Коммунизм – азиат в европейском наряде

Теория коммунизма, как мы превосходно знаем, возникла в европейском пространстве и европейском сознании. Задолго до того, как изобильно подкармливаемый Фридрихом Энгельсом Карл Маркс разродился чудовищным волюмом «Капитала», призрак в саване уже бродил по Европе, пугая и Ситэ, и Сити, и Вазастан.
 
Помнится, автору этих строк потребовалось в свое время сдавать дисциплину под названием «научный коммунизм». Что делать, как спросил бы Чернышевский. Пришлось написать памфлет о двух Фомушках, которые так и остались неверующими: Море и Кампанелле.
 
Выше, конечно, сказано для красного словца. Верующими эти Фомы всё ж были оба, Мор, помнится, считал даже, что совсем уж атеистов можно и в правах поразить. (Что по меркам времени логично – ибо где гарантия их честного слова? Ежели нет «ничего святого», так оно и нет). Так или иначе, но темой памфлета автор выбрал развитие идей, доказывая, что более поздний деятель превосходит, кто б сомневался, более раннего. Так, к примеру, в вопросах личной жизни Мор еще подвержен самым церковно ретроградским предрассудкам, вверяя столь государственно значимое дело инициативе самих граждан. Недоработка! Кому с кем …эээ… воссоединяться, это должны решать ответственные старшие товарищи. И чтоб худые с толстыми, а высокие с низкими. Это, товарищи, в самом деле продуктивный подход. И прогрессивный. А детей чтобы обобществить.
 
Надо бы поискать в пыли антресолей, да перечесть. Помнится, мы здорово хохотали над моим памфлетом перед экзаменом. Может статься, и неплохо написано. Дети-то мы были неглупые.
 
Глупыми были преподаватели известных дисциплин: мое произведение увенчала жирная «пятерка». (Что, конечно, веселья ещё прибавило). Впрочем – а впрямь ли они были глупы, эти работники идеологического фронта в период раннего Горбачева? Было оно им надо – связываться с этой наглой юной фрондой (наш курс был еще и – московский набор)? Не проще ли – «не понять» издевок, проглядеть скорей всю эту толстенную кипу работ, расписаться в ведомости – и кому к детям, кому к внукам?
 
Идеология издыхала. Жрецы ее напоминали монгольских монахов, каких видал мой отец в пустыне Гоби: неграмотных, не знающих тибетского, бормочущих наизусть свои мантры-шамантры, не особо вдаваясь в ускользающий смысл.
 
Это сегодня Ильич вновь лезет из мавзолея. Тогда лежал тихо.
 
Но мы сейчас не об Ильиче, этом кудеснике метаморфоз, а все же о теории. Марксизм, коммунизм – всё это вылупилось в Европе. Но нет ничего более чуждого европейскому духу, нежели это учение.
 
Что мы назовем здесь «европейским духом» (понятие может вмещать очень многое)? В данном случае – присущий европейцу индивидуализм. Постижение ценности и глубин единственной личности, отражение макрокосма в микрокосме. Европа началась с философии, с безумцев досократиков, что обули воистину одну только ногу, шагнув ею в новое пространство. Необутая нога еще стояла на старой земле: еще женщина не почиталась личностью, еще не смела высунуть носа из женской половины дома, а в случае материальных затруднений, либо просто плохого настроения главы семейства, новорожденную девочку не считалось зазорным выбросить на свалку.
 
Однако новорожденная девочка Европа, немыслимая без женщин-личностей, на свалку не захотела. Сколь рискованными способами она утверждала женскую индивидуальность – от Аспазии до Сафо – мы, пожалуй, обойдем. Выбирать, как говорится, не приходилось. Европа родила философию, явление, не знающее аналогов в иных цивилизациях. Скромное мнение автора этих строк сводится к ошибочности употребления словосочетаний наподобие «китайская философия». Нужно какое-то иное слово. Нельзя называть одним словом направления мысли, не имеющие общего терминологического инструментария. А Китай дал скорее свод религиозно-этических размышлений, но не изобрел орудий для сумасшедшего возведения абстракций.
 
