Гори, гори ясно!

Одно из излюбленнейших занятий интеллектуала – это толкование жестов. Особенно художественных. По сравнению с исследованием скучной и сложной действительности художественный жест – это как пироженка по сравнению с ведром перловки. С перловкой надо париться, и не факт, что получится что-то съедобное. А пироженка – её ам! кусь-кусь! и сразу быстрые углеводы.

 

Если без метафор, Художественный жест, даже самый замысловатый, в миллион раз проще и понятнее банальной схемы городской канализации. К тому же ошибка в понимании работы канализации грозит дерьмовыми последствиями. Художественный жест принципиально безответственен: как бы его не толковали, дерьмо полезет разве что словесное. Однако вот его-то может политься много.

 

Хорошим тому примером может послужить то, что случилось в Калужской области, в арт-парке «Никола Ленивец». Где в субботу 17 февраля современный художник Николай Полисский решил несколько оживить старый праздник Масленицы. И вместо «масленичного чучела» устроил сожжение тридцатиметрового макета готического замка, а может быть собора. Назвал он эту акцию «Пламенеющая готика».

 

Акция имела оглушительный успех, так как разозлила вообще всех. Начиная от православных активистов, чьи чувства были оскорблены «сожжением христианского собора», и кончая либералами, которых шокировало то, что «собор» был католическим. Будь это макет православного храма, смелому художнику рукоплескали бы, за синагогу или мечеть – порвали бы преступника в мельчайшие клочки. А вот за католический храм – обиделись ЛИЧНО.

 

И довольно сильно.

 

1. Наилучшим образом эти чувства выразил г-н Василий Жарков, статусный российский интеллектуал.

 

Возмущённый посягательством на святые образы европейской цивилизации, он написал Полисскому открытое письмо, которое я процитирую ниже целиком – настолько оно показательно.

 

Глубокоуважаемый Николай Владимирович, нисколько не относясь к числу тех, кто блюдет свои религиозные чувства, позволю себе заметить следующее. То, что Вы совершили, произошло на глазах страны, культура которой никогда не создала ни одного оригинального здания, ни культового, ни светского, в стиле средневековой готики, в т.ч. в том, что именуется пламенеющей готикой. И это объясняется известной трагедией исторической оторванности России от Европы. Элементы готики, как и других европейских стилей, Вы это знаете лучше меня, появились здесь значительно позднее, когда Россия попыталась развиваться европейским путем.

 

Однако теперь мы в очередной раз с этого пути демонстративно свернули. На наших с Вами глазах страна погружается в жуткую тьму азиатчины, не просто вытравляя из себя все европейское, но грозя превратить Европу, ее города, ее замечательную архитектуру – в радиоактивный пепел. Эти слова звучат параллельно Вашей акции!

 

В этом самом контексте, не только политическом, но именно культурном, Вы делаете как бы ничего не значащую невинную акцию: строите из веток нечто, ассоциирующееся со средневековой европейской архитектурой, с Европой, а потом это сжигаете. Да еще делаете это на масленицу, т.е. сжигаете знаковый культурный образ, ассоциирующийся с Европой, как сжигают надоевшую и уходящую зиму, символически расставаясь с ней, как расстаются с чем-то, что должно сгинуть, уйти в прошлое. Европейская культура, европейский выбор для России должны сгореть как лютая зима, Вы понимаете, что этим подчеркиваете?

 

Разумеется, я не настаиваю на том, что Вы именно так это задумали. Мне вообще, простите, трудно утверждать, думали ли Вы о чем-то, когда все это готовили, или нет. И я разумеется пишу здесь все это не с тем, чтобы как-то вмешиваться в автономию Вашего творчества.

 

Но я хотел бы, чтобы Вы знали: для меня, как для зрителя, Вы сожгли мою европейскую мечту. Мечту о цивилизованной европейской России, на которую потрачены усилия и мои лично, и многих поколений до меня.

 

Этот страшный костер оставляет одни на один с историческим проклятьем, из которого за многие столетия мы так и не выбрались. И вряд ли уже выберемся. Сильный жест, ничего не скажешь. Но как Вы хотите, чтобы я на него реагировал? Аплодировать, к сожалению, не могу. Но за одну полезную идею спасибо.

