки могут влиять на конкурентоспособность нации.

Задумаемся, почему в любой уважающей себя компании существуют строгие правила приема? Представим, если бы их не было, и каждый, кто в какой-то момент посчитал себя служащим компании "Боинг" или "Тойота" смог бы прийти в эту компанию, влиять на ее работу и решения. Такое невозможно себе представить, поскольку очевидно, что компания вскоре разорилась бы: стабильная работа компании возможна только при ограниченном входе. Более консолидированные и организованные компании направили бы своих эмиссаров, чтобы сознательно уничтожить конкурента изнутри. Но то же самое можно сказать и о нации: превращение ее в проходной двор сделало бы ее неэффективной и неконкурентоспособной. Очевидно также, что нации, где этот фактор не учитывался, проигрывали конкурентную борьбу и разрушались, а на их место становились более консолидированные и организованные нации. Эта борьба за существование и привела к той картине национальных организмов, заботящихся о своей гигиене, которую мы теперь наблюдаем.

При аналогичном "принципе ограниченного входа", мы, однако, наблюдаем, разные способы его осуществления. Какой же принцип подошел бы русской нации более всего? Перед русскими долгое время не стоял вопрос "ограничения входа" столь остро: быть русским было "невыгодно", и поэтому мало кто пытался им стать. В лучшие же времена Российской Империи существовали определенные ограничения: так, чтобы пройти русификацию и получить русское подданство от иноверца требовалось принятие православия. В СССР эта форма русификации была отвергнута во имя создания новой нации по принципу гражданства по факту места рождения, очень похожему на американский. Однако проект провалился, но принцип автоматического получения российского гражданства по факту территориальной прописки был в новой России сохранен. Других механизмов, претендующих на роль способа определения "русскости" до сих пор не создано. Вместе с тем закрадывается мысль, что в основе неэффективности современных российских общественных и экономических институтов является неэффективность национального организма (в том виде, как он теперь существует), как такового. Теперь в связи с признаками возрождения русского национального проекта появилась необходимость восстановления границ нации. Но насколько целесообразно восстановление его в том виде, в котором он существовал столетие назад?

Церковь считает, что это возможно, если судить по предлагаемому в последнее время русской православной церковью принципу "православия по происхождению". Так патриарх Алексий, например, использует именно этот термин, когда говорит о недопустимости крещения по католическому обряду русских "православных по происхождению" детей. Эту идею можно понимать следующим образом: "русским может считать себя каждый, предки (или хотя бы один из известных предков) которого являлись членами русской православной конгрегации". Чтобы этот принцип не вырождался в полный детерминизм, следовало бы, конечно, его дополнить. Например, так: "…За исключением тех, кто принял по собственному желанию иную веру или не желает, чтобы его считали русским".

Это определение довольно широко, и, очевидно, включает в понятие "русский" и большинство малороссийского и белорусского населения, русского населения ближнего и дальнего зарубежья. В это число входят и люди неверующие, или, как предпочитает их определять церковь, — "не воцерковленные", ведь от них не требуется воцерковления, как предварительного условия признания "русскости". Таким образом, оставляется простор и довольно широкая основа для новой русской консолидации без излишнего отбрасывания миллионов "соотечественников", но и без полной этнической вседозволенности. Недостаток концепции, обратная сторона её достоинства, — это религиозная составляющая, могущая быть неприемлемой для значительного числа русских. Ведь очевидно, что без принятия твердым большинством светского населения укоренение такой концепции в сознании народа невозможно.

Также остается фактом, что общество и власть весьма вяло отреагировало на соответствующие заявления отца Кирилла. Ни одна из формулировок не вошла, например, в вышедший недавно президентский указ о программе "добровольного переселения соотечественников", так что осталось неясным, кто такие "соотечественники" вообще. Альтернативные светские формулировки понятия кого считать "соотечественником" или русским также не были предложены государством. Такая неясность, кстати, обязательно станет основой для бюрократической неразберихи и чиновничьего произвола.

Следующая неясность, оставленная отцами РПЦ без ответа: можно ли стать русским, приняв православие (даже у колен священника РПЦ)? Предположим, ответ будет "да", достаточно ли его будет для общества, чтобы считать, скажем, православного китайца русским?

Учитывая малый интерес русских политических кругов к проблеме национальной демаркации, она решается стихийно, в процессе "разруливания" межэтнических проблем на улицах российских городов. В отношении своей "кадровой политики" нация все больше походит на плохо управляемую корпорацию, где официальное руководство занято представительством и правильным распределением прибыли, а производство организуют кое-как сами рабочие и техники. Руководство же осознает, что ничего не понимает "в производстве", и поэтому предпочитает не соваться в "цеха" вообще, "чтобы не навредить" (В. Путин).

