Боги азбучных истин (ч. III)

 

 

6. Третья жизнь. Бой на лесной дороге

На сей раз, уже несколько поумнев, лейтенант планирует действовать более основательно. Во-первых, он понимает, что рощу «Огурец» авангард немцев всё время успевает занять раньше. Более того, он осознаёт, что в этом авангарде есть какой-то грамотный и хладнокровный командир, наверняка с боевым опытом, который не охает-ахает при виде необычной техники, а думает только о том, как её уничтожить.

Увы, тема «грамотного фрица», к сожалению, полного развития в романе не получила. Это никоим образом не обвинение автору. Напротив, тут следует восхищаться тем, что он её вообще ввёл. Потому что именно на этом примере отлично видно, что такое пресловутое «немецкое хладнокровие» - и, шире, европейская рациональность.

Извините, тут придётся отвлечься на философию. Ну, она же царица наук, без неё никуда.

Представьте себе, что вы идёте куда-то. С какой точки зрения вы оценивает е всё, что видите? Поскольку вам нужно пройти, вы - прежде всего – делите все встречающиеся вам вещи на проходыи препятствия. Вот здесь пройти можно, вот здесь ещё удобнее. А тут стоит что-то твёрдое, надо обойти. А тут вообще стена.

Это вроде бы ясно. Но давайте заглянем ещё глубже. Что мы думаем, увидев нечто? Какова первая мысль, возникающая при виде любого объекта? Нет, даже не так: с какой точки зрения мы о нём думаем, что в любой вещи нас интересует в первую очередь?

А вот что. Можем мы её уничтожить или сломать – или не можем. Это первая и главная оценка, которую мы даём любой вещи. Любой. Даже той, которую нам не хочется ломать, которую мы даже боимся сломать. Но мы всегда думаем об этом. Всегда. Не верите? А последите за собой, когда вы смотрите на красивую девушку. И если у вас мелькнёт мысль «какая у неё хрупкая фигурка» или «хрупкая шейка» - подумайте о значении слова «хрупкий».

Из этого следует довольно многое. В частности, то, что первое и главное знание о любой вещи – это знание о том, как её разрушить. Вторичное знание – то, которое добывается в ходе этого разрушения[1]. Но первое – это знание «как сломать»[2].

При этом себя – то есть, прежде всего, своё тело с его возможностями и уязвимостями – мы считаем чем-то вроде начала отсчёта. Однако бывают ситуации иного свойства. Например, ситуация, когда «страшно». Классический случай - бой: обычная реакция на него – острейшее ощущение собственной уязвимости. Все вещи начинают подразделяться в уме на опасные и защищающие от опасности. Соответственно, человек не может думать ни о чём, кроме как «бежать» и «прятаться». Выражаясь поэтически – «спасать свою шкуру» (при очень сильном страхе желание спасти других и даже сама мысль о них тоже отключается).

После столь подробного разбора, я думаю, все поймут, что такое пресловутое «хладнокровие в бою». Это способность рассматривать вещи прежде всего с точки зрения их уязвимости, которая так легко теряется от страха, но и от других причин – например, от лишней почтительности. Тут мы снова возвращаемся к теме «нового вооружения»: сам страдающий от излишнего пиетета перед «новым оружием», наш герой инстинктивно ждёт того же от немцев. Что и привело его к поражению.

Но вернёмся к сюжету. В третий раз наш герой решает перейти от пассивной маскировки к активной – то есть к прямому обману противника.

План у него таков. Закрепиться на высоте 44,8, оставив там гранатомётчиков и небронированную технику. Остальные пересекают речку Чернянку по броду и едут на север. Цель – введение в заблуждение наблюдателей противника. Заслонившись рощей Дальней, они меняют направление движения, быстро проскакивают открытое пространство и гонят по просёлку, чтобы встретить подтягивающуюся немецкую колонну и её разгромить. Разумеется, битый-пуганый Суровов понимает, что «разгромить» немцев не так просто. Но у него есть два варианта. Если он натыкается на немцев лоб в лоб – использовать, наконец, преимущество в вооружениях (должно же оно хоть когда-нибудь сработать!), если нет – устроить засаду в районе болота Навий Мох и там постараться уничтожить врага с близкой дистанции.

