Последний дюйм

Епископ Римский, преемник Святого Петра, Величайший Первосвященник (Pontifex Maximus), Патриарх Запада и т. п., называемый обычно просто "Папой Римским", Иоанн Павел II, навсегда покинул кафедру, которую он занимал более четверти века. Срок почти рекордный: просидеть на папском престоле дольше удалось только Пию IX. Сотни миллионов верующих переживают его смерть как личную трагедию. Остальные, впрочем, тоже отдают на свой лад дань покойному: ушёл из жизни один из величайших людей XX века, живой символ той эпохи, которая некогда навлекла на себя столько проклятий и о которой, возможно, вскорости придётся вспоминать как о золотом веке. Разумеется, относиться к нему можно по-разному. Так или иначе, Иоанн-Павел II не был просто "фигурой", пусть даже значительной: некогда он стал частью пейзажа, а любые перемены в пейзаже принимаются тяжело, даже если они необходимы или неизбежны. Это как снос старого дома: пусть он был некрасив, пусть загораживал собой пейзаж, но видеть на его месте гору обломков тяжело.

Можно ожидать кратковременного мемуарно-биографического бума: в ближайшее время мы узнаем немало интересного о покойном. Более того: наличествуют все признаки готовящейся канонизации, причём двойной — церковной и светской. Дать покойнику святого выгодно со всех точек зрения, но это дело не быстрое: есть порядок, и нарушать его никто не будет. Что касается светской канонизации, то все её признаки налицо: достаточно посмотреть, какие флаги приспущены и на какое время. Флаги серьёзные, время — знаковое.

Не будем поэтому слишком стараться, пересказывая подробности его жизненного пути, довольно извилистого. Лучше уж поговорим о том, чем является сейчас та сила, которой он вознёсся и над которой царствовал эти четверть века: Вселенская Церковь, старейшая из политических и религиозных институций Запада, познавшая и величие и упадок, но по-прежнему живая. Для неверующих — смешной анахронизм, для верующих — Тело Христово, для понимающих — сила, которую не стоит сбрасывать со счетов.

Сначала — немного о вере и чуть-чуть латинской филологии: в разговоре о Католической Церкви латинский словарь вполне уместен.

Итак, самое слово "религия" (religio) восходит к глаголу re-ligo, что означает "связывать сзади" (например, заплетать косу или завязывать волосы узлом), "запрягать" (опять же сзади), "привязывать". Получается, что "религия" — это какая-то связь с тем, что находится у нас за спиной, чего мы не видим.

Таких вещей, с которыми мы "связаны сзади", обычно несколько. Одна из них называется Богом или богами. Другие носят иные имена — например, "род", "предки", "честь", "долг" и так далее. Все эти вещи вызывают чувство зависимости — то самое ощущение лямки на шее.

Слово "религия" имеет несколько другой смысл. Основное значение его — "тщательность, старательность, добросовестность", и уже потом — "благочестие" или "торжественность". Человек религиозный — это прежде всего человек старательный и аккуратный, добросовестно тянущий упомянутую лямку.

Теперь, наконец, обратимся к понятию "религиозной организации", частным случаем которой (только с социологической точки зрения, разумеется) является любая христианская церковь. Формально говоря, церковь — это общественный институт, занятый социализацией религиозных чувств. То есть, прежде всего, введением их в некие рамки.

Не всё равно, какую лямку люди тянут. Если каждый будет верить во что угодно, общество превратится в подобие воза из известной басни: кто-то будет рваться в облака, кто-то пятиться назад, ну а кто-то сиганёт в воду. Царство, разделившееся не устоит. С чисто социальной точки зрения желательно, чтобы люди верили во что-нибудь одно, ну или хотя бы тянули свои лямки приблизительно в одном направлении.

Поэтому главная и основная задача церкви — обеспечить это единство движения. Или, говоря церковным языком, отсутствие слишком уж заметных толков и ересей.