Национальная дисциплина

В то время, как акцент в глобальной конкуренции между крупнейшими игроками все больше делается на применение мер мягкого воздействия на конкурента, таких, как политико-дипломатические нажим, пропаганда и экономика, все острее встает вопрос о способах поддержания национальной дисциплины и совершенствование национальной организации. При этом классические меры поддержания — бюрократические, юридические, силовые, все чаще дают сбой. Кроме того, зачастую их применение только ухудшает ситуацию, облегчая конкуренту возможности находить трещины в национальном организме, углублять противоречия внутри него и вербовать инсайдерских союзников, проводников инонациональных интересов. Меры централизованного "бюрократического" противодействия таким угрозам носят контрразведывательный, контр-террористический характер, однако, оставаясь в рамках юридических ограничений, не дают обществу инструментов, чтобы оно могло оперативно нейтрализовать другие важные классы внутренних угроз. Встает вопрос о механизмах защиты общества против такого рода давления и о реализации права нации не зависеть от доброй воли и манипулятивной оценки внешних сил.

Одним из ответов на угрозы информационно-идеологического класса может стать общее снижение чувствительности к информационному давление извне. Этот механизм может быть реализован за счет укрепления здоровой системы "фильтрации мнений", запрограммированной в самом общественном сознании и не нуждающейся в дополнительной бюрократической организации. Одновременно подобная система фильтрации не должна превращаться в тотальную оруэлловскую самоцензуру, иначе живой источник национального самодвижения будет утерян, а в самой России теми идеалами, которые в первую голову будут подавлены на радость глобальным конкурентам, окажутся "напрягающие" государственную бюрократию националистические идеи.

Таким образом, общественное сознание должно оказаться способным с одной стороны узнавать и обезвреживать распространение опасных для общества идущих извне информационных "волн", не теряя при этом способности к инновационному движению идей, рожденный внутри него самого. Что ни говори, задача выглядит сложной. Полуинтуитивно, возможно даже случайным образом, многие народы наткнулись на спасательный круг, и русским остается прилежно выучить свою и чужую историю…

Если проанализировать, что общего между такими успешными в разных смыслах народами, как евреи, немцы, англосаксы, обращает на себя внимание весьма специфическая черта в их национальном сознании: на другие нации они смотрят немного свысока, в душе считая свою нацию, причем именно в культурном отношении, выше других. Ни для одной нации, добившейся высокого уровня жизни и высокого рейтинга, не было характерно ни в прошлом, ни в настоящем преклонение перед иностранными моделями развития. Скорее — общим для всех них является сравнительно повышенная национальная замкнутость в том, что касается формирования собственной системы ценностей и творческой работы интеллектуальной элиты. В особенности же речь идет о чрезвычайно высокой национальной самооценке, которая часто воспринимается окружающими, как "завышенная", поскольку далеко не всегда соответствует положению данной нации в мировой иерархии в каждый конкретный исторический период.

Идея национальной исключительности

Соревновательность отношений между людьми заставляет их объединяться в самые различные коллективы: цеха, фирмы. В традиционном обществе это было соперничество между родами, фамилиями, племенами. В современном обществе выяснилось, что наиболее конкурентоспособным объединением является открытые человеческие объединения. Эта открытость позволяет людям более свободно, хотя и не полностью произвольно, самим определять свое место по своим склонностям, а значит, играть свою роль более эффективно и с большим желанием.

Какова тогда должна быть идейная разметка политики национального строительства, чтобы она оказалась успешной? Возвращаясь к истокам формирования наций, следует указать на тесную связь процессов национальной консолидации с конкурентной внутривидовой борьбой, которой пронизана человеческая история. В результате успешных попыток европейского (Великобритания, Германия), а также азиатского (Израиль, Иран) национального строительства выяснилось, что консолидированная нация может с успехом стать эффективной "боевой единицей".

С успехом строительства "национального идентити", как такового, связаны также успехи государственного и экономического строительства. В двух случаях — Германия и Израиль — строительство нации предшествовало строительству централизованного государства. Характерно, что во всех случаях успешных наций сознательная государственническая деятельность питалась энергией коллективного единения на основе признания своей национальной исключительности. Это чувство было прежде хорошо развито и у русских — до тех пор, пока вмешательство новых идеологий не затуманило национальное сознание.

Касательно чувства национальной исключительности, если покопаться в его истоках, выясняется, что появилось оно не на пустом месте. Это чувство выросло из других, подобных ему эмоций. При ближайшем рассмотрении оно оказывается родственным чувству самоуважения человеческой личности, которое в стремлении к своему постоянному росту и воспроизведению, старается опереться на коллектив единомышленников.

Согласно теории "социального идентити" личность старается сохранить и увеличить положительные ощущения, вызванные чувством принадлежности ее к определенному социальному коллективу, в данном случае, — к нации. Как показали психологические наблюдения, стремясь к этому, личность проявляет активность, направленную на укрепление своего коллектива и на повышение его статуса (De Cremer, Vanbeselaere, 1999). Участвуя в делах коллектива, его члены стремятся надежнее провести демаркацию своего коллектива с другими группами, и улучшить позицию своей собственной группы (Brewer, 1979). Переходя к разговору о нации, можно сделать вывод, что людям свойственно стремиться к более позитивному восприятию своей нации, по сравнению с другими, и если эта склонность искусственно подавляется, нация становится неустойчивой. Кроме того, индивидуальная самооценка личности прямо зависит от статуса его группы в межгрупповой иерархии (Abrams, Hogg, 1988; Messick, Mackle, 1989; Hogg, Sunderland, 1991), и если нация находится в бедственном положении, личностная самооценка (self-esteem) ее членов падает.