На первых порах всё получается. Они натыкаются на мотоциклетчиков и уничтожают их. Потом начинают громить голову колонны. Они уже в полушаге от победы – но выясняется, что голова колонны не так уж и побита: просто немцы тихонько расползлись и залегли. К тому же у них осталось противотанковое орудие, которое всё и решило: раздухарившийся командир вошёл в зону действия противотанкового вооружения противника, дал связать себя боем – и вуаля, его подбивает всё та же химическая пуля.

Перерождаясь, герой, как обычно, делает ряд выводов. Опять недооценка противника, на этот раз выразившаяся в том, что Суровов всерьёз не подумал о средствах противодействия ему. Например, попасть второй раз под отравленную пулю – только потому, что не пришло в голову подумать о том, чтобы постоянно держать фильтровентилляционные установки машин включёнными. Неуважение к «старью», оказывается, сидело в герое глубже, чем думал он сам.

7. Четвёртая жизнь. Бой в роще «Огурец»

Новый план включает в себя элементы старого. Прежде всего – сработавший манёвр с введением противника в заблуждение (заехать за «Дальнюю» рощу, там сменить направление движения и ударить немцам в тыл). Целью была избрана роща «Огурец», от – точнее, из/из-за – которой произошло уже столько неприятностей.

На этот раз герой уже не думает «раз у нас новое оружие – значит, выиграем», а начинает серьёзно относиться к вопросу «что у нас есть такого, чего нет у врага и что могло бы принципиально изменить ситуацию в нашу пользу». Он ставит на тепловизоры – то, чего у немцев нет в принципе. В дальнейшем выясняется, что ставка была в принципе верной, но частности, как всегда, сыграли свою роковую роль.

Сначала всё шло отлично. Повторили манёвр за рощей, встретили немецкую технику и образцово-показательно её расстреляли. Потом начали зачистку рощи и на первых порах преуспели – пока придерживались тактики «люди связывают боем, машины бьют». Но когда люди Суровова вылезли из машин и полезли в лес, надеясь на «Калашниковы», ситуация переменилась. Немцы начали эффективно обороняться. Сказалась и немецкая тактика: если русские наступали цепью, и пулемёты тоже держали в цепи, то немецкие пулемёты, оттянутые в глубину, свободно меняли позиции, стреляли с неожиданных точек и прикрывали своим огнём через головы немецких солдат. При этом за пулемётами русских немцы охотились и выбили их очень быстро.

Чем всё кончилось – понятно. Немцы воспользовались главным преимуществом, которое у них было – численным. Вдвое превосходя сурововцев по числу бойцов, они сумели нивелировать все остальные их преимущества. Единственное, что они недооценили, так это огневую мощь противника, отчего поимели больше потерь, чем ожидали. Но на исход дела это не повлияло. Суровов в очередной раз убит – успев, правда, застрелить и своего главного противника, «грамотного фрица».

Выводы, сделанные главным героем после очередного перерождения, достаточно предсказуемы. Во-первых, немецкая тактика работы с пулемётами – из глубины расположения, во второй линии, за спинами бойцов – оказалась крайне удачной. Мангруппа связывает противника боем, удерживает его. А пулемётчики свободно маневрируют за их спинами и выбивают врагов по одному. «Нам бы так», да людей маловато… Дурной идеей было и вылезать из машин, гоняясь за немцами с автоматами. Увы, как выяснилось, даже очень плотный огонь немцев не деморализует и к потере управления не приводит. В сухом остатке: соваться в рощу, полную немцев – плохая идея.

8. Пятая жизнь. Бой возле Гадюкинского моста.

Ощутив на своей шкуре преимущества численного превосходства, главгерой решил и сам им воспользоваться, припахав под своё начало местных солдатиков. План был хорош, однако припахать не удалось. Командир гарнизона младший лейтенант Хромых почуял неладное, а потом ещё и разглядел на плечах из-под снаряжения погоны. Потом задал вопрос, на который главгерой не знал ответа. И решил – совершенно закономерно – что это диверсанты или вообще «враги».