И вполне логично, что механизм, умеющий обеспечивать единство взглядов в чём-то одном, мог и хотел делать это и во всём остальном. Церковь является готовой пропагандистской и карательной машиной, которую просто грех не применить в политических целях.

Католическая Церковь, как "экклезия пар экселлянц", всегда была вдохновительницей и исполнительницей проектов европейской интеграции, строительства и расширения Европы как "христианского царства".

Когда на Святой Престол взошёл поляк, многие были поражены. В течении столетий Папами становились исключительно итальянцы. Кароль Войтыла стал первым Папой-иностранцем с 1523 года.

По этому поводу Владимир Высоцкий спел: "А мы им Папу Римского подкинули — из наших, из поляков, из славян!" Что свидетельствовало разве что о крайнем историческом легкомыслии. Люди же более осведомлённые, напротив, напряглись, и очень сильно.

Польша всегда была историческим врагом России, причём самого худшего разбора: у неё всегда было много причин для ненависти к русским. Во-первых, свои собственные, исторические: когда-то в историческом "споре славян между собой" в финал вышли два проекта большого славянского государства на востоке Европы: польский и российский. Русские тогда выиграли, чем очень сильно уели поляков. Последними ничего не оставалось, как только начать обивать порог Европы, которая очень долго не хотела пускать к себе поляков, несмотря на их католичество и любовь местной аристократии к парижским шмоткам. Зато западную католическую русофобию поляки усвоили вполне. Далее, Польша оказалась востребована Европой именно как барьер против России — что польстило национальному самолюбию: наконец-то поляки оказались нужны "цивилизованному миру". Ну, а разделы Польши и её пребывание в составе Российской Империи только загрунтовало эти чувства, дав им законный повод и оправдание. И несмотря на то, что Российская Империя обращалась со своей западной губернией более чем хорошо — и уж точно лучше, чем она того заслуживала — с тех самых пор ненависть к России стала национальной религией поляков. При этом, разумеется, народы, от которых поляки страдали куда больше — например, немцы — вызывали у гордых пановьев разве что временное озлобление, быстро сменявшееся обычным польским пиететом перед "Европой" и "цивилизацией".

Теперь о том, зачем и кому занадобился поляк на папском престоле (понятно, что подобные назначения проводятся не без участия "мировой закулисы"). В ту пору Запад готовился к новому крестовому походу на Восток. Как обычно, поводом для похода послужила тема "мерзкой ереси", которая якобы настолько нетерпима, что её следует искоренять любыми средствами.

Советский марксизм-ленинизм относится к современному западному мировоззрению примерно как православие к католицизму. Марксизм-ленинизм и западные идеологии — что социал-демократические, что праволиберальные — имеют общий корень: классическую политэкономию и марксизм в его изначальном изводе. Причём современные западные идеологии возникли позже советской — и, разумеется, тут же прокляли последнюю как "ересь". Опять же, разница между ними была по большей части организационной, а не "вероучительной". Коротко говоря, Москва не признавала власти западного центра, ныне находящегося в Вашингтоне, этом новом Ватикане современности.

Папе в этом крестовом походе отводилась вполне традиционная роль. Организатором или хотя бы вдохновителем похода он быть не мог — эти роли поделили между собой другие силы. Но вот благословить "дранг нах остен" он был обязан. Равно как и оказывать новым крестоносцам духовную поддержку, очищая их совесть от грехов и обличая грехи их жертв. И уж, конечно, посильно помогать в практических делах — то есть в холодной войне против Восточного Блока.

Впрочем, опыт прошлых крестовых походов был учтён. Перед решительным наступлением следовало укрепить тылы. В частности, подновить католицизм согласно требованиям времени.

Католичество не раз переживало периоды реформ. В XX веке самой серьёзной реформой стал Второй Ватиканский собор, созванный папой Иоанном XXIII и продолжавшийся с 1962 по 1965 годы. Что произошло на этом соборе и как изменился католицизм, рассказывать было бы долго — об этом уже написаны тома. Для нас важно одно: на соборе произошло окончательное оформление католического варианта экуменической доктрины.

