Заявку на членство в ВТО Россия подала еще в середине 1990-х годов. Однако с тех пор мало что делалось в практическом плане для достижения поставленной цели. Декларируя формальную приверженность ВТО и интеграции с Западом, президент Ельцин ничего не предпринимал для этого практически, хорошо понимая, на какое сопротивление тогда еще сильных отраслевых промышленных элит он может натолкнуться в условиях очевидной слабости политического режима. И только после того, как Владимир Путин занял высший государственный пост в стране, консолидировал элиту и основные властно-политические ресурсы, задача присоединения к ВТО была включена в повестку дня.
Впрочем, эта цель была очередной в серии стратегических и знаковых уступок, сделанных новыми властями РФ ради сближения с "мировым сообществом" — наряду с ратификацией СНВ-2, отказа от военных объектов в Лурдесе и Камрани, согласием на американское военное присутствие в Центральной Азии и др.
Владимир Путин не раз отмечал, что членство в ВТО должно стать для России важным импульсом в деле формирования интеграционных процессов, которые позитивно повлияют на формирование нового, более справедливого мироустройства. В своих посланиях Федеральному Собранию он не раз заявлял, что для сильной и современной России жизненно необходимо участие в поиске коллективных решений по формированию справедливых экономических условий. По сути дела речь идет о том, готовы ли мы занять свое достойное место среди наиболее экономически развитых стран мира и на равных защищать свои торговые интересы, или для нас пределом мечтаний является мировая конъюнктура высоких цен на различное сырье. Заслуживают внимания аргументы сторонников "немедленного вступления".
Аргумент "о вхождении в сообщество цивилизованных стран" в данном случае абсолютно не срабатывает — ибо членство в ВТО вовсе не гарантирует интеграции в "первый мир", что подтверждается примерами многих стран.
Что касается утверждения о наличии гипотетических преимуществ вступления в ВТО ("наподобие адекватного включения в глобализационные процессы"), то они выглядят еще более спорными.
Действительно, ВТО считается глобальной организацией, в которой состоят абсолютно все страны — но с учетом индивидуальных особенностей и интересов. Тому же Китаю, например, вступление в ВТО было очень выгодно. Потому что Китай как мировая фабрика по производству дешевых товаров заинтересован во "вскрытии" для них новых рынков. К России же в силу объективной ограниченности сегодняшних экспортных возможностей ее промышленности это не имеет отношения.
Еще более сомнительным представляется в этом свете аргумент о "преодолении дискриминационных ограничений". Ибо ВТО является, по сути, организацией дискриминационной.
ВТО могло изображать подобие равенства прав и правил своих членов только до тех пор, пока оно было организацией локальной, объединявшей одну группировку стран. В настоящий момент, когда внутри ВТО выстраиваются рамки и уровни равенства, можно быть абсолютно уверенным в том, что Россия окажется не в первых рядах этого списка.
Формально ВТО гарантирует своим членам открытие рынков, что дает возможность различным странам, вступившим в нее, апеллировать к арбитражным органам, в том случае, если кто-то действует за рамками принципов ВТО. Тем не менее, на опыте многих стран есть все основания считать, что эти апелляции не дают никакого результата — о чем следует задуматься и России.
Контраргументы противников вступления в ВТО заставляют задуматься более серьезно.
Структура текущего российского экспорта весьма специфична, и она не является предметом регулирования ВТО. В первую очередь, Россия продает сырье и оружие, причем, несмотря на то, что оружия продается достаточно мало, его экспорт имеет существенное значение для технологии защитных производств.
Вступление в ВТО лишает Россию возможности проводить сознательную и вменяемую промышленную политику, поэтому все возможные при определенных условиях продукты российского экспорта, которые могли бы стать предметом регулирования ВТО, никогда не появятся, если мы в эту организацию вступим. Станет невозможным экономический протекционизм, и, следовательно, — сама модернизация российской промышленности, благоприятное время для проведения которой было столь бездарно упущено действующим кабинетом. Наиболее же опасным для России является намерение ВТО регулировать внутренние цены на энергоносители. Ведь именно это способно лишить Россию последнего конкурентного преимущества — собственной обрабатывающей промышленности, не говоря о том, что если внутренние цены на нефть еще каким-то образом могут соотноситься с мировыми, хотя они и существенно различаются во многих странах мира, то мировых цен на газ не существует в принципе, потому что пока просто нет соответствующего мирового рынка.
Тем более, что и без членства в ВТО Россия готова играть одну из ключевых ролей в формировании новой транспортной и энергетической архитектуры во всем Евроазиатском регионе, сохраняя и укрепляя свои позиции на рынке энергоносителей и вооружений в рамках уже занятых сегментов. Период "нефтедолларовой стабилизации" постепенно подходит к концу, однако ни структурной перестройки, ни сколько-нибудь продуманной промышленной политики от действующего правительства страна так и не дождалась. И это заставляет серьезно усомниться в том, что стратегической целью сторонников форсированного вступления в ВТО, пребывающих ныне в стенах МЭРТ, является именно модернизация и повышение эффективности российской экономики. В чем же тогда состоит смысл подобных инициатив? В чем выгода России от вступления в ВТО? И каковы возможные долгосрочные последствия этого решения?
