Истинные либерализм и национализм неотделимы друг от друга

Понятия «национализм», с одной стороны, и «демократия» и «либерализм», с другой, в массовом сознании зачастую a priori признаются взаимоисключающими. Характерно, что такого представления придерживается значительная часть и демократов, и националистов. Тем больший резонанс вызвала опубликованная 15 июня 2012 г. в «Новой газете» статья Михаила Ходорковского «Между империей и национальным государством», в которой это давнее противопоставление поставлено под сомнение и предложен обратный вывод: «Настоящий национализм должен быть либеральным. Народ превращается в нацию, когда свобода становится для него одной из базовых ценностей»[1]. Статья вызвала обширную дискуссию в обществе, но сделанные в ней выводы можно проверить иным путем – на примерах из реальной истории России.

Всероссийский национальный союз (1908 – 1917 гг.)

Как известно, после издания Манифеста от 17 октября 1905 г. в Российской империи началось формирование политических партий различных направлений, формировавших на выборной основе парламентский орган – Государственную Думу. Среди этих партий и парламентских фракций существовала и прямо заявлявшая себя как русская национальная – Всероссийский национальный союз (ВНС), созданный в июне 1908 г. на основе думской «национальной группы», выделившейся ранее из «умеренно-правой» фракции. Значение этой партии в политической жизни России тех лет сложно недооценить. В 1910 г. путем объединения депутатов ВНС с «умеренно-правыми» была образована вторая по величине фракция в Государственной Думе, насчитывавшая 97 из 441 депутатов, а на выборах 1912 г. ВНС получил 120 мандатов, сформировав уже крупнейшую фракцию в действовавшей вплоть до революции Государственной Думе. Для сравнения стоит указать, что крайне-правые «черносотенные» движения располагали в Государственной Думе третьего (1907 – 1912 гг.) и четвертого (1912 – 1917 гг.) созывов соответственно лишь 50 и 65 депутатами. На протяжении целого ряда лет думское большинство, состоявшее из националистов и умеренно-либеральной партии октябристов, обеспечивало принятие законов для реформ, проводимых премьер-министром Петром Столыпиным. Последнего и сами националисты (например, один из лидеров ВНС Анатолий Савенко)[2], и более поздние их исследователи (например, известный советский историк Арон Аврех[3]) называли даже истинным лидером и вдохновителем создания ВНС. Впрочем, сам Аврех оговаривается, что речь идет лишь о «воздействии» Столыпина на процесс объединения думских националистов, что признают и современные историки[4]. В целом же возникновение и генезис ВНС говорит о нем как о полноценной и самостоятельной политической силе.

При этом, как ни странно, история ВНС и его типологические особенности и отличия от крайне-правых «черносотенных» партий до сих пор остаются едва ли не terra incognita в отечественной исторической литературе, а следовательно – и для массового читателя. Как один из наиболее выразительных примеров – в 631-страничном сборнике «Политические партии России: история и современность», изданном в 2000 г. издательством РОССПЭН и посвященном в значительной степени дореволюционным российским партиям, попросту отсутствуют даже упоминания о существовании ВНС, хотя освящена деятельность целого ряда гораздо более мелких партий и движений, существовавших одновременно с ним. Во многих исследованиях ВНС упоминается лишь мельком, a priori приравниваясь к некоему умеренному варианту черносотенства, хотя многие данные, приводимые в тех же работах, говорят как раз об обратном. Исследований, посвященных этой дореволюционной партии русских националистов, немного – это написанные практически одновременно и по сути независимо друг от друга работы питерского историка Даниила Коцюбинского «Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза» (2001 г.) и орловского – Светланы Саньковой «Русская партия в России: Образование и деятельность Всероссийского национального союза (1908 – 1917)» (2006 г.), основанная на ее диссертации 2001 г. Если работа Саньковой посвящена прежде всего истории ВНС, то Коцюбинского – его идеологическим основам, давно вызывавшим у различных исследователей типологическое разнесение националистов и черносотенцев:

«К числу заслуг А. Я. Авреха [автора ряда работ 1960 – 1990-х гг. о политических партиях дореволюционной Росси] следует отнести попытку, во-первых, определить идейные особенности русского национализма, отличающие его от черносотенства, а во-вторых, указать на наличие идейного родства между русскими националистами, с одной стороны, и более левыми либеральными партиями (октябристами, прогрессистами, кадетами), с другой»[5]. «Говоря о проблеме соответствия идейной природы ВНС системе либеральных воззрений, А. Я. Аврех не только обратил внимание на наличие в рамках националистской партийной доктрины значительной либеральной составляющей, но также указал на факт становления к 1911 году и последующего развития процесса либерально-демократического брожения в стане русских националистов. А. Я. Аврех подробно проанализировал содержание изданного петербургскими активистами ВНС литературно-публицистического сборника «Ладо», характеризуя его как «своеобразные националистические «Вехи», отличавшиеся от настоящих «Вех» тем, что двигались справа налево – от национализма к либерализму. На основе данных наблюдений А. Я. Аврех сделал вывод о том, что «между партией националистов и партией кадетов нет непроходимой пропасти в национальной программе, что разница эта количественная»[6].

«В разделе коллективной монографии [«Непролетарские партии России» (М., 1984)], написанном совместно Л. М. Спириным и Н. Г. Королевой и посвященном деятельности помещичье-монархических организаций… перечисляется ряд фактов, позволяющих сделать вывод о частичной приверженности русских националистов либерально-реформистской системе воззрений и их идейной близости к октябристам. Последнее обстоятельство подкрепляется большим количеством наблюдений, содержащихся в принадлежащем перу В. В. Шелохаева разделе той же монографии, посвященном Союзу 17 октября»[7].

«В. С. Дякин [в книге «Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 – 1914 гг.» (Л., 1988)] исходит из того, что партийная доктрина ВНС качественным образом отличалась от черносотенной, будучи в большей степени родственной октябризму»[8].

Далее Коцюбинский добавляет уже о своем мнении: «Стремясь преодолеть отмеченные выше категориальные противоречия, автор очерков, посвященных деятельности ВНС, опубликованных в l-м томе энциклопедии «Отечественная история с древнейших времен до 1917 года» [1994 г.], а также в энциклопедическом справочнике «Политические партии России в начале ХХ века» [1996 г.], выдвинул тезис об отсутствии типологического родства ВНС с крайне правыми организациями и, напротив, наличии его типологической родственности с консервативно-либеральным Союзом 17 октября»[9]. В своей монографии 2001 г. он пишет, что «основная масса теоретических положений, высказанных русскими авторами и использованных идеологами ВНС при построении своей партийной доктрины, находилась в том же национал-либеральном русле, которое было проложено западно-европейской общественно-политической традицией»[10]. И подтверждает это на большом фактическом материале, взятом из выступлений и публикаций представителей ВНС.

Либерализм в идеологии русских националистов начала ХХ в.

«Мысль о необходимости создания политической организации, во-первых, отстаивающей русские национальные интересы, и в то же время отличной от черносотенных союзов, и, во-вторых, стоящей на платформе умеренно-либеральных реформ, – впервые была высказана будущими идеологами ВНС еще в разгар революции 1905 – 1907 гг. Так, один из организаторов и лидеров Киевской партии правового порядка (КППП) А. И. Савенко (в будущем – один из организаторов и идейных лидеров ККРН [Киевского клуба русских националистов, бывшего одной из главных организационно-идейных опор Всероссийского национального союза] и один из главных ораторов ФНУП [фракции националистов и умеренно-правых] в IV Государственной Думе) высказывал в 1906 г. уверенность в том, что в недалеком будущем в России «должна народиться могущественная партия центра», которая, «будучи по программе умеренной-либеральной, т.е. стоящей за разумные реформы, в то же время будет национально-патриотической»... «Стоя между либералами-космополитами и крайне правыми», эти партии «являются именно национально-прогрессивными»[11].

«Идеологической первоосновой своей доктрины русские националисты называли национал-либеральную традицию общественной мысли, оформившуюся в Европе в конце XVIII – начале XIX в. С точки зрения П. Н. Ардашева, национализм развился в Европе под влиянием Великой Французской революции: «Великая революция действительно отмечает собою конец века космополитизма и начало того века национализма, в апогей которого вступила Западная Европа на глазах нашего поколения» (П. Н. Ардашев). По мнению безымянного автора брошюры, изданной Московским отделом ВНС, возникновение теории национализма в Европе произошло «около 1814 года» «под политическим влиянием на почве воодушевления западных народов, освобождавшихся от порабощения и угнетения их Наполеоном»; в дальнейшем под непосредственным воздействием этой теории «совершились многие исторические перевороты: освободилась Греция и славянские народы, объединилась Италия и Германия, отделилась Норвегия от Швеции». Таким образом, идея национализма в своем аутентичном значении рассматривалась идеологами ВНС не просто как концептуализированная идея этнического предпочтения, но как идея «национального пробуждения» и «освобождения».

Фигурами, олицетворявшими европейский национализм, по мнению русских националистов, являлись идеологи и строители новой германской государственности, органично сочетавшей идеи права и великодержавности: Г. Ф. К. Штейн, Ф. Лист, О. Бисмарк[12].

Странами, где национализм, по мнению ВНС, восторжествовал в наибольшей мере, являлись Англия и Германия (реже в качестве образца приводились Франция, США и некоторые другие западные страны): «Русское общество издавна привыкло глубоко уважать Англию как блестящий образец строго национального государства, живым примером, подобно древней Греции и Риму, доказывающий миру всю могучесть И творческую силу национализма» (ККРН [Киевский клуб русских националистов]); «В высококультурных государствах, как, напр., в Англии и Германии, все – националисты. Правда, о национализме там говорят и пишут гораздо меньше, чем у нас, потому что незачем обсуждать или доказывать то, что всеми признается и что само собой подразумевается. Ни англичанам, ни французам, ни немцам нет нужды заводить у себя клубы английских, французских или немецких националистов, потому что все они, в сущности, и без того националисты, не исключая даже большинства из них, которые выдают себя за социалистов»; «И тот факт, что в Киеве, «матери городов русских», оказалось нужным устроить клуб русских националистов и иметь особое помещение, куда могли бы сходиться вместе и беседовать русские люди.., этот факт есть наглядное и разительное доказательство того, до какой степени русское образованное общество отстало в этом отношении, как, впрочем, и во многих других, от европейского Запада» (П. Н. Ардашев; И. А. Сикорский)»[13].

«Тезис об органической нерасторжимости (по сути идентичности) «истинного национализма» с «истинным либерализмом» обосновывался при помощи следующего набора теоретических приемов.

Во-первых, доказывалась принципиальная невозможность осуществления либеральной программы в отрыве от национальной: «Еще Н. Данилевский заметил, что либеральная политика может быть только национальной, так как либерализм заключается в свободном развитии всех здоровых сторон народной жизни, между которыми национальные стремления занимают самое главное место» (Псковский отдел ВНС); «Поверьте, никогда не будет у нас свободы (политической. – Д. Коцюбинский), пока нет национальной силы», поскольку «инородчина» не допустит «те свободные (т.е. представительные. – Д. Коцюбинский) учреждения, которые нам необходимы» (М. О. Меньшиков).

Во-вторых, доказывалась невозможность существования национализма вне института гражданской и политической свободы: «Для проявления национального самосознания требуется прежде всего сознание своего личного собственного достоинства» (П. И. Ковалевский); «Истинный национализм мыслим только при наличии гражданской свободы» (В. Строганов). Сходные взгляды высказывали также А. И. Савенко, М. Я. Балясный, П. Н. Ардашев.

В-третьих, осуществлялась апелляция к образцовому, с точки зрения ВНС, национал-либеральному опыту Западной Европы и соответствующим высказываниям западных политических авторитетов: национальное движение в Европе «все время шло рядом с либеральным движением», сопровождаясь постепенным приобщением народных масс «к национально-государственной жизни через посредство национально-представительных учреждений», причем именно «благодаря более или менее широкому участию народных масс в государственной жизни европейские правительства постепенно и сами прониклись тем национальным духом. которого им недоставало еще в эпоху Венского конгресса... И это не простая случайность; что все либеральные движения в Западной Европе, которыми наполнено полустолетие после венского конгресса, носят более или менее яркую национальную окраску» (П. Н. Ардaшев). «Свободы, говорит Зибель, – обязывают к положительной работе; мы видим в ней политическую обязанность и ценим как вдохновение к патриотической энергии ради высшего блага народных прав и государственного могущества»; «В революционное время, в 1848 г..., вождь либералов проф. Дальман выступил перед народным собранием со словами: "Вы сошлись сюда с непобедимым намерением создать германскую свободу, – но не одной свободе, положим основание и силе будущей Германии!.. Германский либерализм сочетает идею свободы с национальной честью и патриотизмом"»; даже во Франции в эпоху реставрации вождь либералов знаменитый Бенжамен Констан сказал в одной речи, одно только сильно, – только то, что национально; национализируйте же себя, господа, а особенно, не денационализируйте трон! Вот чудные слова, которые и русские националисты могли бы взять своим девизом» (Н. И. Герасимов).

Нерасторжимость национальной идеи с идеей гражданско-правового равенства, по убеждению ряда идеологов ВНС, предопределяла, помимо либерального, также демократический характер русского национализма: «Современный национализм есть понятие и явление демократическое (народное)» (М. Я. Балясный)»[14].

Стоит заметить, что аргументация членов ВНС была вполне безупречной – о тесной связи национализма и либерализма в Европе XIX – начала XX в. пишут и многие современные историки: «В новую эпоху, открытую Французской Революцией, борьба за права индивидов и движения за освобождение угнетенных народов возникали и развивались параллельно. «Национализм и либерализм были почти синонимами, – пишет исследователь германского освободительного движения П. Альтер, – для современников и последователей рождающегося национального движения они представляли единое целое. Националистов называли либералами, и наоборот»… Революции 1848 г. были равно подготовлены требованиями свободы и национальности: предполагалось, что они связаны. В поддержку «принципа национальности» [создания национальных государств] высказывались люди, имевшие репутацию либералов (Дж. С. Милль, Дж. Мадзини, В. Вильсон, Т. Масарик)»[15].

Особенно ярко звучат идеи близости либерализма и демократии в публикациях видных идеологов ВНС начала 1910-х гг.

Так, в книге профессора П. И. Ковалевского «Русский национализм и национальное воспитание» (СПб., 1912) говорилось:

«Для проявления национального самосознания требуется прежде всего сознание своего личного собственного достоинства»[16].

«Русская национальная партия первее всего должна стать народною демократическою партией и только в таком случае она будет иметь право называться национальной»[17].

Виктор Строганов в брошюре «Русский национализм. Его сущность, история и задачи» (СПб., 1912), распространявшейся в рамках предвыборной кампании ВНС, прямо заявлял:

«Истинный национализм мыслим только при наличии гражданской свободы… Весь ужас нашего современного положения заключается в том, что «о свободе» у нас судят по революции, а о национализме – по черносотенству»[18].

«Первейшая и главнейшая задача русского национализма заключается в окончательном утверждении тех прав гражданской свободы, которые были дарованы русскому народу Манифестом 17 октября»[19].

«Народ, создавший величайшую в мире империю, заслонивший своей грудью Европу от татарского погрома, спасший ту же Европу от наполеоновского ига, наконец – создавший длинный ряд гениальных людей во всех отраслях искусства и науки, до сих пор считается незрелым для участия в управлении… Не революционеров, полуграмотных, загнанных, осатанелых в своей злобе и ненависти, можно упрекнуть в пристрастии к отвлеченным теориям, а наше просвещенное чиновное правительство. Именно оно погрязло в теории, заимствованной с Запада – о невежестве и негодности русского народа для созидательной государственной работы»[20].

Можно добавить, что в это же время наметилось и публичное размежевание между националистами и крайне-правыми, мечтавшими об уничтожении парламентаризма и возврате к абсолютной монархии. «В постановлении съезда Всероссийского Дубровинского СРН [Союза русского народа] (ноябрь 1911 г.) фактически констатировалось отступление «националистов» от правоконсервативных принципов, в связи с чем совместные действия с ними объявлялись предосудительными. Более того, газета дубровинцев «Русское знамя» причислила в июле 1912 г. «националистов» (наряду с октябристами и кадетами) к партиям, «стремящимся к государственному перевороту» (имелось в виду ущемление прерогатив царя-самодержца)»[21].

Встречное движение русских националистов и либералов начала ХХ в.

Оформлявшиеся в то время противоречия с «официальным» национализмом и крайне-правыми порождало и встречное движение ВНС и умеренных либералов друг к другу.

Как пишет Коцюбинский:

«В 1911 г. группа петербургских членов ВНС во главе с М. Я. Балясным предприняла попытку найти идейную почву для сближения русского национализма с либерал-демократизмом веховского образца. С этой целью был издан «национально-демократический» сборник «Ладо» [«Ладо: Сборник литературно-художественный, посвященный нарождающейся русской национал-демократии» (СПб, 1911)], в котором принимали участие представители всех оттенков неославизма и национализма: от Д. Н. Чихачева и В. А. Бобринского – до близкого к социалистам В. М. Бехтерева»[22].

Упоминание об этом можно найти и в других исторических исследованиях:

«Стремление сплотить националистические и патриотические силы, создать новое движение так называемого «демократического национализма», якобы оппозиционного официальному, проявилось в намерении октябристов заключить соглашение с националистами (осень 1911 г.). Октябристы даже предлагали группе независимых националистов, выделившихся из националистической фракции [в Государственной Думе], объединиться и создать новую партию «национал-либералов» на умеренно-либеральной внутриполитической платформе в соединении с националистическими лозунгами... Практическим результатом этих попыток соглашения с националистами и создания национал-демократического движения явился совместный программный сборник «Ладо»... Но попытка создания новой партии закончилась неудачей»[23].

Тем не менее идеи о создании «национал-либеральной» партии продолжали вплоть до начала Первой мировой войны витать в среде российских либералов, включая кадетов и прогрессистов. Как ясно высказался в декабре 1914 г. член ЦК кадетской партии и видный философ Петр Струве: «Русский либерализм всегда будет осужден за слабость до тех пор, пока он не сознает себя именно русским и национальным»[24]. Полемизируя с мнением некоторых либералов о том, что «либерализм не может сочетаться с национализмом, что либеральный национализм невозможен», Струве заявлял, что «в России либерализм для того, чтобы быть сильным, не может не быть национальным. В национализации русского либерализма есть историческая необходимость»[25].

Открытая публичная дискуссия об этом возобновилась лишь в последние годы. Одним из ярких примеров этого стало появление в декабре 2010 г. на Газете.ru статьи «Либерал-национализм против фашизма» Владимира Милова, являвшегося на тот момент одним из сопредседателей демократической Партии народной свободы (по иронии судьбы – то же название носила столетием ранее партия, более известная как кадеты), где вновь и даже теми же словами, что у Струве, говорилось о той же проблеме российского либерализма: «То, что национальная компонента была полностью потеряна в российском либеральном движении и подменена «общечеловеческой» и либералы целиком уступили национальный дискурс державникам и националистам, внесло огромный вклад в неудачи либерального проекта в России в последние 20 лет… В результате у нас сложилась парадоксальная ситуация: в то время как либеральная модернизация в Восточной Европе опиралась на мощную подпитку националистических сил, у нас эти силы оказались жестко разведены по разным углам политической жизни, вплоть до полной нерукопожатности»[26].

Исправлению этой ситуации служат среди прочего «круглые столы» с участием как либералов, так и националистов.