Михаил Николаевич Тухачевский, самый молодой из первых пяти советских маршалов, ставший в 1937 году жертвой обвинения в мнимом «военно-фашистском заговоре» (11 июня исполнилось 70 лет со дня суда над ним и казни), до сих пор остается довольно противоречивой фигурой нашего исторического сознания.
С одной стороны, Тухачевский предстает талантливым полководцем, победителем Колчака и Деникина, прекрасно понимавшим характер будущей войны и готовившим к ней Красную Армию, но павшим жертвой болезненной сталинской подозрительности.
С другой стороны, тот же персонаж предстает как бездарный полководец, вчистую проигравший полякам генеральное сражение под Варшавой, кровавый палач Тамбовского и Кронштадтского восстаний, прожектер, собравшийся производить фантастическое число танков и самолетов, несостоявшийся Бонапарт, то ли действительно готовивший заговор против Сталина, то ли, как минимум, интриговавший против близкого к Сталину наркома обороны Климента Ворошилова, чтобы самому занять его место.
Что здесь правда, а что ложь?
Самое интересное, что почти все из перечисленного — святая правда. Тухачевский действительно был талантливым полководцем, но при этом сумел проиграть важнейшее сражение советско-польской войны 1920 года. Интеллигентный человек, увлекавшийся в свободное от военной работы время изготовлением скрипок, блестящий гвардейский офицер и столбовой дворянин с весьма древней родословной, стал безжалостным палачом кронштадтских моряков и тамбовских крестьян, восставших против «комиссародержавия», против продразверстки и диктатуры пролетариата.
Верил ли сам Михаил Николаевич в светлое коммунистическое будущее, или примкнул к большевикам исключительно из карьерных соображений, очень рано увидев в них будущих победителей в начинавшейся гражданской войне? Думаю, что все-таки Тухачевский в какие-то коммунистические идеалы верил. Ведь к большевикам он примкнул еще в самом начале 1918 года, когда судьба Советской власти была далеко не определена. Никто не мог помешать ему при желании делать военную карьеру и в рядах белых армий, где тоже был острый дефицит талантливых полководцев.
Нет, Тухачевский сделал осознанный идеологический выбор и потом держался его до самого своего трагического конца. Потому и расстреливал кронштадтских моряков, и травил ядовитыми газами загнанных в леса тамбовских крестьян, что верил: именно они мешают укреплению нового государства, которое принесет счастье народу. Но главным для него была война, а не политика, а вот пострадал, в конце концов, он именно за политику.
Что же касается заговора против Сталина, который будто бы возглавлял Тухачевский, то здесь фальсификация видна, что называется, невооруженным глазом. Зачем, спрашивается, заговорщикам для того, чтобы захватить власть в Москве, требовалось предварительно заручиться поддержкой Германии и Японии. Неужели без команды из Токио или Берлина прославленные полководцы гражданской войны и шагу ступить не могли? Зато подобные схемы всегда использовались в открытых политических процессах 1936–1938 годов над бывшими лидерами внутрипартийной оппозиции — чтобы их преступления выглядели весомее в глазах простого народа.
Вот сместить Ворошилова и самому сесть в кресло наркома обороны Тухачевский действительно хотел, и никакого почтения к Ворошилову, Буденному и другим представителям так называемой «конармейской группировки» в руководстве «Красной Армии» он не испытывал. Противостояние с «конармейцами» и стало истинной причиной его гибели. О характере взаимоотношений двух маршалов хорошее представление дают письма, которыми они обменивались. Так, 15 ноября 1925 года только что назначенный начальником Штаба РККА Тухачевский предложил Ворошилову поменять недавно назначенного командующего Белорусским военным округом А.И. Корка на И.П. Уборевича. На этом письме Климент Ефремович оставил характерную резолюцию: «Новому начштабу не мешало бы знать, что после опубликования приказа о назначениях возбуждать вопрос о новых комбинациях является по меньшей мере актом недисциплинированности. Письмецо показательно. Боюсь, как бы мне не пришлось раскаиваться в «выборе» наштаресп. Попробую взять его в лапы. Ворошилов».
Но в лапы Михаила Николаевича взять так и не удалось. Пришлось расстрелять.
23 мая 1927 года Ворошилов наложил не менее грозную резолюцию на предложение Тухачевского ввести инспекции родов войск в штаб РККА: «Снова «прожекты», опять «нововведения». Бедняжка не туда гнет и плохо соображает». Нарком обороны явно опасался, что Михаил Николаевич хочет подчинить себе значительную часть аппарата военного ведомства и умалить его, Ворошилова, роль в руководстве Красной Армии.