Некрасивое слово "экуменизм" означает то же самое, что и "вселенскость", только на греческом (от "ойкумена" — "обитаемый мир"). Католическая Церковь всегда называла себя "вселенской" — что, однако, противоречило фактам: значительная часть людей, именующих себя христианами, не признавало католического вероучения. С этим надо было что-то делать. Решений, в общем-то, было всего два: либо признать всех некатоликов еретиками, либо натянуть на себя овечью шкуру и признать, что все христиане, в общем-то, верят в одно и то же, а "перегородки между Церквями не достигают неба". Первое было каноничнее, второе сулило больше возможностей: в двадцатом веке люди стали очень обидчивыми, и говорить им, что они неправильно веруют, стало бесполезно — в этом вопросе лучше было проявлять терпимость и великодушие.

Правда, в таком случае непонятно, зачем нужно быть именно католиками, раз вероучительные разногласия не так уж и важны. Однако Вселенская Церковь вовремя поняла, что современных верующих интересует не столько истинность их веры, сколько совсем другие вещи. Например, личная популярность высших церковных иерархов. Если христиан всего мира удастся убедить, что все они, в сущности, едины в своей вере, то симпатии большинства обратятся к той Церкви, которая имеет лучший пиар. Особенно если эту Церковь возглавит человек-звезда, которого полюбят миллионы.

Иоанн XXIII, созвавший Второй Ватиканский Собор, на подобную роль не претендовал. Всю жизнь — и до, и после своего избрания "первым лицом" — он вращался в сферах высокой политики, и был любим верующими, но не популярен среди них. К моменту открытия Собора он уже был болен раком и знал, что ему осталось недолго. До конца собора он не дожил. Его преемник, папа Павел VI, продолжал политику своего предшественника, но, опять же, предпочитал действовать на высшем уровне. После его смерти в 1978 году папский престол занял венецианский кардинал, принявший имя Иоанна-Павла I. Занял ненадолго: на 34-й день понтификата Папу нашли мертвым в постели. По официальной версии, он умер от инфаркта. Тогда-то на папский престол и взошёл молодой и энергичный польский епископ. Он был действительно молод — разумеется, для должности, на которую по традиции избирали дряхлых старцев. Иоанн-Павел II стал самым молодым Папой с 1846 года.

И первое, что он сделал — разработал и осуществил программу самораскрутки в качестве публичного деятеля. Разумеется, не в своих личных интересах, а в интересах конфессии.

Мы запомнили Иоанна-Павла II как ветхого деньми старца, ездящего в "папамобиле" с прозрачным пуленепробиваемым колпаком и благословлящего верующих слабым движением руки. Однако в начале своей карьеры он старательно демонстрировал физическую полноценность: бегал в кроссовках по горам, занимался на тренажерах, плавал в бассейне, играл в теннис, катался на горных лыжах. То же самое можно сказать об умственной полноценности: папа знал несколько языков, а главное — очень много путешествовал.

Эти визиты Иоанна-Павла II в разные страны (его даже прозвали "летающий Папа") стали его ноу-хау, фирменным приёмом. Можно даже сказать, что именно практика визитов сделала Папу публичным политиком мирового масштаба. Публичным — потому что членство в закрытых клубах западного мира не заменяет возможности непосредственного политического действия. Папа вернул себе такую возможность — вернее, освоил её и придал ей католический формат.

Как правило, типовой визит Папы в какую-либо страну — а Папа не гнушался никакими странами, где можно было хотя бы десяток католиков — оформлялся так. Сначала Папа публично изъявлял желание посетить какую-нибудь страну. Объяснялось это обычно духовными причинами. Далее начинались переговоры, причём принимающая сторона оказывалась заведомо в проигрышном положении — не пускать на свою территорию духовное лицо просто неприлично, да и оснований для этого нет никаких.

