Было в этом что-то от утверждения, что веревка — это вервие простое.
А. и Б. Стругацкие.
30 марта 2009 г. на психфаке МГППУ (Московский городской психолого-педагогический университет) был проведен семинар по психологии национализма. Присутствовали преподаватели, студенты МГППУ и других ВУЗов (в частности, МГУ), пара журналистов и несколько «интересующихся», среди которых был и я.
Приглашение я получил от друзей-психологов. «Прекрасно, — подумал я тогда, — даже в открытых исследованиях бывает интересная информация. К тому же, приятно, когда тобой занимаются профессионалы».
Вначале оговорюсь — доклад был не столько о русском национализме как о явлении, сколько о националистических установках и психологических особенностях феномена.
Ведущим Первого открытого дискуссионного семинара «Социальная психология национализма» (формально событие называлось именно так) был молодой ученый-психолог, зав.кафедрой этнопсихологии МГППУ О.Е. Хухлаев. Семинар проходил в рамках постоянных круглых столов МГППУ на кафедре этнопсихологии (ethnopsy.com). Исследования подобного рода и ранее проводились Хухлаевым[i], в частности, «при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Социально-психологический анализ факторов возникновения и условий предотвращения национализма в молодежной среде». Разумеется, чтобы нечто предотвратить, его следует изучить, а официальное изучение русского национализма ведь не может проходить без куратора-руководителя, каковым и выступил социолог И.М. Кузнецов[ii]. Социология — царица гуманитарных наук — в данном случае использует психологию как инструмент познания, а, следовательно, и власти. В результате, под прожектором анализа оказался русский национализм, точнее, его установки и реакции.
Оказалось, что его проблематично определить. Опускаю внушительный список литературы по теме[iii] — Хухлаев остановился на следующих тезисах:
Национализм:
И так далее. Вполне очевидно и традиционно. Иные, более развернутые и специфицирующие определения даются в работе Хухлаева «Национализм в социально-психологическом дискурсе». Все они — предмет политологического рассмотрения.
Так или иначе, продолжал докладчик, но у нас нет психологического определения и объяснения феномена. Психология здесь требует большей конкретики, чем политология; собственно, личность националиста и находится в фокусе ее анализа.
На помощь приходит теория социальной идентичности и межгрупповых взаимодействий. Националист определяется как относящий себя к группам (своя нация, чужая нация) в двух смыслах: в смысле identity и в смысле реакций на группы. Далее, национализм — а психологически это реакция, «поведенческие паттерны» и установки — логично делится на три части -
Очевидно, что «позитивный национализм» не обязательно сочетается с «негативным», а антинационализм не смешивается ни с «позитивным», ни с «негативным»[iv].
Итак, на три этих множества и распадается общественное целое, а в данном случае — опрошенная в 2007г. молодежь. Опросы (классический инструмент социальной психологии) проводились среди студентов столичных и региональных ВУЗов, учащихся кадетского корпуса и строительного колледжа; опрошенных было около 1000 — это обычная для социологии цифра, считающаяся репрезентативной. Интересен возраст респондентов (14-20 лет) — в котором вряд ли можно говорить о «мировоззрении», скорее, о стихийных настроениях, доидеологических установках. (Поэтому, в частности, сочетание ценностей может быть противоречивыми). Когда же речь идет об identity, то она изучается не напрямую (это невозможно), а «через установки, с ней связанные».
Установки. Они находятся где-то между ценностями и поведением. На мой вкус, следовало бы в первую очередь говорить о ценностях, поскольку хухлаевские исследования основывались на анкетной форме вопросответ и не затрагивали, скажем, реальные конфликты на национальной почве. Итак, что представляет собой этот срез стихийной аксиологии?
В опросах фигурировали такие ценности как традиционализм, конформность, универсализм, «осмысленность мира» (справедливость мира), личные достижения, удачливость, гедонизм (удовольствие от жизни), безопасность.
Далее, этнонациональные установки были рассмотрены в связи с авторитарностью (по Адорно), комплексом власти, копинг-стратегией (solving problems, стратегией решения проблем от to cope, англ.) и психологическим здоровьем. О последнем Хухлаев выразился примерно так: «Как бы вы ни удивлялись, прямой связи психологического нездоровья и негативно окрашенного национализма обнаружено не было». Подобные высказывания («Актуальность изучения национализма в наши дни к сожалению не требует длинного практического обоснования»... — авторская пунктуация сохранена) недвусмысленно указывали не только на установки докладчика, но и на определенную атмосферу презумпции, царившую в зале.
Исследования показали, что «негативный» национализм связан с конфронтационным копингом, т.е. конфликтностью при решении проблем (соперничество), низкой осмысленностью (справедливостью) мира и высокой ценностью «Я» (т.е., по выражению докладчика, моделью «Я хороший, а мир ужасен»), а также с сочетанием гедонизма, традиционализма и высокой необходимости в безопасности. И, конечно, с авторитарностью (комплекс власти, ригидность, закостенелость) — здесь ожидания аудитории вполне подтвердились. Последнее позволило сделать предположение о психологически-защитном характере «негативного» национализма.
«Нейтрально окрашенный» — позитивный — национализм взаимодействует со склонностью к приспособлению в ситуации межнационального конфликта и также сочетается с восприятием безопасности как ценности.
Антинационализм, как оказалось, не менее авторитарен, чем негативно окрашенный национализм. Некритическое подчинение авторитетам здесь соседствует с конформизмом и ингрупповой дискриминацией (ingroup discrimination), т.е. дискриминацией (увеличение дистанции), направленной на собственную нацию. Копинг-стратегия у этой группы — «бегство-избегание», в ситуации конфликта избирается приспособление.