 

Вам ведь наверняка известно, что Вы не первый, кто строит из веток макеты чужих технических сооружений. И здесь мы с Вами не первые – раньше так уже сделали папуасы, выложив из веток карго-культ самолета.

 

Так вот, вольно или невольно Вы подарили многим чудесную метафору. Вся русская история и культура Нового времени есть смена трех циклически повторяющихся этапов: 1) возведение карго-культа, 2) его могучее с грохотом на весь мир сожжение, 3) пепелище карго-культа, на котором можно тосковать, тщетно пытаясь согреться.

 

Что ж, это вклад. Спасибо! И что вернули к реальности сожжением европейской мечты, за это тоже поклон.[1]

 

Что во всём этом особенно замечательно. Автор долго и с пафосом рассказывает про карго-культ, абсолютно не замечая, что весь его текст – это вопль возмущённого карго-культиста, обиженного дикаря. У которого сожгли любимый самолёт из палок.

 

2. Впрочем, по порядку.


Карго-культы зародились на островах Меланезии. Расцвели они во время Второй мировой, когда острова использовались американцами как перевалочные базы в войне против Японии. Там были построены аэродромы, через которые гнали огромное количество грузов: униформа, консервы, оружие. Туземцы смотрели на это богатство, проходящее мимо их носа и хотели себе того же самого. Что-то из этого добра доставалось и туземцам. Однако война кончилась, базы были покинуты. Самолёты перестали прилетать. Праздник кончился.

 

Что стали делать туземцы? Пытаться вернуть праздник, очевидно. Так, как это люди обычно и делают.

 

Для начала они обосновали – для себя – право иметь те прекрасные вещи, которыми владели белые. Они придумали, что все эти вещи делаются духами предков, которые хотели бы отдать их меланезийцам, но коварные белые колдуны завладели ими хитростью. Версия как версия: для внутреннего употребления годится, а на внешнее она и не рассчитана. Европейцы поступают абсолютно так же: когда они хотят что-то присвоить, они изобретают морально убедительную причину. Например, что колонизация – это распространение цивилизации, дельце святое. А вывозимые из колоний сокровища – это небольшая плата за такую услугу. Ну или – что неграм лучше находиться в рабстве, потому что это им полезнее. Откровенно говоря, на этом фоне меланезийская вера выглядит куда гуманнее.

 

Далее, туземцы попытались вернуть самолёты. Рассуждали они по-своему логично. Самолёты садятся на аэродромы благодаря деятельности аэродромных служб. Например, туземцы видели, что белые освещают посадочные полосы. Логично предположить, что самолёты, как бабочки, летят на свет. Опять же: версия как версия. Попробовать стоит. Они и попробовали. То есть стали строить фальшивые аэродромы с макетами самолётов, изображать сигналы посадки и т.п.

 

Повторюсь. Всё это были вполне понятные действия. Ничего безумного, иррационального и дикарского в плохом смысле слова в них не было. Да, это были действия очень невежественных людей. Но вовсе не глупых, нет[2].

 

Однако фальшивые аэродромы не сработали. Самолёты с грузом так и не прилетели.

 

Туземцы были упрямы. К тому же у них успели образоваться жрецы и адепты культа, которые имели с него свой профит. Так что прекратить всё это по-быстрому оказалось сложно. Примерно так же, как в цивилизованных странах бывает сложно распустить какое-нибудь никчёмное учреждение. Или прекратить финансирование провалившейся научной программы.

 

Но всё-таки любому терпению подходит конец. Год за годом карго-культы стали приходить в упадок. Туземцы убедились, что все их усилия тщетны. Так что сейчас почти все они прекратили существование. Деревянные самолёты заброшены, деревянные посадочные полосы сгнили. Всё это перестало быть интересным.

 

3. Теперь представьте себе такую сцену.

 

Кампания молодых туземцев ищет место, чтобы развлечься, и натыкается на заброшенный карго-культистский «аэродром», на котором лежат останки самолёта из палок. Молодёжь его поджигает – ну просто ради прикола. И пляшет вокруг, распевая местный аналог «гори-гори ясно, чтобы не погасло».