В отличие от предшественников, Папа не брезговал никакими народами и государствами. Он объездил более ста государств мира, во многих бывал неоднократно, некоторые посещал регулярно. Казалось, он ставит себе задачу посетить все страны, где есть хоть один католик. Особенно он любил посещать "тоталитарные страны", чьё руководство откровенно боялось его пастырской любви. Папа умел устраивать из таких визитов шоу на много лет: терпеливо обивая пороги и демонстрируя смиренное желание всего лишь посетить закрытую страну и посмотреть, как там живут католики. Рано или поздно на визит Папы соглашались. Последней сдалась Куба — в 1998 Иоанн-Павел II посетил берега Острова Свободы.

Как бы то ни было, папские визиты всегда подавались как величайшее событие: медийная подготовка велась заранее. Разумеется, не средствами радио Ватикана: к освещению визита подключались крупнейшие мировые новостные агентства. Как правило, перед визитом население избранной Папой страны было достаточно взбудоражено, а католики — те просто пребывали в экстазе.

По прибытию Папа всегда делал несколько ярких жестов, некоторые — для собравшейся толпы, некоторые — для элит. Например, во время африканских визитов — которые сами по себе были величайшей сенсацией: римские первосвященники не ступали на эту землю чуть ли не с апостольских времён — Папа позволял себе такие публичные выходки, от которых его благообразные предшественники, наверное, переворачивались в своих усыпальницах. В Кении он обращался к народу, облачившись в национальный кенийский головной убор со страусовыми перьями и восседая со щитом и копьем в руках на огромном барабане из шкуры леопарда. А из Заира (где его радушно принимал местный проамериканский диктатор) он вдруг взял да и отправил телеграмму в Кремль, в которой потребовал невмешательства в африканские дела. Кстати, народу Заира он подарил образ Богоматери из Ченстоховы, национальной польской святыни — объяснив свой выбор тем, что женщина на иконе выглядит чернокожей… Разумеется, Папа не пренебрегал и традиционными жестами — посещениями больниц и лепрозориев, долгими публичными молитвами, благословениями толп, и так далее. Всё это, разумеется, широчайшим образом освещалось мировыми СМИ, а также национальными медиа, местными и мировыми интеллектуалами, "осмысляющими" визит Папы, и так далее. Папа всегда и везде заставлял говорить о себе, и говорить только хорошее.

Но визиты Папы обычно имели и иные, менее заметные, хотя и более важные последствия. Во время официальных — и тем более неофициальных — переговоров с властями очередной осчастливленной визитом страны Папа обычно добивался каких-нибудь польз и преференций для католиков. Также во время визитов Папа (не без помощи своей свиты, разумеется) устанавливал особые отношения с местными политиками прокатолического направления, благословлял католическую агентуру, собирал нужную информацию, и так далее. Яркий харизматик, Иоанн-Павел II умел разговаривать с людьми…

Ещё одним ноу-хау Иоанна-Павла II стали громкие публичные заявления самого разного и неожиданного свойства. Он умудрялся выжать толику пиара даже из такого несветского ритуала, как покаяние. Папа охотно каялся в грехах Католической церкви и извинялся за грехи предшественников. Самым громким и знаменитым стало его покаяние перед иудеями: Иоанн-Павел II публично признал, что иудаизм — великая и истинная религия, что христианин не может быть антисемитом, а, напротив, обязан любить и почитать евреев, а также испросил у них прощение за преследования, которые велись от имени Вселенской Церкви. Также он обращался к женщинам мира и каялся в соучастии церкви в их притеснении, извинился за жертвы сексуального насилия со стороны священников. Он ещё успел извиниться перед мусульманами за крестовые походы и посетить мечеть Омейядов в Дамаске. Он даже извинился перед православными за разрушение Константинополя.

Не нужно думать, однако, что Иоанн-Павел II был слезливым добрячком, только и умеющим, что просить прощения у каждой вошки и блошки. Когда нужно, он умел быть жёстким.

