От промежуточных выборов 11 марта и политики, и политологи ждали, что они станут праймериз, репетицией федеральных парламентских выборов декабря 2007 года. Предполагалось, что они окажутся репетицией начала цикла смены власти в России и в относительно узком смысле, — в той степени, в какой электоральный цикл 2007–2008 года вообще допускал смену власти.
Но получилось иначе. Действительность пока немного — но уже вырвалась из календарных рамок, прописанных политическому процессу процессом законодательным. Что, в частности, подтверждает положение о приоритетности политического процесса над юридическим.
Ориентировочно в промежутке между 20–21 часом 11 марта и концом дня 12 марта обнаружилось, что в стране прошла не репетиция начала смены власти. В стране произошло начало этой смены.
Когда после 20.00 11 марта ВЦИОМ вывесил результаты своих экзит-полов, стало ясно, что хотя в них и нет ничего фантастического, они оказались в той или иной степени неожиданными. И хотя многие именитые политики почти сразу отреагировали на них словами: «Ну, мы так и предполагали!» — это все же была их вторая реакция. Ей предшествовала другая: «Сколько-сколько? Вы не ошиблись?».
Телевидение России, которое как раз это время показывало «Вести недели» оперативно стало озвучивать эти данные в рамках информации о завершении голосования, но с одной поправкой — было заявлено, что экзит-полы из Ставропольского края по непонятным причинам не поступили. Последние данные минут за двадцать до этого висели на сайте ВЦИОМа и продолжали висеть и позже.
Это — мелочь. Но это мелочь, демонстрирующая как способность гостелевидения врать с абсолютно беззастенчивым видом, так и соответствующие актерские и моральные качества телеведущих. Этому не надо удивляться. Надо просто помнить, что если диктор или ведущий современного российского телевидения говорит в экране что-либо, это вовсе ничего не значит. Он будет лгать с тем же лицом, с которым он будет говорить правду, а, соответственно, степень достоверности данных, сообщаемых сегодняшними СМИ, — нулевая. Все может быть так, как они говорят, а может быть — наоборот. Кому интересно — можете угадывать. Своего рода — «Блеф-клуб».
И после этого наступило затишье. Получить более или менее вразумительные данные было невозможно в СМИ и затруднительно в Интернете. И те, и те в основном повторяли данные ВЦИОМовских экзит-полов минимум до утра 12 марта. Днем Вешняков озвучил данные ЦИКа, которые практически не разошлись с ними, и показал таблицы сравнения с прошлыми выборами. С вечера 12 марта все ведущие СМИ стали дружно тиражировать один тезис — во всех регионах победила «Единая Россия». А к вечеру следующего дня стало известно, что Вешняков больше не войдет в состав ЦИКа и, соответственно, подводить результаты выборов власть больше ему не доверит. Тем более — в рамках большого электорального цикла 2007–2008 г.
Конечно, совершенно случайно получилось так, что день подведения итогов голосования пришелся по старому стилю на 28 февраля. То есть, ровно на 90-ю годовщину ареста царского правительства. На годовщину дня, когда правительство Николая II уже было арестовано, а сам он — еще на свободе и еще не отрекся.
Сравнение, конечно, более чем условное, но оно перекликается с возникшей достаточно неявной ситуацией своим общим форматом: что-то еще есть, но чего-то уже нет — применительно как раз к состоянию власти.
В современной России вроде бы ничего не изменилось. Президент — тот уж точно прежний и по-прежнему популярен. Правительство — еще не отправлено в отставку, даже Зурабов еще при делах. В Думе по-прежнему полная монополия «Единой России». Даже на прошедших выборах собственно ничего формально не поменялось: «Единая Россия» действительно в большинство регионов получила относительное большинство, а в пресловутом Ставрополе — за счет одномандатников все же получила пока и большинство мандатов. Более того, она даже получила примерно на 20% (относительно прошлого результата) голосов больше, чем в 2003 году на парламентских выборах.
И все же — все это стабильное состояние вдруг приобрело некие мерцающие черты. Все еще на месте. «Единая Россия» — еще всюду в большинстве, но что-то неуловимо изменилось.
