РПЦ МП. Итоги и перспективы (ч. 2)

(Продолжение. Начало см. здесь)

 

3

 

О том, зачем вообще государству иметь дело с религией, наш советский человек обычно отвечает в советском же духе: «начальство специально разводит попов, чтобы людей обманывать и учить их терпильству». Это верно по отношению к современной РФ, – которая создана буквально по советским карикатурам, - но в общем и целом это не так. Любое государство тяготеет к атеизму. С делами религии оно ВЫНУЖДЕНО иметь дело, по формуле «если не кормить своих жрецов – придётся кормить чужих». Религиозные мотивации для людей очень важны, поскольку являются врождёнными. Религиозный фанатик – или просто упёртый верующий – способен увлечь за собой немало людей, а уж организовать и направить их на земные цели найдётся кому.

 

Обезвредить религиозный потенциал масс можно тремя способами. Первый – язычество, представляющее собой, по сути, систему тонкой дискредитации «божественного» под видом служения ему. Греческие боги, конечно, прекрасны, но умирать или хотя бы убивать за этих богов никто не пошёл бы. Достаточно послушать греческие мифы, которые по сути представляют собой сборник компромата… Возможно, к чему-то подобному человечество придёт в будущем. Во всяком случае, наработки имеются.

 

Второй способ – тот самый насильственный атеизм, запрет на религию вообще. Реализовать подобное в сколько-нибудь заметных масштабах удалось только в СССР (точнее, только в РСФСР) и в Албании. Это требует очень больших затрат, как и любая борьба с человеческой природой.

И, наконец, третий: религиозные чувства ставит под контроль государственный аппарат. Примером тому были те же римляне – скопировавшие греческую религию, как наиболее просвещённую, но сосредоточившую все культовые центры в Риме. Все разумные государства действовали примерно по тому же образцу, с поправкой на условия. При этом самым логичным решением было – принять самую «сильную» (в смысле воздействия на людей) религию, и её делать государственной.

 

Выбор европейцев известен, Русь не была исключением.

 

4

 

Историю того, что называется «русской православной церковью», обычно делят на три продолжительных периода:

  • От крещения Руси в 998 году до уничтожения Петром патриаршества в 1700 (большая часть этого периода – полулегендарная, чтобы не сказать резче).
  • От создания Петром Святейшего Синода в 1721 году и до 9 мая 1917 года, после чего началось её уничтожение.
  • И наконец – собственно РПЦ МП, созданная Сталиным в 1943 году. Которая и существует сейчас.

Первое и главное. Эти три организации были на самом деле тремя РАЗНЫМИ организациями, устроенными по-разному и с разными целями (я имею в виду, конечно, цели начальства). Нельзя даже сказать, что они «наследуют» друг другу. В лучшем случае более поздние организации пользовались некоторой часть материального и символического имущества предыдущей структуры.

 

4

 

Досинодальную церковь – очень условно, с большими натяжками – можно было назвать именно что русской церковью. Она была создана по меркам Московского царства и вполне ему подходила. Религиозные вопросы мы здесь – как договорились – обсуждать не будем, а вот с точки зрения политической она способствовала тому, что сейчас принято называть «суверенитетом». Русь воспринимал себя как последнее и единственное истинно-православное царство.Так это было или нет – не столь важно: важно, что в это верили.

 