Упомянем два эпизода, когда Папа проявил принципиальность.

В шестидесятые-семидесятые годы в Латинской Америке в очередной раз начали набирать силу политические движения, выступающие против диктата США. Это, в общем, неудивительно: раздавленный американцами континент регулярно пытается сбросить с себя петлю проамериканских правительств, которую накинули на него янки, и каждый раз терпит поражение. На этот раз, однако, миру явилось нечто новое: соединение антикапитализма, антиамериканизма и католицизма. Ряд католических епископов выступил на стороне этих движений и даже начал подводить под это теоретическую базу — так называемую "теологию освобождения". Согласно которой Иисус Христос был революционером, выступавшим против эксплуататоров, классовых и национальных.

Проамериканские режимы отреагировали на это обычным способом — террором, в том числе и убийствами священников. По идее, Папа должен был бы осудить столь вопиющие факты. Но в этих случаях Иоанн-Павел II обычно бывал крайне немногословен, отделываясь дежурными фразами. Зато "теологию освобождения" он раздавил тихо и без шума. Сейчас о ней мало кто помнит.

Другой пример папского немногословия — его позиция по отношению к бомбардировкам Сербии. Есть сведения, что Папа их осудил и даже призывал НАТО остановить гуманитарные бомбардировки Белграда. Однако найти в мировой прессе эти осуждения оказалось невозможно. Зато Папа принял активное участие в американских планах по уничтожению сербского государства. Вот, например, информация из старой "Тайм": "Мадлен Олбрайт встретилась в Нью-Йорке с коллегами из Франции, Великобритании и ФРГ, чтобы выяснить, как каждая из этих стран может помочь с формированием диссидентского движения в Сербии. Олбрайт также попросила итальянского министра иностранных дел Ламберто Дини связаться с Ватиканом. Вашингтон хочет, чтобы папа римский Иоанн Павел П присоединился к усилиям по устранению Милошевича"…

Надо сказать, что к тому времени у Папы уже была репутация умелого и успешного борца с "тоталитаризмом".

Заработал он её в Польше.

Когда советские войска освободили Польшу от фашистов, Каролю Войтыле было 24 года. Польша потеряла в этой войне около 6 миллионов человек из 35. Нам освобождение Польши обошлось в 600 тысяч жизней советских солдат и офицеров. Как нетрудно догадаться, никакой благодарности за это мы не дождались — равно как и за те колоссальные территориальные приобретения, которые Польша сделала за счёт раздела восточных земель Германии.

Кароль Войтыла был и оставался до конца жизни фанатичным русофобом. Он ненавидел русских как поляк, как католик, как убеждённый антикоммунист, как европеец и так далее. Но, разумеется, польские национальные чувства были для него главным.

Папская деятельность в Польше была чрезвычайно активной. Папа часто бывал в Польше. Пользуясь двусмысленным статусом польской "народной демократии", он непрерывно давил на польские власти, добиваясь всё новых и новых уступок — издания католических журналов, создания союзов польской католической молодёжи, и так далее и тому подобное. Одновременно шла работа по подбору кадров на будущее. Польские ксендзы очень внимательно присматривались к своей пастве.

И нужный человек был найден. Фанатичный католик, в детстве ходивший вместе со всей семьей за четыре километра в костел на воскресную мессу. Когда он стал известным политиком, лидером польского сопротивления, он носил на лацкане пиджака значок с изображением Девы Марии.

Его звали Лех Валенса.

Впоследствии, изучая историю польской "Солидарности", многие удивлялись — как и почему глуповатый деревенский "Лешек", электрик с гданьской судоверфи, стал лидером польского сопротивления, а впоследствии и президентом страны, в то время как высоколобые интеллектуалы вроде Адама Михника добились куда меньшего. Конечно, многое можно списать на личные достоинства Валенсы — и польская земля родит самородки. Однако, придя к власти, Валенса быстро растерял свои выдающиеся политические способности. Растерял настолько, что с треском провалил первые же свободные выборы: на них он набрал меньше процента. С настоящими лидерами так не бывает.