Напоминаем – шёл 1941 год. Погоны на плечах чётко ассоциировались с «проклятым царизмом» и «золотопогонниками». Прочие обстоятельства не менее подозрительны – так что реакция младшего лейтенанта является не просто штатной, а единственно возможной в данных обстоятельствах. Главному герою везёт – он успевает убить Хромых. Убивает с сожалением – «глупо получилось». И в той же стычке сам теряет двух бойцов.

Дальше герой допускает ошибку куда более существенную.

Убедившись, что его враг – «грамотный фриц» - действует агрессивно даже в опасных для него ситуациях, Суровов невольно думает, что немецкий командир склонен к риску. И поэтому надеется на то, что тот не будет долго рассусоливать, а попрётся по Гадюкинскому мосту всеми силами. Агрессивный значит храбрый, храбрый значит глупый и недооценивающий опасность. Ну да, так и есть – но это верно только для людей, живущих эмоциями. Немец же РАЦИОНАЛЕН – то есть действует исходя из логики. В бою он демонстрирует максимальную агрессивность, потому что это самая рациональная стратегия. Но вот перед соблазнительно раскинувшимся перед ним открытым путём немец стал крайне осторожным. Он выслал перед собой минимально необходимое число бойцов, которые прочесали местность, а основные силы подтянул в последний момент. Тем не менее, на стороне Суровова имелось превосходство в вооружениях, так что первый бой он выиграл, подчистую уничтожив немецкий взвод, даже без потерь.

Однако дальше дело пошло хуже. Немцы не попёрли прямо на людей Суровова под прикрытием артиллерии – чего тот, собственно, ждал. Вместо этого они потратили время и послали людей обойти место боя по очень дальнему маршруту. В результате они вышли в тыл к сурововцем. Конец немного предсказуем, не так ли?

9. Шестая жизнь. Бой в районе рощи «Дубовая».

Решения, которые на сей раз принимает герой, отличаются от предыдущих случаев не только формально, но и по сути. Впервые он пытается – пока ещё не очень удачно – рассуждать рационально, как тот самый «грамотный фриц».

Этот момент специально подчёркивается автором книги. В предыдущих случаях умирающий и воскресающий Суровов, очухавшись, обычно переживает тяжёлую волну ненависти и злобы – на неведомых экспериментаторов, на немцев, на ситуацию в целом. На этот раз он, по его же словам, встречает очередное воскрешение «с абсолютным спокойствием». Он сам объясняет это выгоранием эмоциональной реакции. Это зря. На самом деле он не «выгорает», а, напротив, набирает ресурс. И здесь достигает нижней границы рациональности. В частности – осмыслить и уяснить по-настоящему свою задачу. То есть до него окончательно доходит следующее. Уничтожение врагов полезно и приятно, но не это является его целью. Цель – это остановить наступление немцев на данном участке на сутки. Не менее и не более.

Казалось бы, в чём проблема? Он это знал с самого начала. Знал, да не знал. То есть – вёл себя не так, как если бы это было его действительной целью. Суровов каждый раз планировал именно что «побить фрицев». Разумеется, это лучший способ их остановить – но изменение оптики предполагает изменения и в этой подзадаче.

Итак. На этот раз обе высотки заняты и оборудованы как надо (не всё успели сделать, но старались). Высоту 40,9 занимает отделение сержанта Егорова, 44,8-ку обороняет отделение младлея Севастьянова. Направления, по которым уже отхватывали, более-менее прикрыты. Проблемы с разведкой учтены. На левом фланге около рощи «Дубовая» сидит дозор ефрейтора Ханина, который наблюдает за тем, что скрыто за лесом – реку, левый берег и «мёртвую зону» правого.

Второе следствие возросшей рациональности Суровова – рост интереса к противнику. Что за люди эти немцы, что из себя представляют. В шестом бою впервые за всё это время главгерой пытается «взять языка», а когда это не удаётся – изучить трупы и сделать какие-то выводы.

Немецкие тела в достаточном количестве образуются благодаря традиционно удачному дебюту: герой, имея три машины с «Бахчами»[3], успешно уничтожает немецких мотоциклистов, после чего сразу же – на БМД – прётся на другой берег и там устраивает разгром.