И тут из какой-то покосившейся хижины выползает старый жрец-каргокультист. Который всю жизнь этому самолёту поклонялся. Он в ужасе смотрит на пламя, потом воздевает вверх тощие руки и проклинает молодёжь. Которая своими кощунственными руками загубила вековечную мечту о богатой Меланезии, полной американских курток и консервов. Что теперь самолёты предков точно не прилетят. Что всё погибло, всё растлилось. А-а-а-а-а-а-ау-ау-ау-ау-уууооыыы!

 

Вот именно в этой роли и выступила наша обиженная либеральная публика. Мировоззрение которой – самое что ни на есть карго-культистское.

 

4. Наши либералы (как они сами себя называют) постоянно декларируют свою любовь к Европе. Окей, мы все любим Европу – потому что там тепло, вкусно, чисто на улицах и у граждан есть права. Кто ж такого не любит?

 

Однако дальше начинаются нюансы. Разумные люди понимают: чтобы достичь того, чего достигли европейцы, нужно делать то, что делают европейцы. А для этого нужно понимать, что они делают. А для этого нужно знать то, что они знают. И так до самого начала – то есть до самых основ. И потом, оттуда – подниматься вверх, идя по ступеням своей лестницы.

 

Но так думать не всем хочется. Куда проще верить в то, что европейцам все эти блага достались по некоей благодати. Например, потому, что они «биологические полноценнее русских» или «у них была правильная история». Впрочем, это всё современные трактовки. Раньше люди были попроще. Основатель и духовный отец всегда нашего западничества, Чаадаев, говорил попросту – мы дерьмо, потому что не подчинились Папе Римскому. Вот подчинимся, унизимся, оближем ноги – и (после должного покаяния) нам что-нибудь кинут.

 

Теперь на месте «папы» ставят саму «Европейскую Цивилизацию» как таковую. Но способ получения благ мыслится всё тем же: распластаться перед ней и вымолить себе какие-то подачки. «А как иначе-то».

 

Разумеется, это мышление религиозное. Причём – языческое. Более того, язычество это довольно примитивное. Но – что есть, то есть.

 

Культ этот имеет соответствующий набор доступных идолов. Либерал держит у себя на полочке «прекрасное европейское Средневековье», «права человека», картинку с «парламентом», голую задницу (гомосексуализм у них тоже считается европейским изыском) и банку из-под импортного пива (единственная европейская ценность, которая ему на самом деле и доступна, и понятна). И тихонечко камлает перед этими святыми образами. Веря, что если он будет камлать сильнее, то прилетят европейцы и принесут нам сюда все эти прекрасные вещи.

 

Последнее не является метафорой. В настоящее время либеральная мысль в России дошла до своего логического предела: мечте об оккупации России какой-нибудь «натой». Почему от европейской оккупации должны проистечь какие-то блага – когда всю историю имело место ровно обратное – они не думают. Точнее, они просто не представляют себе другого способа эти блага сюда ввезти. Только на американском штыке. Так что набор идолов теперь венчает танк «Абрамс», воспетый журналистом Бабченко.

 

5. Но обратимся к готике.

 

Безусловно, готические соборы – вершина прекрасного. Я не иронизирую, я сам так думаю. То, что в России нет готики – это знак нашей ущербности, причём ущербности неисправимой. Где нет готики – там нет Истины и Красоты. Нужно быть человеком без сердца и мозгов, чтобы не преклоняться бесконечно перед готическими шедеврами и не презирать всё, что ими не является. Ещё раз: я не иронизирую. Это всё именно так, спорить тут не о чем.

 

Однако какой из этого следует практический вывод?

 

Своей выбор сделали американцы, оказавшись в аналогичной ситуации: им боженька тоже не дал готических храмов. Однако американцы не стали посвящать всю свою жизнь скорби по этому поводу. Они создали американскую архитектуру. Понастроили небоскрёбов, например. И стали их любить и ими гордиться. А что касается готики – купили в Европе сколько-то «настоящих средневековых зданий» (и вывезли их к себе), а также поразвивали – пока не надоело – неоготический стиль. И, в общем, такими простыми способами снизили скорбь до умеренных величин.