С организационной точки зрения церковь была крупным независимым земельным собственником. На Руси не было установившейся традиции систематического сбора с населения церковного налога, то есть десятины или чего-то подобного. Церковь, разумеется, нуждалась в деньгах населения, но собирала их не сама – их выплачивал ей князь. Позже появился собственно церковный аппарат, занимающийся сборами. Однако основные средства шли всё-таки не от налогов, а от церковного имущества – прежде всего земельного. В XVII Церкви принадлежали до трети земельных угодий. Подати, которые платили крестьяне, обрабатывающие церковные земли, и были основой финансирования церкви в целом. Причём собирание земли в церковных руках шло так эффективно, что на Соборе 1648 года было запрещено – и записано в законы – дальнейшее приобретение земли церковью [1]. Тем не менее, именно церковное имущество (и отчасти дарения – например, отказы по завещаниям) составляли основу финансирования церкви. Понятно, что до рядовых попов доходили гроши – в результате чего им приходилось заниматься тем же самым крестьянским трудом и просить уплаты за требы. Однако определённый уровень независимости от государства у этой церкви был. И время от времени это проявлялось – например, в сложных отношениях Патриархов с русскими царями.

 

Главным событием «досинодального периода» считается Раскол. Меньше внимания (до самого последнего времени) привлекало другое событие – а именно присоединение Киевской митрополии к Московскому патриархату решением Синода Константинопольского Патриархата, произошедшее в 1686 году.

 

Исторические обстоятельства этого присоединения неоднозначны и сейчас активно обсуждаются всеми сторонами конфликта. Но для нас это как раз неважно – по каким причинам Константинополь это решение принял, были ли совершены при этом «канонические нарушения» и т.п. Важен сам факт – и от него мы будем отталкиваться.

 

Что, собственно, случилось? С одной стороны, каноническая территория церкви существенно выросла. С другой – в её власти оказался не какой-то полуязыческий кусок земли, а хорошо организованная территория, где были свои порядки, свои священники, свои уважаемые люди и так далее. Они были пропитаны католическим духом – унии с католиками никто не забыл. И они были лучше организованы и имели репутацию более образованных и грамотных людей. При этом их было нельзя трогать. Если с русскими раскольниками не церемонились, то малороссы – соединившиеся с русскими в 1654 в результате военно-дипломатических усилий Руси – вполне могли дать заднюю и пойти под Польшу. Результат был предсказуем: позиция

малороссийской церкви была сильнее, чем позиция русской, к которой она типа присоединилась. Что в дальнейшей перспективе привело к постепенному насыщению православной церкви малороссийскими кадрами и соответствующими идеями. По сути, это не русская церковь присоединила к себе Киев – это киевляне перебрались в Москву и взяли над ней верх.

 

Что перестало быть метафорой в 1700 году. То есть после смерти последнего русского Патриарха и при начале церковной реформы (а по сути – построения новой церкви), начатой Петром I.

 

6

 

Историю отношения Петра I с русской церковью рисуют по-разному, и как правило – в тёмных тонах. Вспоминают как «всешутейшие и всепьянейшие соборы», так и его отношения с последним Патриархом всея Руси, Адрианом, который в 1698 году отказался постричь в монахини его супругу Евдокию Лопухину (да и по другим вопросам дерзал не соглашаться с царём). Но вообще Адриан считался человеком слабовольным, царю особенно не перечил, даже когда следовало бы. Он почил в бозе в 1700 году. Царь не приехал на его похороны – а потом просто запретил избрание нового Патриарха. И только в 1721 году был создан Святейший Правительствующий Синод – высший орган церковного управления в Россiйской Имперiи.

 

Что произошло за эти двадцать два года? Церковь была отдана «местоблюстителю», учёному монаху, рязанскому митрополиту Стефану Яворскому, урождённому малороссу. Управление же церковными имуществами было передано светским лицам (называлось это Монастырский приказ).

 

Разумеется, Стефан Яворский – злобный, волевой и властолюбивый малоросс – приложил все усилия, чтобы утвердить господство малороссов в русской церкви. Малоросские архиереи стали истинными владыками новой церкви, а русскому духовенству были оставлены лишь нижние ступени иерархии. Пётр – вообще русских не жаловавший – эту политику полностью поддерживал. В частности, он возвысил Феофана Прокоповича, по сути своей протестанта. Можно сказать, что именно эти трое – Пётр I, Яворский и Пропокович и создали криптопротестантскую «синодальную церковь».