А когда 11 июля 1936 года Тухачевский направил Ворошилову копию своего письма Сталину о необходимости срочно увеличить моторесурсы и наладить тактическое обучение механизированных войск, Климент Ефремович раздраженно написал: «Чудак, если не больше». Такое впечатление, что Ворошилов Тухачевского с трудом переносил и терпел лишь по команде Сталина.
С началом большой чистки, знаменовавшей подготовку ко Второй мировой войне, Иосиф Виссарионович решил, что пришла пора от Тухачевского избавиться. В руководстве Красной Армии должна была, по замыслу Сталина, остаться только одна группировка, «конармейская», наиболее близкая ему еще со времен гражданской войны. Правда, ее представители звезд с неба не хватали, зато считались лично преданными генсеку.
Впрочем, и Тухачевский с товарищами ни в каких серьезных связях с оппозицией и враждебности к Сталину замечены не были. Но Тухачевский, в отличие от того же Ворошилова, был человеком самостоятельно мыслящим. Он не боялся отстаивать свое мнение даже тогда, когда оно противоречило мнению самого Сталина, например, в вопросах о темпах механизации Красной Армии. Сталин в 1932 году в письме Тухачевскому вынужден был признать правоту Михаила Николаевича и собственную неправоту в споре, разгоревшемся двумя годами ранее. А вынужденного признания собственной неправоты Сталин мало кому прощал.
Такой полководец, как Тухачевский, в случае успешных действий в новой мировой войне вполне мог претендовать на роль нового Бонапарта. А уж когда группировка Тухачевского в мае 1936 года стала настаивать на смещении Ворошилова с поста наркома обороны, ее участь была решена. На превентивный характер дела Тухачевского первым указал Лев Троцкий в статье «Обезглавливание Красной Армии», опубликованной в «Бюллетене оппозиции» по горячим следам, уже 17 июня 1937 года: «Ввиду приближения военной опасности наиболее ответственные командиры не могли не относиться с тревогой к тому факту, что во главе вооруженных сил стоит Ворошилов. Можно не сомневаться, что в этих кругах выдвигали на его место кандидатуру Тухачевского. В первой своей стадии генеральский «комплот» пытался, вероятно, опереться на Сталина, который давно уже вел привычную ему двойственную игру, эксплуатируя антагонизм между Тухачевским и Ворошиловым. Тухачевский и его сторонники, видимо, переоценили свои силы. Поставленный в последнюю минуту перед необходимостью выбора Сталин предпочел Ворошилова, который до сих пор оставался только покорным орудием, и выдал с головой Тухачевского, который мог стать соперником… Когда бюрократия освобождается от контроля народа, военная каста неизбежно стремится освободиться от опеки гражданской бюрократии. Бонапартизм всегда имеет тенденцию принять форму открытого господства сабли. Независимо от действительных или мнимых амбиций Тухачевского офицерский корпус должен все больше проникаться сознанием своего превосходства над диктаторами в пиджаках. С другой стороны, Сталин не может не понимать, что полицейское командование над народом, которое он выполняет при помощи иерархии партийных секретарей, проще и непосредственнее может осуществлять один из «маршалов» через военный аппарат. Опасность слишком очевидна. Заговора, правда, еще не было. Но он стоит в порядке дня. Бойня имела превентивный характер. Сталин воспользовался «счастливым» случаем, чтоб дать офицерству кровавый урок».
Сталин уничтожил потенциального соперника в борьбе за власть еще тогда, когда у того и в мыслях не было рваться к этой власти. Можно сказать, что Тухачевский пал жертвой собственной неординарности. Талантливому и независимо мыслящему военачальнику места рядом со Сталиным не было. Но Михаил Николаевич так и не понял этого и поплатился жизнью. Сталину высокопрофессиональная армия во главе с самостоятельными командирами была не нужна — в ней он видел угрозу бонапартизма. Другое дело, командиры — послушные исполнители, запуганные террором 37-го года. Пусть они воюют числом, а не умением и щедро оплачивают победы солдатской кровью, зато никакой политической угрозы сталинской диктатуре не представляют.
Возможно, в Великой Отечественной войне Тухачевский командовал бы успешнее Жукова, Конева или Рокоссовского, но дожить до этой войны у него не было никаких шансов.