Итоги изучения трупов и документов неутешительны. Русским противостояли молодые (до 25 лет), хорошо кормленные (рост больше ста семидесяти), физически сильные, привычные к труду люди. То есть – остатки немецкой кадровой армии плюс достаточно взрослые, но уже не глупые люди. Качество людей, конечно, несравнимое не только с красноармейцами образца 1941 года, но и самих «провалившихся во времени» бойцов. У которых есть кое-какой опыт, но по сравнению с немцами, за плечами которых год-другой успешных боёв в Европе… ндя.

Далее план начинает потихоньку ломаться. Немцы появляются под рощей Дубовой, где скрывается Ханин, но быстро обнаруживают русских. Приходится атаковать. Всё вроде идёт нормально, но в какой-то момент Ханин решает проявить инициативу; Не видя врага (который куда-то делся), который скрылся в роще, он снимается с места, прётся на опушку рощи и входит в неё. Попытка главгероя её обстрелять воспринимается Ханиным – который туда уже ввалился – как «дружеский огонь». Пришлось в ту сторону не стрелять.

Потом выяснилось, что часть немцев укрылась у уреза воды, заслонившись берегом реки. Главгерой чуть не попал под их огонь, но вовремя сориентировался и даже сумел уничтожить десяток прячущихся под обрывом солдат. Другой группе немцев удалось подбить БМД, но машина не загорелась – так что экипаж не выскочил и не был расстрелян. Однако тем временем немцы начали осаждать опорный пункт. Суровов поспешил на помощь – и был убит противотанковым снарядом.

10. Седьмая жизнь. Бой в районе высоты 43,1.

Воскресший в очередной раз Александр Суровов делает выводы. Первый и главный: совсем уж грубых ошибок он не допустил. Но сделал мелкие, которые сработали не хуже крупных.

Первое и главное. Командир не озаботился инструктажем подчинённых. Он в общих чертах сказал им, что нужно делать, но не объяснил, чего делать ни в коем случае не следует. Это привело к тому, что Ханин проявил неуместную инициативу и полез куда не следует. Заминка привела к потере темпа, а потеря темпа – это потеря контроля. Также не было учтено, что противник будет прятаться за речным берегом. Ну и ещё всякое, что в итоге привело к обычному в этой истории результату.

Главгерой даже воспаряет над ситуацией настолько, что начинает мыслить о тактике и стратегии. Ему приходит в голову, что относительная цена тактического решения на порядок выше, чем решения стратегического. Потерять десять процентов армии из-за идиотского приказа – это очень много. Если считать в людях. Но для армии это именно десять процентов. А вот на уровне взвода или роты потерять сто процентов личного состава и техники в результате мелкой глупости – это как нефиг делать. Да, и при этом мелкий тактический успех или неуспех может оказаться стратегически значимым. К сожалению, эти прозрения не развиваются: герой торопится снова сразится с супостатом.

Впрочем, на сей раз перед боем происходит нечто любопытное. Командир – почти случайно! – вступает в содержательный разговор со своими людьми. И узнаёт о них много нового и интересного. Например, что сержант Егоров неплохо знает военную историю и может внятно доложить, какие противотанковые средства имеют немцы на вооружении. В голове Суровова конденсируется ещё один важный принцип: любые знания и умения личного состава являются ценным ресурсом, не использовать который – крайне глупо. Правда, для этого нужно относиться к подчинённым не как к условным «юнитам» (но и не как к «людям»). Их надо именно что знать. Увы, развить эту тему по полной у автора не хватило ресурса.

С другой стороны, по итогам разговора и сами бойцы начинают понимать смысл решений командира. То, что эти решения стоили ему нескольких жизней, они не знают, да это и неважно. Зато на горизонте начинает маячить «Всякий воиндолженпониматьсвой маневр»[4]. И опять же – ресурса на развитие темы у автора не хватило.

Но вернёмся к тексту. Очередной сурововский план состоял в следующем. В районе высоты 43,1 поставить огневую засаду на задний скат, в надежде, что немцы попытаются взять мост с ходу. Её отдать под командование сержанта Бугаева. Отдельно формируется бронегруппа из всех (почти всех) имеющихся машин, которые прячутся на обратном скате высоты 44,8 и обстреливают немцев оттуда, с закрытой позиции[5]. Ей Суровов намерен командовать лично. Дальше – по ситуации.