 

Я обещал не затрагивать вероучительные вопросы, поэтому не буду разбирать эту тему. Вернёмся именно к организационной части. 

 

Итак, 14 февраля 1721 г. был открыт «Святейший Правительствующий Синод». Он руководствовался Духовным регламентом (название-то какое!), составленным Прокоповичем и Петром лично. Скажем сразу – изучение этого документа важнее для понимания истории русской церкви, чем изучение всего «русского богословия»[2].

 

Прежде всего – Синод обладал всей полнотой патриаршей власти в церковных делах. Правда, его права были разделены – как разодранные одежды Христовы – между разными частями организации. Сделано это было для того, чтобы даже слабое подобие патриаршей власти не было сосредоточено в одних руках. Структура была следующей: президент, два вице-президента, четыре советника и четыре асессора. На самом деле главным был не президент, а обер-прокурор Синода, представлявший в нём фигуру самого Государя. Ниже шли разные ведомства, тоже называемые всякими красивыми латинскими словами [3].

 

Теперь самое главное. С одной стороны, Синод был коллегией Сената по духовным делам, то есть стоял ниже Сената. С другой стороны: главой новой Россiйской Православной Церкви стал сам Пётр. Его решения по всем церковным делам были окончательны и обязательны для Синода – то есть и для Церкви в целом.

 

Теперь остановимся и зададимся вопросом: откуда взята эта модель отношений?

 

Долго искать не приходится. Пример такой структуры у всех на виду. Это так называемое «англиканство» - то есть церковью (или церквями), находящимися в каноническом единстве с архиепископом Кентерберийским и признающими своим главной английского монарха (сейчас – королеву Елизавету).

 

7

 

Был ли именно опыт англикан определяющим для устроения синодальной системы? Во всяком случае, некоторые моменты были явно позаимствованы. Например, использование старого бренда. Англикане, будучи протестантами, очень долго продолжали именовать себя «католиками». Новая церковь Петра тоже сохранила название «православной» (напоминаем, «православием» считалась «русская вера», какой она была при Алексее Михайловиче, например). Другие детали и штрихи тоже были использованы – или творчески переработаны. Углубляться во всё это было бы долго. Но нам это и не требуется. Чтобы понять, чего хотел Пётр и его сподвижники (и что получилось в итоге), попробуем изобразить сферическую Синодальную церковь в вакууме, какой бы хотел её видеть Пётр, а также прочие русские цари – а потом сравним с тем, чего добились на самом деле.

 

a). Синодальная Церковь – это государственная церковь, возглавляемая Императором ЛИЧНО. Технические вопросы решают профессиональные управленцы (выражение «обер-прокурор» очень характерно). Желательно, чтобы никаких религиозных заморочек у них не было вовсе. То есть чтобы по религии они были протестанты или вовсе атеисты. А вот военное образование очень и очень желательно – Церковь похожа именно на армию, ей именно что командуют.

 

В реальности так всё и было устроено. Известно несколько случаев, когда обер-прокурорами были открытые атеисты, а то и масоны, вроде Мелиссино или Чебышева. Или, например, князь А.Н. Голицын, которого Александр I в 1803 году поставил главой Синода, хотя тот буквально кричал, что он «ни во что не верит». Поскольку он работал добросовестно, в его ведение были переподчинены и прочие религиозные организации – от лютеранской консистории до департаментов, заведовавших нехристианскими подданными... В дальнейшем стиль стал не столь откровенным, а где-то даже грубую административную клетку украсили фальшпанелями (см. историю «возрождения монашества» во второй половине XIX века). Но суть осталась.

«Хорошо» это было или «плохо»? С точки зрения управленческой – вполне удачно. «Всё как в Британии».

 

b). Поскольку церковь есть ведомство,оно не должно иметь других источников дохода, кроме государства. «Попы должны получать жалованье». Своих денег у неё быть не должно.

