Случился раз эпизод, когда в некоем
почтенном собрании мало, кто понял мое поведение. Речь держало некое светило
национальной мысли. И упомянуло к слову, что хоть, мол, украинцы и недоброжелатели
(спасибо и на том, ибо, как я памятую, все нынешние светила национальной мысли
немного поукраинствовали прежде, чем жизнь жестко поучила уму-разуму) но вот
поучиться у них следует. Ибо с национальной идеей у них «получилось».
Ну да, я из зала на этом баснословном
месте вышла. Ибо, то ли в пятнадцатом, то ли в шестнадцатом годе слушать
подобную ересь немного выше моих сил. Ничегошеньки с «национальной идеей» у
небратьев не получилось, на мой взгляд это очевидно и ребёнку. Вся нация да,
ходит в вышиванках, тогда как русские возмутительно пренебрегают косоворотками,
и спивают всякие народные песни, тогда как у русских – у каждого свой музыкальный
вкус.
Но получившаяся национальная идея –
это прежде всего успешное созидание. Во вторую очередь – настоящая забота о
своих, включая сирых, убогих, малых и старых. Третье необходимое, что имелось в
Российской Империи, это высокий престиж военного статуса. Нравится это кому или
не нравится, а получилась национальная идея у Израиля. Сады на месте песков (ибо
своё, кровью политое) и высокие социальные гарантии. Евреи, принято считать,
люди прагматические. Но – забирать к себе какого-нибудь одинокого больного
старичка, ни дня в молодом и здоровом состоянии на страну не потрудившегося,
окружать его заботой и дорогим лечением – да разве это практично? Да. Практично
и еще как. Нация – это макрокосм семьи. А семья крепкая и живучая только если
дедушка сидит у тёплой печи, в почёте. А если уродился болезный ребёнок, от
которого рабочего проку мало, то и он будет сыт-обережен, ибо не чужой же. А
если дедушку не выпишут из деревни (не дадут гражданства страны), а
неперспективного ребенка подбросят в детский дом – жди развала и оскудения. Это
очень практично – заботиться о слабых, когда строишь национальное государство.
Об армии скажу особо: завидую. Это
надо очень постараться, чтобы юноши и девушки так в нее рвались. Не служил?
Доказывай каждый раз, что не верблюд, что родину любишь, просто здоровье вот… А
надписи на дверях пиццерий и кафешек: «Солдатам – бесплатно»! Никто ведь не
неволит, это желанье самих владельцев. Быть солдатом – «круто». Не быть –
обидно.
Вот это называется – с национальной
идеей получилось. По всем трем необходимым позициям.
Но что-то в Израиле я не заметила
никаких «национальных одежд». Ультрарелигиозные иудеи ходят на особый манер, но
это довольно узкий круг. А народ в целом одет как обычно, «как все». Ну,
некоторые мужчины носят кипу, но это не национальное одеяние, а религиозное
требование.
Носим же мы крест, не считая это
национальным украшением.
А так – какой воротничок или узорчик
считается еврейской национальной одеждой – я и не смогла выяснить.
Коль скоро получилось базовое – в
финтифлюшках нет нужды.
На Украине же все обстоит строго
наоборот. Созидания нет, от многочисленных госпереворотов страна не делается ни
на волос богаче. О заботе общесемейной – смешно и говорить. Как раз недавно
прошел сюжет Шария, как один-разъединственный с помпой открытый президентом современный
медпункт в селе оказался полной фальшивкой. Я не наблюдала третью тему вживе.
Быть может, в самом деле на Украине и царит всенародное обожание армии. На
словах, вне сомнения, декларируется. Но, как сказал бы Станиславский – не верю.
Зато все как один человек носят
вышиванки.
Даже те, кто давно уже носит их,
занимаясь мытьем полов в США.
Что же это, строго говоря, такое?
Вышиванка, косоворотка? Почему я должна приветствовать их возвращение в наш
быт, если немногие сохранившиеся семейные фотографии начала прошлого столетия
показывают мне мужчин в сорочках с галстуками и запонками, сюртуки, шляпы?
Да и какая религиозная необходимость
навязывает посещающей храм женщине – платок? Где канон о платке? Женщине
канонично – покрывать в храме голову. Но до революции женщины в моей семье шли
в церковь в шляпках. Шляпка тоже покрывает голову, и что тогда за игра в
«барышню-крестьянку»?
Вышиванка, косоворотка – символы не
просто простонародные, но сельские. А цивилизация нации движется в городах.
Дореволюционный рабочий (поглядите фото) в воскресный день надевал галстук,
воротнички, сюртук. Косоворотку же носил в будни, на отдыхе. Да и крестьяне
потихоньку переходили на городскую одежду.
Городская одежда – не национальна. По
ней и сто и двести лет назад трудновато было понять, где, собственно,
находишься: в Москве или Париже? Это совершенно нормально.
Я обожаю бретонские наряды. Но они
хороши на ночной фестноз на берегу, когда дышит океан, шумно идет тяжёлый
хоровод, гремит музыка, льется сидр и на сковородках прыгают гречневые блины.
Но в будни бретонцы в них не ходят. Им не надо, они в любой одежде – бретонцы.
История пишется в городах. Город –
история, село – этнография.