Возможно, всё и получилось бы. Но беда пришла, откуда не ждали – от местных. Появляется местный советский командир – легкораненый подпол из госпиталя, решивший, что без него всё погибнет. В сопровождении политрука и особиста, уже знакомых Суровову, он сначала пытается «застроить» (то есть переподчинить себе) группу Бугаева, а потом и самого Суровова. Суровов относительно успешно отбивается от попытки полполковника поставить его под своё командование. Однако советские вояки располагаются на виду у немцев и демаскируют замысел. Тем не менее запас прочности замысла достаточно велик, чтобы бой развивался нужным образом. Пока немцы не смогли скрытно подобраться к машине главгероя и подбить её с близкого расстояния. Тот сумел из машины выбраться и не быть подстреленным в люке – однако он оказался среди немцев. Всё кончилось встречей с вражеским лейтенантом («грамотрным фрицем») и взаимным уничтожением.

11. Восьмая жизнь. Бой в районе ВОП «Гадюкинский мост».

Вновь оживший главгерой, уже боящийся, что в следующий раз он может и не воскреснуть, делает ряд выводов. Например, тот, что пехота против танков и БТР, если она состоит из обстрелянных и дисциплинированных людей – это сила, с которой надо считаться. Потому что на короткой дистанции преимущества брони сильно снижаются. Так что врага надо бить на расстоянии, не теша себя мыслями типа «да мы их на гусеницы намотаем». Здесь же получилось, что «грамотный фриц» выставил против машин Суровова засаду. Причём принял решение за несколько секунд, а осуществил – по ходу боя. И в итоге выиграл.

На сей раз главный герой хорошо продумал ситуацию. В частности – решил, что необходимо задействовать все ресурсы, которые только есть в его распоряжении. Включая местных. Что предполагало новое столкновение с самоуверенным дураком-подполковником. Однако герой решил, что он к нему готов. Сначала так и случилось: после попытки наезда и столкновения подполковник (с фамилией Кривошеин) вроде бы сдал назад.

Теперь о том, как наш герой расположил силы. Как мы помним, в самом первом варианте Суровов сосредоточил все силы на высоте 44.8, окопался, загнал машины в капониры и стал ждать немцев (ну и дождался). На этот раз он действовал прямо противоположным образом – стал «размазывать» свои силы по всему фронту. То есть – принял решение окопаться на двух высотах (44,8 и 41,2), технику рассредоточить между ними. Снова сделал засаду у моста, послав туда три машины, которые были укрыты на обратном скате и замаскированы. За железной дороге в лесочке укрылось отделение сержанта Егорова. В общем, вполне логичная съема.

Суровов недооценил советского подполковника. Который не нашёл ничего лучше, чем, взяв с собой тридцать человек (оторвав их от охраны госпиталя), попёрся на высоту 43,1 – воевать.

Действовал полковник в лучших традициях. То есть гулял во весь рост, лупился в бинокль на другую сторону реки и т.п. Но самое страшное – он начал рассматривать в бинокль людей Суровова. Разумеется, немцы увидели, куда пялится советский военный идиот, и поняли, что там засада. План, таким образом, оказался блестяще сорван.

За этот эпизод автора всячески поносили на разных форумах добрые советские люди. Ну, добрые советские люди вообще всё рассматривают сквозь призму «свой – чужой», и в авторе они опознали чужого. Однако существует вполне практическая задача взаимодействия с советским начальством, и она требует рассмотрения.

Начнём с банальностей. Отношения любого начальника с любым подчинённым всегда конфликтны. Связано это с противоположностью интересов: подчинённый хочет не работать и получать награду, начальник хочет, чтобы подчинённый работал и ничего не получал. Однако дальше возникает ситуация торга и компромисса: подчинённый всё-таки что-то делает, а начальник ему что-то даёт. Есть, конечно, случаи, когда у начальника и подчинённого есть общая цель – но мы их сейчас не рассматриваем.

