АПН: Сегодня состоялась прямая линия — общение президента Путина с вверенным ему судьбой народом. По вашему мнению, сказал ли глава государства что-либо, достойное внимания? Видите ли вы в его словах какие-то намеки на новый государственный курс? На коррекцию текущей политики?
Павел Данилин, член правления Фонда «Институт развития»:
Предлагаю для начала рассмотреть не содержание "Прямой линии", а ее форму. В отличие от прошлых "прямых линий" эта предложила нам совершенно новый формат. Я бы назвал его форматом "прямой демократии". Прошлые многочасовые выступления Владимира Путина являлись в первую очередь отчетными мероприятиями. Президент на них рассказывал о стране, в которой мы живем, о том, что удается и чего не удается сделать. На этот раз формат оказался кардинально отличным. Нынешняя "прямая линия" стала, на мой взгляд, инструментом, при помощи которого Владимир Путин проводит в жизнь решения. Те решения, которые, будучи запущенными через бюрократическую машину, наверняка встретят массу препятствий и будут заболтаны в тягомотине согласований. В частности, это касается пресловутых вопросов миграционного законодательства, ситуации на рынках. Но не только! Посмотрите на тему лесного хозяйства - президент посылает четкий месседж отраслевым лоббистам, затем говорит о Лесном Кодексе, о том, что передавать леса в частное владение не позволит, и увязывает это с темой, озвученной несколько ранее, касательно необходимости ограничения вывоза кругляка.
АПН: А есть ли смысл посылать "отчетливые месседжи" каким-то лоббистам в интервью, которое транслируется на всю страну? Может, лучше подписать соответствующий указ или внести в Думу законопроект?
Павел Данилин:
Вопрос, конечно, подразумевает длительное обсуждение особенностей российской демократии, но я все же откажусь от этого соблазна. Указы президента не регулируют жизнь страны. Они регулируют работу аппарата. Постановления правительства и законы, принимаемые Государственной думой - другое дело. Однако в ситуации бюрократической реакции — а сейчас мы живем именно в такой ситуации - проведение преобразования это поступок поистине геройский.
Даже если все понимают, что преобразование необходимо как в случае с миграционной темой или с наведением порядка на рынках — принятие решения по такой проблеме в стандартной бюрократической логике приведет к тому, что только через год будет готов состав комиссии, который займется рассмотрением вопроса, еще через год комиссия вынесет предложения, еще через год в ходе реорганизации госаппарата, члены комиссии будут направлены на новое задание, и только через четыре года появится какой-нибудь документ как результат работы. Причем, документ абсолютно извращающий содержание, которое в него планировалось включить изначально. Это типичная для бюрократии ситуация. В случае же с лоббизмом к типичной бюрократической работе добавляется еще и наличие интерессанта в конкретном результате, который может на любом этапе работы вмешаться и путем перестановки запятой в конкретном документе перевернуть его содержимое на 180 градусов. Именно поэтому прямую линию надо рассматривать не как обычное интервью, которое транслируется на всю страну, а как инструмент общения с элитами. С бюрократией, предпринимателями, лоббистами и т.д. Если быть более конкретным, то я бы сказал, что Владимир Путин, используя прямую линию выносит важнейшие решения, требующие мгновенного и однозначного решения, при этом, подтверждая их прямой коммуникацией с населениям и прямыми гарантиями населению, что именно так и именно в таком формате и будут решены те или иные вопросы. То есть, президент делает бюрократов заложниками народного стремления. Что, кстати, прекрасно проявило себя в ответе на вопрос из Кондопоги: "такая власть нам не нужна",
АПН: Иначе говоря, вы рассматриваете "прямую линию" как своего рода установочную статью в газете "Правда" сталинских времен, когда сам факт публикации некоторого текста корректировал поведение чиновников?
Павел Данилин:
Я рассматриваю "прямую линию" не просто как установочную статью в газете "Правда", а как статью, написанную Иосифом Виссарионовичем Сталиным, и которая в силу этого уже является канонической для всей советской бюрократии. Это если проводить историческую аналогию. Но все же я бы предложил не заниматься сравнительной историософией, а еще раз всмотреться в формат "прямой линии" и подумать, что именно поменялось в нем и почему? Мне кажется, что главная перемена в том, что раньше Владимир Путин говорил с народом от имени всей чиновничьей рати, за которую он отчитывался. Сегодня же Владимир Путин говорил с народом, солидаризируясь с ним и давая указания от его имени всей чиновничьей рати. В этом коренное изменение интонаций. Если продолжить игру в аналогии, то я бы представил такую картину: президент России с 2000 года находился посередине между крокодилом бюрократии и львом общества. Учитывая тот фактор, что обеспечение единства России, недопущение ее развала и переход от разрухи к развитию в конце 90-х годов был обеспечен именно бюрократией, госчиновниками (в первую очередь рядовыми и среднего звена) и во многом вопреки обществу, атомизированному, ограбленному и озлобленному, выбор крокодила был естественным выбором начала правления Путина. Но дальнейшее развитие страны показало, что крокодил бюрократии начал тащить Россию в болото. Это особенно четко проявилось в ходе провала административной реформы, а также в ходе монетизации. Крайнее проявление — ситуация в Кондопоге. И тогда стало очевидным, что для того, чтобы не оказаться в болоте, надо повернуться лицом ко льву общества. Что и было сделано. Мне кажется, в этом глубинный смысл метаморфозы прямой линии и всех последних действий руководства страны.