Для ответа на этот вопрос обратимся к недавней к истории. Приватизация в 1990-ые годы лакомых кусочков бывшей социалистической собственности создала несколько противоборствующих олигархических групп, пытавшихся получить побольше госсобственности (перераспределение 2000-х годов в пользу "государственно-силовых" олигархов сути системы не изменило, лишь усилив смычку бизнес-структур и государства). В итоге, в России утвердился т.н. архаический капитализм (отличаемый классиком социологии М.Вебером от капитализма рационального и производительного). По мнению российского социолога Е.Н.Старикова, капитализму подобного типа свойственны следующие основные черты.
1) Безразличие к технико-технологическому уровню того общества, на котором он паразитирует. Типологически он однороден и для Шумера ХХI в. до н.э., и для России начала ХХI в. Самое главное состоит в том, что архаически-перераспределительному капитализму сфера производства безразлична: ибо все равно, чем спекулировать. Если и совершаются "кавалерийские набеги" на хайтек, то лишь для последующей его перепродажи зарубежным партнерам.
2) В то время как для торжества современного высокоэффективного капитализма необходимой предпосылкой является наличие высокой деловой общей этики, архаический капитализм торжествует лишь в условиях аномии, клановой фрагментации государственного аппарата и всепроникающей коррупции. Лишь в подобных условиях распродажа стратегических ресурсов, колониальная эксплуатация отраслей и регионов вкупе с криминальным и чиновным рэкетом становятся "легитимными" формами бизнеса. И только в ситуации торжества социал-дарвинистских принципов возможно освобождение государства от социальных обязательств и забвение им собственных граждан. Собственно, что и имеет место в сегодняшней России.
3) Архаический капитализм возникает на развалинах прежних производственных структур, но сам не создает новых. Сам он представляет собой чисто паразитарную структуру, лишенную всякой позитивной стратегии и конструктивных способностей, будучи замешанным на непроизводительном стяжательстве и последовательно ведущим к дезинтеграции страны.
И поэтому вполне закономерно, что конфликт между "архаично"-коммерческим и высокотехнологичным производительным секторами является ключевым конфликтом современного российского общества, а все остальные конфликты — финансово-спекулятивный сектор против реального, компрадоры против национальной буржуазии, экспортеры против импортеров, ТЭК против ВПК — являются производными от этого основного конфликта.
Господство "питерских либералов" в правительстве и торжество политики "вашингтонского" консенсуса знаменуют сегодня победу именно архаического капитализма, торжество экономической модели, функционирующей посредством опоры на совершенно специфические механизмы. Огромные перепады в уровнях развития товарного хозяйства между Россией и Западом, явно заниженная стоимость российской квалифицированной рабочей силы, и столь же заниженный курс рубля, вывод финансовых схем за пределы досягаемости Российского государства — таковы основы новой экономики.
Сказочный капитал сегодня может нажить тот, кто овладеет ресурсными потоками и активно поучаствовать в продаже российских энергоресурсов, промышленных полуфабрикатов, вооружений, технологий и производственных активов за границу.
В итоге, в годы правления Ельцина возник особый "сектор экономики", занятый людьми, которые получают огромную норму прибыли за счет монопольного контроля над указанными каналами. В рамках этого "сектора" произошло слияние "аппаратной номенклатуры" с взращенными государством через систему сомнительных сделок "коммерсантами" ("банкократия", принявшая форму нескольких ФПГ), над которыми позднее надстроились "силовые олигархи", претендующие на свою долю доходов от вышеописанного "сектора экономики" и потеснившие из него ряд бизнес-субъектов, не принявших новые правила игры. Данный симбиотический политико-экономический субъект не нуждался ни в политических ограничениях (отсюда монополизация власти и сужение пространства публичной политики), ни в социальной ответственности перед обществом (подтверждением чему стали пресловутая "монетизация льгот", "реформа" ЖКХ, и осуществляемые сегодня правительством коммерциализация здравоохранения и образования).
В конечном итоге, перед олигархо-бюрократическим "кентавром" встала дилемма: сохранить Россию как хотя бы относительно полноценное национальное государство, направив накопленные в рамках "архаично-сырьевого" сектора ресурсы на модернизацию промышленности и социальной сферы (что сложно, хлопотно, затратно, и главное — противоречит самой логике "архаического капитализма"), либо (что для него гораздо естественнее и проще) — легитимировать приобретенные возможности и ресурсы в глазах "мирового сообщества", для чего и необходимы соответствующие знаковые уступки. Оценивая ряд последних шагов российской власти (продолжающееся размещение колоссальных средств Стабилизационного фонда в иностранных банках, допуск иностранцев к приватизации российских "структурообразующих" сырьевых компаний-монополистов), можно заключить, что российская элита выбрала именно второй вариант.
В рамках этой тенденции вполне объяснимыми выглядят усилия по пропагандистскому обеспечению форсированного вступления в ВТО, которое будет означать завершающий этап международной легитимации российской правящей элиты в обмен на "сдачу" экономических оснований государственного суверенитета Российской Федерации. В силу этого, вопрос о том, следует ли России стремиться в ВТО, должен быть поставлен в несколько иной плоскости: следовать ли ей и дальше стратегией свертывания собственного суверенитета и политической субъектности, или же выдвинуть альтернативную стратегию, — в рамках которой ответ на поставленный вопрос будет вполне очевидным.