Беда в том, что советские люди логику торга и компромисса отрицают даже на теоретическом уровне, как «буржуазную». Из чего следует, что начальство и подчинённые начинают воспринимать друг друга не просто как стороны с разными интересами, а как врагов. Особенно это свойственно начальству, перед которым очень часто задача так и ставится – заставить людей работать, не поощряя их ничем, кроме самого факта, что «не убили». Поэтому ГУЛАГ и является абсолютно-идеальной формой социалистической экономики.

Но то же самое относится и к армии. Советский командир видит противника прежде всего в тех, кем он командует. Если быть совсем точным, «свой солдат» для него – что-то вроде пленного.То есть человека, которого можно заставить подчиняться, но от которого глупо ждать лояльности. Что не исключает попыток продавить его пропагандой и т.п. – но и заградотряд тоже очень желателен.

При этом важны приоритеты. Контроль за «условно своими» в подобной ситуации оказывается задачей первоочередной, а борьба с реальным противников – делом важным, но вторым. Подполковник Кривошеин действовали именно в этой логике: присматривал за подозрительными людьми, которые делают что-то не по его приказу. О том, что он их тем самым демаскирует перед лицом противника, он, конечно же, даже и не подумал. Так что дело тут было не только и даже не столько в «самоуверенной тупости», сколько в базовых установках советского военного.

Теперь вернёмся к нашему сюжету. Бой выглядел так. Немцы попытались атаковать красноармейцев на высоте 43,1. Люди Суровова, благодаря преимуществу в скорости, сумели не просто отбить атаку, а частично уничтожить немцев, частично взять в плен. Тут опять проявил свою душевную красоту красный командир: отойдя от страха, он выплеснул адреналин, убив двух пленных. Что было не просто «супротив конвенций», но и опасно – пленные, увидев, что их убивают, остальные могли попытаться броситься врассыпную. Тут Суровов не выдержал и Кривошеина – наставив на него автомат – отстранил от командования, переведя ответственность на политрука. Это было сделано грамотно: политрук, как официальный смотрящий за лояльностью, имел большую власть.

Казалось, немцы озадачены. Суровов даже возмечтал о том, что они будут дожидаться темноты, чтобы атаковать под покровом ночи – а там он, используя тепловизоры, всех их и положит.

Вместо этого над головой появились немецкие самолёты и начали сурововцев бомбить. Несмотря на отдельные успехи – пару самолётов удалось сбить – главгерой довольно быстро потерял всю технику. Дальнейшее было делом времени.

12. ВОП «Гадюкинский мост»: победа

Главный герой снова воскрес, но без всякого удовольствия. Его и раньше-то не было, но теперь он чувствует – это в последний раз, все лимиты исчерпаны. Надо побеждать.

Его дальнейшие действия таковы.

Он грамотно отрабатывает ситуацию с госпиталем. Попытка навязать на его шею подполковника Кривошеина грамотно нейтрализована – он отговаривается секретностью своего вооружения, и подпол остаётся на койке. Задействовать местных в своих целях он не стал: себе дороже.

Далее Суровов аккуратно «размазывает» взвода по местности. Фактически, он занял своими людьми полосу длиной в пять километров. Для начала он разместил людей на всех трёх высотах. На 43,1 – парный дозор (задача – наблюдение), на 41,2 – пятерых хорошо вооружённых людей (задача – огнём пресечь попытки противника пройти реку вброд), на 44,8 – шесть человек (задача – оборона моста). На обратном скате высоты он спрятал бронегруппу под своим командованием (задача – уничтожение противника, связанного боем, а также ПВО). В лесном массиве в районе дороги на ж/д станцию он устроил пункт боепитания и медпомощи. В лесном массиве к югу от позиции – несколько человек, чьей задачей было уничтожить противника на западном берегу Чернянки и исключить возможность обхода с юга. Им он отдал одну БМД. Наконец, в рощу Дубовую отправлен парный дозор с той же целью, что и на высоте 43,1: наблюдение за противником.

«Размазывание» людей по местности – решение контринтуитивное: естественным желанием командира является собрать всех своих людей в единый кулак[6]. Но ему приходится это делать.