Антинационализм в процентном соотношении примерно равен «негативно окрашенному» национализму, около 10%. Оставшиеся 80% — «нейтралы».
Докладчик завершил свое выступление просьбой финансирования его исследований. По-видимому, он обращался к своему куратору И.М. Кузнецову. На протяжении лекции таких просьб было несколько, но, если бы я вставил их в «тело» доклада, моя статья приобрела бы явно юмористический характер.
В конце слово взял руководитель исследования И.М. Кузнецов.
«Коллеги, — сказал он, — я надеюсь, вы понимаете, что вот это (он показал на графически обозначенные на доске секторы негативного национализма и антинационализма) — отклонение, социальная патология. А норма для России — вот здесь (нейтрально окрашенный национализм, «дрейфующие»). Угрожающа ли цифра в 8-11% «негативных» националистов? Думаю, что угрожающий тренд — это смещение дрейфующих «нейтралов» в эту категорию. Социально востребованный дискурс в России сейчас — вот эти нейтралы, патриоты, mainstream, а две другие категории — стороны одной авторитаристской медали. Идеалом был бы ингрупповой фаворитизм без аутгрупповой дискриминации, но это очень нестабильная модель».
Прения ознаменовались анекдотической ситуацией, выдавившей меня из аудитории.
Два субъекта, доселе мирно ютившихся на задних рядах, решили вступиться за национализм, «за Россию». Живое подтверждение путинских слов о маргинальности оппозиции, эти братушки заговорили об исторических достижениях чуть ли не царской империи. Каюсь — я не досмотрел этот сюр до конца, но уж слишком это было позорно, господа.
После семинара я думал о постмодерне и его структурах.
Власть — всегда власть конституировать (и сочетать) модели нормы и перверсии, она постоянно некоторым образом оказывается в тоге Платона и делит слова и вещи на идеи и симулякры, Должное и Сущее. Пока мы не начнем (а, возможно, это уже неактуально — поздно-с, проехали) воспринимать власть как интерпретацию, т.е. как то, что придает вещам и событиям их смысл и ценность, мы ничего не поймем в происходящем, не говоря уже о возможности оппонирования, в чем бы последнее ни заключалось.
В данном случае, чисто археологически мне вспоминалась пропаганда эпохи Дедушки, эпохи доисторической, безвременного времени составления того языка, на котором нам позволено «общаться».
Рассмотрим слова.
«Позитивный», «нейтральный» тавтологически имеют вполне няшные коннотации. «Ингрупповой фаворитизм» вообще звучит куртуазным комплиментом. Вы — ингрупповой фаворит, позитивный или нейтральный. Вы — патриотический мейнстрим. Звучит?.. Мне неинтересно, к какому автору восходят эти политические девайсы (позитивно-нейтральный, пушисто-дозволенный национализм), но если их воспринимать всерьез, то ведь выйдет детский сад с пенитенциарной составляющей. Что, в общем-то, и наблюдается.
Негативный. Негация. Почти нетовщина. Аутгрупповая дискриминация. Установок на «осмысленность мира» — нет[v]. Конфронтационный копинг. Blood-patriotism. Ваш слух никогда не подведет вас!
Живи мы в эпоху соцреализма — в смысле, в мире, где управление ведется в соответствии с «генеральной линией», чьей бы то ни было, — антинационализм оказался бы на коне. При Дедушке так оно отчасти и было, вспомните. Но вот, в глазах Хухлаева стынет искреннее недоумение, когда его интеллектуальный патрон подбавляет холода в разговоре о воинствующих толерантных. Г-н Кузнецов улыбается…
Рассмотрим дела.
Было бы очень соблазнительно связать факты негативного национализма (чорт, я уже привык к этому словосочетанию!) с остатками упраздненной реальности, которые еще можно найти в строительных путягах и кадетских казармах. Жизня внизу проще, и чурки гуще, наконец. И, конечно, — сколько раз мы это слышали? — нацики это тупое и лузерское быдло.
«Внизу», видимо, остались-таки инстинкты. Ну а «продвинутое студенчество» я вообще предложил бы измерять в вогах по совету Пелевина. Как там? «Один вог это количество тщеты, выделяющейся…» Берусь, чорт возьми, за исследование «Социальная психология пустоты».
Все это слишком серьезно, чтобы не шутить. Видите ли, они опасаются за дрейфующую массу. Ну что же, работа у них такая — профессионально беспокоиться. Обеспокоимся ли мы тем, чтобы они забеспокоились сильнее?
Добавлю, пожалуй, вот что. Г-н Хухлаев отныне — мой должник. Дело в том, что зав.кафедрой этнопсихологии, по-видимому, плохо владеет русской письменной речью, и продираться через его текст («Национализм в социально-психологическом дискурсе») было занятием малоприятным и утомительным. Хорошо, что я по старой студенческой привычке подробно законспектировал семинар (в сети этой работы до сих пор нет) — возможно, более подробно, чем того хотел бы сам докладчик.
Напомню, что, согласно названию проекта, речь должна была идти не только об изучении, но и о предотвращении национализма. Думаю, что это еще впереди.
Проследим?
[i] «Национализм в социально-психологическом дискурсе», Хухлаев.
[ii] Кузнецов И.М. – канд. социол.н., специалист в области изучения проблем модернизации традиционных этнокультурных сообществ.
[iv] Таблицы даны в презентации.
[v] Вот как люди на Западе работают. Ты недоволен? У тебя низкая степень осмысленности мира! Отечественным мэтрам еще учиться и учиться.