Согласно современному подходу, эту личную самооценку, соответствующую "чувству собственного достоинства", можно рассматривать, как «социометр» — социальный барометр, наблюдающий за реакциями окружающих с целью определения вероятности остракизма и социальной изоляции. Однако в ходе других исследований выяснилось, что слишком "чувствительная" калибровка этого инструмента, ведущая к заниженной самооценке, ведет также к проблемам социальной адаптации, увеличивая вероятность социальной изоляции.

Хотя мета-анализ, проведенный в последнее время по результатам множества исследований, показал, что искусственное повышение личностной самооценки не приводит к существенному увеличению показателей карьерного или производственного успеха, в других исследованиях доказано, что в области человеческих коммуникаций люди с низкой самооценкой имеют меньшие шансы на расширение круга своих контактов. Люди с более высокой самооценкой существенно легче завязывают дружеские отношения, адекватнее реагируют на предосудительное поведение в их адрес, и эффективнее улаживают конфликты. И наоборот, низкая самооценка не просто мешает развитию межличностных контактов, но и те, кто затрудняется их развивать, чаще других становятся жертвами агрессии и недружелюбия. Люди, как оказалось, способны развивать устойчивые дружественные отношения на основе уважения ближнего, если уверены, что и к ним относятся с уважением. Излишняя подозрительность людей с низкой самооценкой, которым трудно поверить, что к ним могут относиться хорошо, не способствует расширению социальных контактов.

Характерная для России слабость горизонтальных социальных связей и общественной самоорганизации и взаимовыручки также можно увязать со слабым образованием социальных связей из-за низкой индивидуальной самооценки. Будучи порожден сниженной самооценкой, низкий уровень доверия между членами общества сам по себе начинает влиять отрицательно на способность его членов организовываться для защиты собственных интересов. В условиях инновационной экономики важным также становится то, чтобы люди из-за своей низкой самооценки не боялись проявить инициативу. Люди с более высокой самооценкой имеют также свойство чувствовать себя более счастливыми, чем люди с низкой. Таким образом, повышение индивидуального самоуважения способствовало бы повышению совокупного качества жизни.

Коллективная самооценка — следующая, более высокая ступень само-осознания. Уровень коллективной самооценки определяется по Шкале коллективной и расово-специфической самооценки (CSES). В этот показатель аддитивным образом входит и уровень значимости коллектива (или расы) для самой личности.

Одно из исследований, проведенное на американском материале с использованием данной шкалы показало, что у представителей американских белых высокий уровень коллективной, в том числе расовой, самооценки не является залогом высокого уровня "психологической удовлетворенности", куда входит кроме всего прочего и высокая личностная самооценка. Низкая оценка своей расы нередко сочетается у белых американцев с высокой оценкой своей собственной личности. В то же время у выходцев из азиатских стран зависимость между индивидуальной и коллективной самооценкой очень сильна. Российский материал не был включен в эти исследования, однако можно предположить, что русские по важности коллективной расовой самооценки в сознании личности займут промежуточное положение между американскими белыми и азиатами.

Большинство ученых продолжает считать, что уровень коллективной самооценки продолжает играть значительную роль в социальной жизни. Для русских ощущение общей идентичности и ее ценность повышает уровень доверия, а значит, — оптимизирует коммуникативные процессы, увеличивает доверие между людьми и облегчает межличностные контакты. Это косвенно может также оказать воздействие в сторону снижения уровня преступлений, совершенных русскими по отношению к русским.

Обобщая то, что нам известно об индивидуальной и коллективной личностной самооценке, можно сделать дополнительные выводы: нация с преобладанием низкой самооценки очевидно готова терпеть большие неприятности от своих соседей, и страдать от агрессии. Такой нации труднее добиться сострадания от "международного сообщества" также вследствие коммуникативной слабости позиции с низкой самооценкой. Способность к эффективному расширению и использованию полезных связей, соответствующая потенциалу "мягкой силы", также страдает от низкого уровня национальной самооценки.

Вопросы демографии также тесно связаны с уровнем национального самоуважения. Ведь в настоящее время, русский народ не досчитывается миллионов членов — не меньше, чем из-за снижения рождаемости. Русские люди бегут из России, желая поскорее перестать быть русскими! Очевидна необходимость срочных мер по повышению статуса "русскости" с целью предупредить истощение и распад русской идентичности.

В настоящее время в связи с развитием глобальных коммуникаций не столь важно, чтобы русские жили только в России, сколько, чтобы вне зависимости от местожительства, они стремились оставаться русскими и сохранить связь с мировой русской общиной и Россией. Мировое русское единство невозможно укрепить без повышения статуса России и "русскости" в мире.

Командный дух

Феномен ответственности личности за статус всей группы и за положение каждого ее члена можно было бы назвать "командным духом". Исследован

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram