Где находится наш Ближний Восток?

Ближневосточная тема занимает в российских новостях почетное третье место — сразу после родимых горячих тем и вестей с Запада. Нам ежедневно рассказывают о перспективах очередного «окончательного» плана урегулирования палестино-израильского конфликта. Наверное, уже сотого по счету. Или горячо обсуждают «эпохальный» визит текущего палестинского лидера. На худой конец, важно растолкуют перестановки в «ближневосточном квартете», все больше напоминающем политпрогноз баснописца Крылова. Иногда складывается такое впечатление, что солнце России встает в Рамалле и заходит в Хайфе...

Такой повышенный интерес к региону Ближнего Востока, в который входят страны-члены Лиги арабских государств, ряд североафриканских государств, а также Израиль, обычно объясняют целым рядом причин. Среди главных — проявление общего укрепления России и восстановление наших позиций в мире, а также демографическая и иная значимость российских граждан, репатриировавшихся в Израиль. И, наконец, говорят, что присутствие России на Ближнем Востоке — это насущная необходимость контроля над жизненно важной для нее территорией вследствие близкого расположения.

Однако в термине «Ближний Восток» заложена вполне определенная геополитическая картина, отражающая интересы англо-саксонского мира. Словосочетание «The Middle East» было впервые применено в начале ХХ века британскими и американскими военными для описания угроз (в том числе, и со стороны России) в пространстве к югу и юго-востоку от Европы. С той давней поры у нас, как ни странно, прижилась искаженная калька английского термина — «Middle East» (то есть дословно читаемый «Средний Восток» на русский язык не совсем точно переводят как «Ближний Восток»). Из-за этой терминологической путаницы случалось немало дипломатических казусов. Например, при переводе высказываний наших политиков и дипломатов, которые обыгрывали слово «ближний» в контексте интересов России.

Но с точки зрения национальных интересов России совсем другой регион Евразии заслужил право называться «нашим Ближним Востоком». Это — действительно соседняя с нами Средняя Азия и Казахстан. До недавнего времени этот важнейший регион считали среднеазиатским захолустьем, который «никуда не денется» от Москвы. Иногда довольно пренебрежительно называли «задним двором российской империи». Но чаще выражались более откровенно — «мягкое подбрюшье России». И в таком определении есть свои резоны. Слишком велика значимость и важность этого региона, в котором до недавнего времени никто не мог оспаривать присутствия России.

Сегодня все стало иначе — регион активно вовлекается в мировую политику. И у каждой крупной державы (России, США, ЕС, Китая, Индии) на счёт Казахстана и Средней Азии есть свои намерения. Поэтому динамично развивающийся регион стал ареной столкновения крупных мировых центров силы. Здесь и Евросоюз, заинтересованный в независимых от России энергоресурсах каспийского бассейна, и Китай, рассматривающий Казахстан как находящуюся под боком энергетическую кладовую, и Соединенные Штаты, наращивающие военное присутствие в регионе.

Многие аналитики сходятся на том, что в ближайшие годы «наш Ближний Восток» станет ключевым регионом мира. Это связано не только с растущей добычей энергоносителей на Каспии. Хотя десять процентов всех мировых запасов нефти и более трети мировых запасов урана — это совсем немало. Но есть и две другие причины. Это огромные и далеко не до конца раскрытые транзитные возможности региона. И военно-стратегическое положение Средней Азии и Казахстана, как «сердцевины Евразии».

По мнению геополитика Вадима Цымбурского, контроль над регионом позволяет одновременно давить на Россию в ее сибирском транспортном средоточии; на Индию — со стороны Кашмира; на Иран — со стороны его тюркских северных провинций; на Китай — со стороны Синьцзян-Уйгурского района, Тибета и даже внутренней Монголии. Поэтому контроль над Казахстаном и Средней Азией — важнейшее звено в стратегии глобальной гегемонии США и их союзников. Первоочередной задачей США является обеспечение военно-стратегического контроля и опеки над всеми проектами в новой Центральной Азии по добыче энергоносителей — нефти, газа и урана. 

Для данного региона Соединённые Штаты Америки хотели бы ввести в политический оборот (а возможно, и закрепить организационно!) термин «Большая Центральная Азия». Наряду с традиционными постсоветскими странами Средней Азии сюда вошёл бы и воюющий Афганистан. Так, президент Буш открыто назвал Афганистан «образцом новорожденной демократии и партнерства в борьбе с терроризмом». Дескать, этот образец «тотальной афганизации» сможет подвинуть постсоветские «авторитарные режимы» быстрее усвоить американские уроки демократии. Весьма примечательно, что наши «партнеры» по ближневосточному квартету настойчиво предлагают России роль «исключительного переговорщика» между вечно враждующими палестинскими группировками, а в это же время объявляют приграничный нам регион Прикаспия — зоной своих стратегических интересов…

В этом контексте регион Казахстана и Средней Азии должен рассматриваться не как набор провинциальных государств, балансирующих между глобальными "центрами силы", а как ключевое звено российской внешней политики. От судьбы российско-казахстанских отношений во многом зависит экономическая будущность, политическая стабильность и даже территориальная целостность Российской Федерации. Но Россия до сих пор не проявила настойчивость и последовательности для осуществления своей стратегии в важнейшем регионе, да и сама эта доктрина для «нашего Ближнего Востока» проработана недостаточно отчетливо.

Прежде всего, для решения этой задачи надо оставить политическую дальнозоркость и вместо Голанских высот почаще наблюдать за предгорьями Алатау и Тянь-Шаня. И когда на наших телеэкранах вместо уже приевшихся пейзажей Газы и Иерусалима появятся небоскребы стремительно модернизирующейся Астаны и статичные виды Бишкека и Ташкента, можно будет говорить о том, что оптика российского восприятия сменилась. Тогда станет понятно, что без поддержки стран-соседей, прежде всего, без России и Казахстана, многие государственные новообразования Центральной Азии не смогут выбраться из политического и социального тупика.

Новый шанс обрести стабильность в регионе дает идея центральноазиатского сотрудничества государств, выдвинутая президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым. Сила инициатив Казахстана в том, что его руководство точно уловило одну из важнейших мировых тенденций — к региональной интеграции. Существующий сегодня контраст между странами-соседями более чем очевиден: вполне благополучный Казахстан — и соседняя Киргизия, балансирующая на грани статуса «провалившегося государства». Даже Узбекистан, некогда претендовавший на роль лидера региона, ныне не справляется с валом нарастающих социальных и политических проблем. Многие аналитики считают, что предстоящие декабрьские выборы грозят режиму Каримова потерей легитимности. Это усиливающаяся нервозность Ташкента особенно заметна на фоне уверенности казахстанского руководства, готовящегося спокойно и по-деловому провести внеочередные выборы 18 августа в Казахстане.

В настоящее время большинство стран региона рассматривает успешный опыт модернизации Казахстана и сам политический стиль его лидера как внятный образец для подражания. Поэтому представляется логичным для России делегировать Казахстану особые интеграционные полномочия в Центральной Азии, при оставлении за Москвой стратегической ответственности за «командные точки интеграции» в регионе. Понятно, что в своих внешнеполитических раскладах Казахстан должен учитывать мнение и геополитические интересы своего северного соседа. В этой связи особое значение приобретает подготовка и подписание рамочного Большого Договора между Россией и Казахстаном в дополнение к Декларации о вечной дружбе и сотрудничестве, ориентированном в XXI столетие. Есть все основания полагать, что работа над таким Договором начнется сразу после завершения парламентских выборов в Казахстане.

Статья была опубликована в «Независимой газете»

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Twitter