Кому же нужны для самоидентификации
этнографические ценности вместо исторических?
Простонародное выдвигается как
национальное там, где истинно национальной аристократической истории, истории с
написанной на национальном языке великой литературой, с великой национальной
культурой – не случилось.
Я не против знать колядки, они милы,
но прежде всего, дайте мне в качестве национального не их, а оперу «Князь
Игорь».
Дайте мне с детства Чайковского,
Пушкина, Билибина и Суворова – и я прекрасно обойдусь без сарафана. У кого
таких сокровищ нет – тот вынужден тянуться к вышиванке. Но зачем, имея Пушкина,
который носил галстух, кроить косоворотку – это я понимать отказываюсь.
Самоидентификация строится не на
деревне, а на городе: на культуре и на истории – у кого есть то и другое,
конечно.
К идее деревенского платья, так уж
оно выходит, у национальных общностей, не имевших собственного нобилитета,
неизбежно привязывается еще одна самоидентификационная идея: ненависть к тому,
чей нобилитет заменял собственный.
Изъять из украинского национализма
ненависть к России – даже вышиванки не спасут, карточный домик рухнет. Ибо что
скрепа, то скрепа. Скрепа эта есть у всех соседей, что строят государственность
с конца двадцатого столетия. По-своему это понятно.
Конечно такого градуса ненависти,
доходящей до анекдотического абсурда, больше нет ни у кого. Прибалтийские
государства ненавистью наполовину переболели. Потому и живут получше. Но Латвия
и Эстония (с Литвой, как мы понимаем, все много сложнее) тоже, в разгар
антирусских истерий, налегали на этнографическую самоидентификацию.
А на что же еще? Зайди в Домский
собор эстонского города Таллина, погляди на надгробия: Крузенштерн, Крузенштерн
и еще раз Крузенштерн. Эстонский язык обрел письменный статус только заботою
русского Государя.
Вот и да: хоровое пение и полосатые
юбки. Юбки красивые, не спорю. Все сельские наряды красивы.
Но, невзирая на все этнографические
восторги девяностых, правды не утаишь: молодежь, рождавшаяся в процессе
непрестанных хождений в национальных нарядах, сейчас рвется в США или Германию.
Оседает с концами. Второе поколение забудет те самые языки, о которых на
постсоветском пространстве так ломались копья.
Ну не наблюдается у прибалтийской
молодежи яростного желания созидать на своей земле, которым может похвалиться
Израиль.
Что-то, все-таки, не сложилось.
Пытаюсь понять: но мы-то, богатеи,
отчего блажим? Может быть дело в том, что мы постоянно ощущаем нездоровье
нынешней урбанизации, гибель деревень?
Да, это очень страшный процесс. Но
иная крайность, мужицкий рай, буколики – крайность не менее дурная. Нам она
привлекательна лишь потому, что мы ее не имеем.
Только здоровое соотношение города и
деревни, развития и неизменности, этнографии и истории – делало народы
великими. Но и нынешняя деревня (хоть бы во Франции, что изо всех сил сохраняет
статус агродержавы) уже давно перешла из этнографического состояния в
историческое.
Мечты ни о чем. Путь в никуда.
На днях я давала интервью
относительно старой орфографии, которую всю жизнь практикую и люблю. Узнала по
ходу, что Холмогоров, большой любитель косоворотки, высказался за возвращение
орфографии не дореволюционной, что нормально и красиво, но «допетровской». А
это с каких пирогов? И бородищи, я так понимаю, всем мужчинам отрастить, ибо
хулиган Император взял да отрезал. Но извините, Петр Великий, хоть и был не Сахар
Медович нравом, а все ж от него отрицающийся – отрицается Империи. Это уже не
шутка. На чем, кстати, всегда горят и евразийцы, с одной стороны ненавистники
Петра, с другой – «имперцы». Такие вот имперцы, без нормального выхода к морям.
Ну да о евразийцах что говорить, у них сознание разорвано даже не надвое, а на
семеро, как душа Волан-де-Морта.
Но, обувшись в лапти, ступаешь не на
ту дорожку. В Тюмени я, кстати, услышала интересную поговорку: «Лапти до Сибири
не доходят». Вероятно, это было немножко хвастовство. Но те, кто разбирал свои
кораблики по досочке, чтоб переделать их в храмы (ибо приплыли, всё, обратного
пути нет) предпочитали хорошую кожаную обувь.
Конечно, элементы русского наряда (но
не деревенского, а исторического) жизнь украшают. Все мы помним, надеюсь,
фотографии наших Императриц в кокошниках официальных облачений. Но Империя
стояла – не на этом.
Не к лицу нам рядиться в косоворотку,
глядя на тех, кто в вышиванке. Нам – не к лицу. Сама по себе косоворотка, если
доставляет кому удовольствие, конечно, не плоха. Но ее, если уж так хочется,
лучше просто носить. Не концептуально.
Единственная наша национальная идея –
наша история и наша культура. Нам так много дано, что мы порой попросту
неблагодарны. Я вот третью неделю не могу оторваться, перечитываю «Историю»
Карамзина. Деяния предков наших – вот, где можно черпать силы, чтобы созидать и
жить. И не надо докучать мне сарафаном.