Первое и самое очевидное, материальное, а не интуитивное. «Справедливая Россия» состоялась. В принципе — Бог бы с ней. Но почти одномоментно состоялась партия, соединившая в себе три характеристики.
— Это партия, которая уже сейчас набрала порядка 15 % голосов, а в ряде случаев преодолела и 20 % рубеж. Такого раньше в современной российской политике не было. Свыше 10–11 % в России раньше набирали по одному разу «Выбор России» (1993 год) и ЛДПР (тогда же). Во всех остальных случаях таких результатов добивались лишь КП РФ и «Единая Россия» (или ее составные). То есть, появилась третья партия, обладающая некой относительно солидной электоральной основой.
— Это партия, в которую можно входить, не вызывая нарекания со стороны самой власти. Это не маргинальная, а респектабельная партия. В нее можно входить представителям элиты, в нее можно вступать чиновникам, в нее можно переходить из «Единой России». Теперь в России можно быть против власти, против правительства и против правящей партии — и в тоже время оставаться во власти. Это очень важный момент. Единая Россия больше не представляет монопольно власть и элиту. Она не может объявлять не входящих в нее нотаблей — неблагонадежными. Она не может делать членство в своих рядах непременным условиям сохранения должности. Народу (т.е. чиновникам) появилось, куда бежать из «Единой России». А, следовательно, — исчезла гнетущая необходимость защищать ее до последнего вздоха. Элитный раскол, родившийся во второй половине 1990-х годов и преодоленный в начале нынешнего правления — в своеобразной форме проявился вновь.
— Эта партия позиционировала себя как левая партия, а устами своего лидера (и одного из личных друзей любимого народом президента) заявила, что намерена чуть ли не строить в России социализм. После этого иные публицисты стали обиженно заявлять, что Миронов занимается плагиатом, поскольку без излишне громких слов именно этим важным делом в России уже полтора года занимается Дмитрий Медведев — и по личному указанию президента Путина. Кто из них что собирается строить и как понимает слово социализм — это конечно вопрос отдельный. Но интересно, что, тем самым в высшей элите России начата конкуренция за большую социалистичность, и высшие должностные лица России теперь начинают выяснять, кто имеет большие основания претендовать на звание «главного социалиста России».
«Единая Россия» устами своего лидера еще пытается оппонировать этой новации, объявляя социализм — вчерашним днем человечества. Но поскольку Грызлов заявляет о том, что она является партией консервативной (и сам, по академической специализации является специалистом по консерватизму) то, как раз в духе консерватизма, она должна защищать «вчерашний день». И думается, что долгое время ЕР отпихиваться от социалистической риторики не удастся — тем более что ее левому крылу и особенно московским лидерам и так давно хочется перейти на этот язык. К осени, не исключено, и она созреет до идеи «строительства консервативного социализма».
В итоге мы имеем шанс к концу года получить парламент, где будут представлены партии, которые отстаивают разные понимания «социализма». Прямо не то — Первый Съезд народных депутатов 1989 года наоборот, не то — состав учредительного собрания 1918 года: там были представлены практически исключительно социалистические партии — социал-демократы и социалисты революционеры разных течений.
Конечно, само по себе становление и успешный старт новой крупной партии еще в полной мере не меняет политическую реальность — хотя описанные моменты есть существенные черты ее изменения.
Более важно то, что практически все партии, добившиеся заметного результата на региональных выборах, (кроме ЛДПР, выступившего слабее, чем на прошлых федеральных выборах) в процентном отношении усилили свои позиции. Да, «Единая Россия» к тогдашним 37.88 % прибавила еще 8 %.
Но, вообще, строго говоря, хотя это и дает прибавку в 21 % относительно прежнего результата, ниже была и явка — причем не менее чем на те же 20 % — то есть можно говорить, что абсолютной прибавки она не получила, в стране не стало больше людей голосовать за эту партию.
Если же от этого и отвлечься, эти 21 % теряются на фоне 29 % прибавки КП РФ и общей полуторной прибавки голосов того, что мы можем назвать «оформленным левым голосованием». Если в 2003 году сумма голосов КП РФ и «Родины» давала 21 %, то сейчас сумма голосов КП РФ и «Справедливой России» дает около 31 %.