Философия – синоним европейского духа. Один из синонимов.
 
Европа шла дальше – она породила лирику. Опять же – эпос имеют все. Нельзя быть цивилизацией и не иметь эпоса. Мы здесь, конечно, чуть утрируем. Зачатки лирики встречаются везде. К примеру, в Древнем Египте, впрочем, цивилизации не вполне азиатского типа. «Дикий гусь летит и спускается, и множество птиц порхает вокруг. Но я не думаю о них, я думаю о моей любви». Лирический герой мусульманского поэта, в свою очередь, просит жестокого караванщика медленнее гнать верблюдов, ибо они увозят его возлюбленную. Ну так то любовь. О любви трудно повествовать эпически, хотя у некоторых и это получалось. Кроме любви, о красотах родной природы писали. «Маленькая сикомора, как она прелестна! Плоды ее краснее яшмы…» и т.п. боюсь переврать. О бренности жизни высказались, пожалуй, все. В каких шумеров (в хорошем смысле слова шумеров) ни ткни – непременно найдешь, что быстры как волны дни нашей жизни, и что день то короче к могиле наш путь, а умрешь и похоронят как не жил на свете. Куда же без этого.
 
Но рядом с Алкеем, в его страстном пересказе сложнейших движений души, всё это – как букварь супротив Розенталя.
 
Античные римляне теории добавили мало. Зато хорошо освоили чужое – и сделали достояние небольшого народа достоянием всей цивилизации, вымащивая, неведомо для себя самих, прекрасные дороги – для победного шага Европы.
 
Европа шла к провозглашению спасения живой души – самой главной ценности – целью и смыслом существования. Европа приняла христианство полностью – и только она. Иным для этого чего-то недостало. Может быть – ощущения великой значимости каждой личности?
 
«Отменив» существование души, коммунистическое учение противопоставило себя всему, что формировало понимание ее природы. Коммунизм – учение абсолютно азиатское, непостижно уму, как рванувшее в нашем пространстве мысли.
 
Коммунизм – враг индивидуальности. «Сегодня не личное главное, а сводки рабочего дня». В этой пошлой песенке времен застоя всё сформулировано чётко. Главное не то, что не личное, главное – безличное. Рабочий коллектив, толпа демонстрации, негодующая общественность. Незаменимых людей нет.
 
Чудовищная жестокость, в которую Западная Европа долго попросту отказывалась верить, столь неправдоподобно звучали свидетельства правды в ХХ столетии, явилась первой приметой физического пришествия этого учения. Кстати – пыткам комиссары учились у китайцев. Сдиранию кожи с живого человека, точкам максимального причинения немыслимой боли, всему, на что нужно особое умение длить мучение, не убивая «раньше» времени. Казалось бы – зачем? Победить, истребить – это хотя бы понятно. Но отчего так важно снять кожу заживо? А это не цель. Это свойство.
 
Свойство – полное безразличие к судьбам отдельных людей, мышление количествами. Столько-то человекоединиц – на Беломорканал. Врачей, священников, интеллигентов, крестьян – да какое различие? Перед кайлом все равны. Кто долбит почву в буднях великих строек – какой мир умирает вместе с «доходягой», неважно и совершенно не интересно. «Повесьте человек сто», – пишет Ленин в служебной записке. Каких человек – неважно. Он ощущает себя восточным деспотом, а людей, как далее Коба, видит лишь через столбики цифр. (Кобины квоты на репрессирование).
 
Не случайно Россия стряхнула коммунизм через семь десятков лет, между тем как в Китае он укрепился и плодоносит до сих пор. Эти плоды страшны, хотя изобильны. В Китае уже устанавливается цифровой высокотехнологичный контроль за людьми. (Много играешь в компьютерные игры? Да ты бездельник! Понижение «рейтинга». Отныне тебе не положены железнодорожные билеты в спальных купе – только сидячие места). Мыслепреступление, лицепреступление – все это скоро перестанет быть фантастикой.
 