План боя не содержит ничего особо оригинального. Суровов рассчитывал на традиционнный удачный дебют – засаду у моста и уничтожение передового подразделения немцев, которые попытаются занять мост сходу. Дальше бойцы из засады подымаются наверх, окапываются и ждут следующей волны немцев, которые пойдут уже при поддержке артиллерии и самолётов. Если отбить и эту атаку, у госпиталя будет время на эвакуацию. Дальше – держаться, пока будет возможность, в надежде на то, что немцы, встретив упорное сопротивление, тормознут и будут дожидаться подмоги.

Так и вышло.

Сначала был уничтожен немецкий мотоциклетный взвод – полностью и весь. Против трёх БМД, бронетранспортёра и современного оружия у них не было шансов.

Основные силы немцев (в размере усиленной роты) торопиться не стали, заняли рощи «Огурец и «Дальнюю». Суровов нервничал, ждал обхода справа и выхода в спину через высоту 43,1. Немцы пристреливались, один раз попали очень удачно – одного бойца завалило. Потом попытались занять высоту 43,1 силами подразделения. Суровов ударил техникой и перебил почти всех. Однако было потрачено много боеприпасов. Тут появилась девятка немецких бомбардировщиков, которые вполне могли бы угробить всех. Благодаря самоотверженности сержанта Егорова, который на своей БМД отвлёк немецких лётчиков, ситуация несколько выправилась. В егоровскую машину попали, но он отделался контузией.

Но дальше было не легче. Под прикрытием артиллерии на Суровова и его людей попёрли немецкие танки. Их удалось остановить на рубеже реки и расстрелять, после чего добить остатки пехоты. Собственно, вот тут-то и удалось реализовать техническое преимущество по полной программе.

Последняя группа немцев дожила до темноты и попыталась уйти к своим – но была распознана тепловизорами и уничтожена.

Госпиталь удаётся вывезти. А главного героя неизвестные экспериментаторы возвращают в наше время, обогащённого новым опытом.

13. Вместо итогов.

Публикация «Гадюкинского моста» вызвала взрыв эмоций у любителей военной тактики, знатоков военной техники и прочих воинов, диванных и не только. Я прочитал несколько подробнейших обзоров, авторы которых с достойной уважения неутомимостью разбирали книгу по буковке, выискивая ошибки, ляпы, сомнительные ходы и так далее. Начиная с вопроса «а где немецкие миномёты?» и кончая недостаточным патриотизмом сочинителя. Автор отвечал, ему тоже отвечали. Вся эта дискуссия крайне любопытна для тех, кто любит обсуждение ТТХ всяких громыхающих железок.И всё же я не об этом.

Я сам – человек сугубо штатский. Громыхающие железки и игры в солдатиков оставляют меня равнодушным. Однако, читая Суинтона или того же Марченко, я понимаю, что самое интересное в этих сочинениях – не те конкретные советы, которые дают авторы. А сам тип и стиль мышления, который там демонстрируется.

У Киплинга есть стихотворение «The Gods of the Copybook Headings». У нас это название обычно переводят как «Боги азбучных истин». О чём там говорится, можете прочесть сами, по ссылке. Я же скажу вот что. Какие бы интересные теории люди не строили, все они проверяются одним – смертельным конфликтом с другими людьми.Только он проверяет на прочность любую истину, как интеллектуальную, так и нравственную.

О последнем нужно сказать особо. Герой Суинтона и герой Марченко получают ещё и нравственные уроки. Суровов в первом эпизоде гибнет не только из-за того, что презрел устав – но в первую очередь от гордыни, презрения к людям прошлого, недооценки их и надежд на «технику». Преодолевает он эти пороки – а это не только умственные ошибки, но именно пороки – долго и мучительно. Имея материально-техническое преимущество над противником, он смог его реализовать на деле лишь тогда, когда изжил в себе эти качества и стал более правильным человеком и командиром. Не более умным, не более добрым, даже не более профессиональным (как выяснилось, всё, что он постиг столь дорогой ценой, уже содержалось в Уставе[7]), а вот именно – более правильным.

Возможно, это главный урок «Гадюкинского моста».