Кстати, и чудом полевевший СПС набрал практически вдвое больше, чем в 2003 году — причем он это сделал в основном не за счет голосов «Яблока», потерявшего всего один процент в целом по сравнению с прошлым голосованием.
Прирост определился практически у всех ведущих сил. Но у «Единой России» он оказался самым малым.
В целом это означает, что ведущие партии выбирают вокруг себя промежуточное пространство и еще не приходят в прямое столкновение друг с другом. Но практически уже следующим шагом их противостояния — а он будет через полгода — станет прямое электоральное соревнование. И выигрывать в нем будет тот, кто наберет большую энергию роста. А у противников ЕР она выше, чем у нее.
ЕР как бы еще формально держит свое поле — однако условность этого держания начинает проступать все более отчетливо. Все разговоры об ее «большинстве во всех регионах кроме Ставрополья» — не значат ровным счетом ничего, настолько различно и условно это большинство.
КПСС в 1989 году тоже имела 90 % мандатов Союзного парламента. КП РФ в 1999 г. тоже набрала голосов больше, чем в 1995 г. И с этих точек начиналось их падение.
А все разговоры о том, сколько ЕР получила мандатов — не значат вообще ничего. Потому что важно не то, сколько их у нее имеется сейчас, — а сколько будет после декабрьских выборов. А это зависит от того, что она будет олицетворять к этому моменту. На прошедших выборах она олицетворяла неизбежного победителя и монопольную партию власти. Поэтому притягательность силы подталкивала к голосованию за нее. Она олицетворяла неизбежного победителя — и это тоже подталкивало к тому, чтобы, проголосовав за фаворита, разделить с ним причастность к победе.
На следующих выборах у нее этого статуса не будет, не будет больше такого исключительного положения, которое было в последние годы.
Следовательно — сократятся мотивы голосования за нее. И ей будет значительно сложнее отстаивать свою позицию.
Да и то большинство, которое есть у нее сегодня в региональных парламентах — спорно и противоречиво. Большинство по отношению к кому?
По отношению к каждой другой отдельно взятой партии. Но не по отношению к представленным в процессе тенденциям.
В четырех регионах из 14 она получила голосов меньше, чем сумма голосов левых партий (коммунистов и эсэров, а в Вологде — и аграрии). В 3-4 регионах левые хотя и уступили ей (иногда — доли процента, как в Самаре), но набрали число голосов, сопоставимых с ее голосами.
То есть, в 7-8 регионах мы можем говорить об утрате ею своего монопольного положения. И лишь в четырех регионах она сохраняет практически абсолютное превосходство над оппонентами. Причем в одном из них — Московской области — это превосходство держится на таком факторе, как голосование Ближнего Подмосковья, т.е. на факторе Лужкова, что является совсем особым обстоятельством, к собственно потенциалу «Единой России» никакого отношения не имеющим.
«Единая Россия» сегодня напоминает обширное ледяное поле, попавшее в теплое течение: площадь его еще почти не сокращается, но температура меняется. Она еще сохраняет все свои политические и властные возможности, но они уже больше, чем ее реальная и устойчивая поддержка.
И именно это выявили и продемонстрировали выборы 11 марта.
Если до них и на прошлых выборах она была олицетворением успеха, победы и власти, то после них она начала превращаться в олицетворение проблемности и риска.
А нынешний бюрократический состав самой «Единой России» слабым местом имеет именно свою чисто бюрократическую тягу к улавливанию тенденций, поветрий и угроз. Поэтому оно предпочитает во время перейти на сторону победителя, а не стоять насмерть, до последнего защищая своего патрона.
Как там было в культовом фильме: «Вы — мой человек? — Пока Вы в силе — я Ваш».
Перефразируя слова из другого культового фильма можно сказать: «Никто не говорит, что «Единая Россия» еще не может драться (хотя именно драться — она как раз и не может, не тот состав) — она может драться. Но ей следует помнить, что сейчас не январь 2004 года. И что ей сейчас надо думать о том, как защищаться». Более того — учится проигрывать с наименьшими потерями. Время ее безусловных побед — прошло, время ее побед — близко к тому, чтобы пройти.
Поэтому действительно есть все основания утверждать, что выборы 11 марта стали не репетицией начала будущего цикла смены власти в России.
Они сами стали таким началом.