Не то в России. Здесь неистовое камлание на готические соборы привело к совершенно иным результатам.

 

А именно: в девяностые годы, когда стало можно строить с вычурностью и причудинкой, все страшно захотели чего-нибудь готичненького. Из этого желания родился знаменитый «лужковский стиль» с «башенками», которым застроили Москву. При этом старую русскую архитектуру – действительно прекрасную - сносили почём зря. Погром проводился в коммерческих целях, но готические башенки придавали ему своего рода духовную легитимность. Ломали особняки XVIII века, «не представляющие художественной ценности», и кивали на башенки – вот, дескать, где красота-то. Реальность уничтожали если не ради карго-сооружений, то прикрываясь ими.

 

Такие же «готические замки» занавозили по всему Подмосковью «новые русские». «Коттеджи в готическом стиле» разной степени уродства стоят до сих пор, в основном – покинутые, а то и разрушенные.

 

При всём при этом такие шедевры, как неоготический храм в Быково(баженовская архитектура, XVIIIвек), потихонечку разваливаются – а точнее, сознательно уничтожаются. Но это никого не беспокоит.

 

6. Теперь отвлечёмся от готики. Поговорим о Масленице.


Не очень умные православные регулярно разражаются рассуждениями о том, что Масленица – праздник недостаточно христианский, а то и вовсе языческий. Особенно им не нравится сожжение Масленицы: ой, какой нехороший обряд, ой, не поклонение ли это древним богам. Хотя существует и вполне христианское понимание этого действа. Масленицу сжигают затем же, зачем сжигают ложных идолов – в свидетельство того, что мы ими не прельстились, как древние евреи золотым тельцом. Даже если идолы эти красивы. Даже если ценности, стоящие за ними, нам дороги. Потому что идолы – всего лишь изображения, они не могут нам дать реального блага, а только заманивают в сети лукавого.

 

Я лично вижу в акции Полисского именно это: сожжение ложного идола, истребление симулякра, уничтожение объекта карго-культа.

 

В принципе, туда же – в огонь – стоило бы отправить и всё наше ублюдливое, щенявое европейничанье. Которое мешает нам стать Европой ровно так же, как деревянные самолёты мешали меланезийцам обустраивать собственную жизнь, внушая ложные надежды.

 

При этом, разумеется, «отрицать Европу» и её настоящие ценности было бы ещё глупее. Из того, что деревянный самолёт не летает, не следует, что настоящих самолётов не существует.

 

Но, Бога ради - не принимайте соломенное чучело за настоящий самолёт. И не путайте настоящий храм с мусором и палками, которые годны только на то, чтобы красиво сгореть.



[1] В оригинале есть ещё приписка, в которой г-н Жарков призывает себя «работать,: чтобы вырваться, спастись из этого темного дикого поля, где европейское будущее сгорело до тла».Насколько я понял, вырваться из тёмного дикого поля г-ну Жаркову мешает заведывание кафедрой политических и правовых учений в МВШСЭН и некоторые другие регалии. Что препятствует ему сбросить с себя эти вериги, переехать в Америку, пристроиться в Европе или хотя бы перебраться на/в европейскую Украину – мне неведомо.

 

[2] Разумеется, были нюансы. Например, к карго-культам часто причисляют религиозные движения, возникшие раньше, но потом впитавшие в себя карго-практики. Например, новогебридский «культ Джона Фрума», зародившийся в тридцатых годах прошлого века. Его приверженцы отрицали все блага европейской цивилизации, особенно работу на плантациях. Учитывая, что Новые Гебриды были франко-британским владением, а культ подразумевал поклонение американцам, можно предположить, что происхождение этого культа не вполне местное. Британцы шутку оценили и ответили небольшой колкостью: на том же острове расцвёл культ принца Филиппа, супруга королевы Елизаветы Второй, всеми нами столь любимой. Для ценителей эта ситуация напоминает старый и не вполне приличный медицинский анекдот.

 

 


Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram