3 февраля 2008 года в Сербии состоялся второй тур президентских выборов, итоги которых аналитики предсказывать не брались в силу примерно одинаковой поддержки избирателей как нынешнего лидера страны Б. Тадича, так и главного националиста-оппозиционера Т. Николича.
Однако уже через три часа после закрытия избирательных участков с результатами голосования всё было ясно: Тадич, опередив Николича всего лишь на 3%, объявил о своей победе.
В оценке закончившихся выборов в братской стране хочу выделить несколько главных моментов.
Стал заметен — по крайней мере, в первом приближении — качественный рост профессионализма российской внешней политики.
Как известно, в период между двумя турами в Москве побывали оба кандидата на президентское кресло Сербии. Это свидетельствует, во-первых, о возросшей значимости России как геополитического центра притяжения. Ну и, во-вторых, впервые за несколько лет российская политическая элита не стала делать ставку только на одного кандидата и провела предварительную работу с обоими.
Соответственно, она себя заранее застраховала от глупого положения, когда громогласно поддержанный ею кандидат проиграл бы выборы. После Украины и Абхазии ещё раз публично садиться в лужу уже недопустимо.
Но мотивация поддержки Россией Тадича и Николича, думается, абсолютно разная.
Лидер сербских радикалов, обладающий массовой поддержкой населения, и без особых призывов из Кремля был готов на самое плотное взаимодействие с Россией в силу его идейно-политической ориентации. В этом смысле Николич — более значимый политический фактор Сербии, с которым Кремлю судьбой предначертано сотрудничать, является ли он президентом страны или нет. Другое дело, что идеологически Николич чужд российской политической элите, которая традиционно проявляет иррациональную сдержанность по отношению к ярко пророссийским политическим акторам зарубежных стран — будь это Украина, Белоруссия, Болгария или та же Сербия. Николич как президент Сербии был бы приятен не российской элите, а русским — как символ национального возрождения братского сербского народа.
Другое дело — Тадич с его сложной политической эволюцией, которая очень схожа с эволюцией российского политического класса.
С чего начинали наши младореформаторы-ельцинисты и их сторонники в команде Путина и с чего начал свое президентство в 2003 году Тадич? С провозглашения т.н. «западного курса», подчинения внешней и внутренней политики воле западных покровителей, сдачи экономических позиций, развалу вооружённых сил и т.д. И Тадич, и российская элита в силу объективных процессов внутри каждой из стран, разрастанием социальной напряжённости и сепаратизма, ростом национального самосознания вынуждены были воспринять патриотическую риторику, ранее отвергаемую ими (при этом, конечно, я никак не имею в виду, что они в одночасье стали истинными патриотами!) Только российская элита сделала эта чуть раньше, а потом за собой потащила и Тадича, когда тот вознамерился сдать Косово на милость Запада. Но именно из Кремля ему поступил отрезвляющий сигнал, заставивший этого западника хотя бы на полсантиметра сойти с пути национального предательства. Такая «кровная связь» современного российского политического класса и сербских западников-демократов в главе с Тадичем даёт возможность обеим сторонам разговаривать как бы на одном языке.
Кремлёвским обитателям просто удобнее иметь дело с единомышленником, чем искать общие точки соприкосновения с ведущим сербским националистом, который может в любой момент стать для российской элиты ещё одним Лукашенко с его заявлениями типа «Я люблю Россию больше вас». Тогда будет банально стыдно…
Именно поэтому я думаю, что Кремль всё-таки сделал первоначальный выбор в пользу Тадича, но публично об этом не заявил.
И это правильно, ибо в противном случае было бы ещё больше стыдно. Единственное, на что пошёл Кремль, так это на разрешение сербскому президенту приехать в Москву на торжественное подписание газовых договоров, хотя это можно было бы сделать и без столь помпезных процедур на высоком уровне.
Но здесь всплывает ещё один аспект проблемы. Получается, Кремль своими газовыми контрактами попросту «купил» лояльность Тадича? Да. По крайней мере, если не купил, то надолго привязал к себе вполне определёнными и дорогостоящими обязательствами. Газовая труба, конечно, является мощнейшим инструментом поддержания статуса России как одного из ведущих центров геополитического влияния. Но на трубе далеко не уедешь, а кроме неё предложить пока нечего.
Так как сербская западническая элита подтвердила свой европейский выбор, у России есть время наработать контуры своих более глубоких форм стратегического сотрудничества с Сербией, и эти новые формы могут понадобиться уже в недалёком будущем.
Дело в том, что Борис Тадич в своих предвыборных речах неоднократно упирал на мысль, что европейский выбор Сербии не отвергает сербской национальной идентичности. Но проблема вся в том, что страны-старейшины ЕС, являющиеся его экономическим стержнем, уже давным-давно на уровне элит отказались от собственной идентичности, положив её на алтарь идентичности общеевропейской. Странам-новобранцам ЕС тоже предстоит этот процесс, и неизвестно ещё, как он преломится на их политическом и экономическом положении.
Сербия — особая земля, со множеством кровоточащих ран, с неизжитыми трагедиями национального масштаба. И любая попытка подменить или хотя бы поставить наравне европейскую и собственно сербскую идентичность может оказать непредсказуемое влияние на сознание масс.
В этом плане в Сербии ещё возможны очень серьёзные политические потрясения.
И для России очень важно к этому моменту не только подставить своё плечо, но и предложить сербам нечто большее, чем газовая труба. Например, самый широкий экономический союз. Или, может быть, даже идею создания государственного сообщества, а может быть, и союзного государства.