 

С этим пришлось повозиться. Сначала церковные земельные вотчины были поставлены под контроль, потом изъяты из церковного управления и подчинены Монастырскому приказу. То есть они стали государственным имуществом, но доходы от него направлялись на содержание церкви (начиная с монастырей и кончая личным жалованьем иерархам). Окончательно с церковным землевладением разобралась матушка Екатерина, которая в 1764 году манифестом просто отняла у церкви все земли и перевела их в государственную собственность. «Это-то понятно». А вот наладить финансирование церковного аппарата удавалось куда хуже. По сути, посадить священников на зарплату так и не удалось, особенно в сельской местности – где они продолжали брать деньги за требы (крестины, похороны и так далее). В конце концов священникам стали выдавать небольшой участок, который он мог обрабатывать как крестьянин или сдавать в аренду. Это его финансовых проблем не решало. Что привело к крайне скверным последствиям.

Англикане эти проблемы решили куда надёжнее – просто переориентировав финансовый поток (десятину) в сторону короля, который и распоряжался этими деньгами.

 

c). Очень желательно, чтобы всё «вероучение» такой церкви сводилось к идеям типа «начальство всегда право» и «исполняйте свой долг». В общем-то, к тому же сводится учение любой сколько-нибудь преуспевающей церкви [4]. Вопрос в том, допускать ли развитие всякой сложной теологии, христологии и прочих изысков?

 

С одной стороны, они полезны для развития класса интеллектуалов, что для Россiи было важнейшей проблемой (аналогичную проблему решали протестанты). С другой – это могло привести к появлению невежественных и фанатичных проповедников, которые своими «учениями» могли нанести огромный вред, увлекая в них невежественных людей. Начальство посмотрело на раскольников (уже тогда потихоньку перехватываемых зарубежными структурами), потом на тех же англикан, и решило – «нуёнафик».

 

В результате никакого интересного русского богословия так и не возникло, а все попытки мудрствовать подавлялись силой – иногда даже военной, как это произошло с «имяславием» на Афоне.

 

На этом месте всякий честный интеллектуал возмутится: «мракобесы духом воспарять мешают». Это реакция понятная и естественная. Однако стоит принять во внимание, что религия действительно сильно воздействует на массы и на низовую интеллигенцию, к ним близкую. Человек, рассуждающий о «божественном», может быть весьма опасен. Это показывает история Западной Европы, но и за русским примером далеко ходить не надо. Достаточно вспомнить Льва Толстого, о котором мы ещё поговорим в следующей статье [5].

 

С другой стороны, на каком-то уровне – хотя бы на уровне умения разоблачать наиболее откровенные ереси, спорить с совсем уж поехавшими крышей фанатиками и т.п. – богословие поддерживалось. «Без божества, без вдохновенья» – но и без особых проблем. 

 

(Продолжение следует)

 

[1] Соборное Уложение, п. 56.

[2] Во всяком случае, до начала XX века, когда имела место попытка создания отдельного «православного учения» - впрочем, так ни к чему и не приведшая (по понятным причинам).

[3] Например, бывшей епархией Патриарха управляла особая структура, именуемая «консисторией». В дальнейшем констистории были организоваы в епархиях всех архиереев.

[4] Среди множества американских сект нет таких, которые призывали бы не платить налоги – или они как-то быстро исчезают.

[5] Кстати сказать: несмотря на жёсткую реакцию на появление «имяславия», в дальнейшем властями было сделано всё возможное, чтобы не особенно навредить конкретным людям, в особенности интеллектуалам. Вероятнее всего, после победы в Мировой Войне «имяславие» разрешили бы и даже поощрили – как вполне достойное занятие для интеллектуалов. Совершенно очевидно, что в победившей Россiи готовился невероятный культурно-философский и религиозный ренессанс. Победившее вместе с Россiей православие получило бы право быть интересным– в том числе и как орудие влияние на западную интеллигенцию. Это было бы уместно и своевременно.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Twitter