Не случайно квинтессенции своей – хоть и ненадолго – коммунистические идеи достигли не в европейском пространстве, а у кхмеров. (Замечательный лидер, впрочем, хорошо обучался в Европе, «Капитал», как мы знаем, штудировал. Но ведь как сел на пришлого студента сей костюмчик!)
 
Не случайно на нашей политической арене идет активная смычка представителей и пособников исламского экстремизма с новыми красными. Вспомним и ЕСМ Дугина (почитателя красных кхмеров), и недавнее активное камлание М.Шевченка за Грудинина вместе с Удальцовым и Прилепиным.
 
Кстати, замечательное достижение практического коммунизма (мы уже давно перешли от теоретика Карлы не только к практику Ульянову, но и к чудесному грузину – тоже весьма практичному товарищу), а именно чудовищные колхозы, госмонополия на собственность и все мыслимые средства производства – тоже странная отгадка из азиатской древности – о которой чудесный грузин не имел малейшего представления. А тем не менее. Буквально недавно попались интересные данные со ссылкой на работы А.И.Тюменева, востоковеда первой половины ХХ столетия.
 
Так выглядит хозяйственное устройство в Шумере, во времена III династии Ура. При царе Шульги человекоединицы «разбитые на партии, подчинённые особым надзирателям… передавались по мере надобности из рук одного надзирателя во временное распоряжение другого, перебрасывались с одной работы на другую, наконец, в связи с объединением местных хозяйств, пересылались из одного хозяйственного центра в другой. В такие условия поставлены были теперь не только неквалифицированные работники… но и профессиональные ремесленники, не исключая представителей наиболее квалифицированных видов ремесленного труда». 
 
Любое частное предпринимательство у царя Шульги было запрещено, как вообще любой частный способ получения доходов, а женщины имели равные права с мужчинами – вырабатывали ту же норму, в том числе и в качестве землекопов. Смертность у царя Шульги была баснословная – до 35%. Зато возникали новые каналы, необходимейшие, так сказать, водные артерии.
 
Противопоставим этому юность христианской Европы: гильдии, цеха – по сути: правозащитные организации рабочих от квалифицированных до черных.
Но если Азия попросту не воспринимает человека как ценность в количестве менее ста единиц, и тиранство какого-нибудь Шульги упиралось исключительно в практическое решение задач за счет людей и любой ценой, без теоретических надстроек, то наши фрагменты общественного безумия всегда ведут в ад через благие намеренья – сиречь хилиастические ереси. Как бы нам так взять да опрокинуть небо на землю, чтоб на тысячу лет сделалось хорошо. Царь Шульги не желал для подданных «города-сада». Сиденье в грязи с поеданием пайки подмокшего хлеба он воспринимал как для этих самых подданных вполне нормальное. Наши же предтечи коммунизма, начиная от Мора, которого мы впрочем, любим не за это, видели в уравниловке и подконтрольности гарантию всеобщего счастья, что непременно наступит. Не для ныне живущих, присовокупили за теоретиками практики. Для «будущих поколений».
 
Впрочем, на выходе результат сравнивался. Разуму и душе, погибавшим в нечеловеческих условиях, решительно не было разницы – царь Шульги или диктатор Коба, чтоб «унавозить грядущую гармонию» либо единственно ради сиюминутной сельскохозяйственной/промышленной задачи.
 
Отчего столь чуждые Европе идеи проросли в столь непитательной для них почве? Отчего дали такие кромешные всходы именно в наших землях? Бог весть. Едва ли ответ сыщется. Невозможно измыслить ничего, более враждебного нашей сути. Европа родилась индивидуалисткой. Коммунизм тащит ее в безликую многоликость небытия.
 

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Twitter