С другой стороны, в годы борьбы с коммунизмом Валенса демонстрировал сверхчеловеческую проницательность. Например, кинорежиссёр Анджей Вайда вспоминал, как в 1981 году снимал фильм про "Солидарность" и спросил Валенсу: "Лех, вы не боитесь, что придут русские танки и все это кино сразу кончится?" Валенса уверенно ответил: "Никаких танков не будет". Много лет спустя выяснится, что в Кремле и впрямь не собирались вводить войска, но откуда это мог знать профсоюзный лидер? Похоже, кто-то снабжал его конфиденциальной информацией с самых верхов политической пирамиды.

То же самое можно сказать и о его действиях в качестве политического лидера. До определённого момента они поражали всех невероятной просчитанностью ходов. Он сумел за короткое время стать единственно приемлемой фигурой для всех, балансируя между официальными польскими властями, оппозицией, рабочими, западными политиканами и много кем ещё, демонстрируя иезуитское хитроумие. Может быть, оно и в самом деле было иезуитским, в прямом смысле этого слова? Во всяком случае, тень умелых консультантов — или кукловодов? — за спиной простого парня Лешека просматривается вполне явственно. Известно, например, имя духовника Валенсы, гданьского ксёндза Хенрика Янковского (кстати, имеющего репутацию патологического русофоба, даже на общепольском фоне). По некоторым данным, именно через него шли и финансовые средства, и ватиканские инструкции. Ну а тот факт, что Валенса был личным любимцем Иоанна-Павла II, просто не скрывается.

Интересно и то, что, придя к власти, Валенса отблагодарил католиков как мог. Польский сейм принял законы, соответствующие католической доктрине — например, запретил аборты. В залах сейма вывесили кресты и ввели правило: собрания должны начинаться с молитвы. Ксензды на проповедях стали указывать, за кого голосовать и каким политикам следует доверять. Преподавание Закона Божьего в школах обязательно. Янковский получил сан ксёндза-прелата и настоятеля одного из самых престижных в Гданьске храмов — костёла Святой Бригиды, одновременно возглавив женский Орден Святой Бригиды в Польше. А сам Валенса завёл привычку вести важнейшие переговоры и решать все вопросы в маленькой часовенке в Бельведерском дворце, куда на утренние молитвы приглашались нужные люди… Править страной за Валенсу Святой Престол, однако, не собирался. Тем более, что новый президент Польши, Александр Квасневский, демонстрирует не меньшую набожность, несмотря на своё левое прошлое.

В биографии Папы существует один непонятный момент. Согласно международным стандартам, человеку, сделавшему столь много полезного для дела Запада, полагается определённый набор пряников и цацек. Одна из них — Нобелевская премия мира. Эту вкусность вручают, как правило, за какую-нибудь выдающееся политическое деяние (например, её дали Ясиру Арафату). Папа Римский неоднократно давал понять, что под конец жизни он хотел бы получить эту премию. Известна была даже дата: 2003 год, когда Папа в очередной раз был номинирован на Нобелевку. Было понятно, что старику осталось недолго. Все были уверены в результате. Тем не менее, премией его демонстративно обошли, вручив её какой-то никому не известной иранской правозащитнице. Это было неожиданно и очень грубо.

С другой стороны, в жизни Иоанна-Павла II было ещё одно неслучившееся событие. Летающий папа, посетивший даже Заир, так и не побывал в одном месте, куда стремился всем сердцем. Я имею в виду Россию.

Переговоры по папскому визиту в нашу страну велись уже много лет. Российские власти всегда проявляли странное упорство в этом, казалось бы, маловажном, вопросе. Причём Папа соглашался на самые унизительные условия — даже на так называемый "транзитный визит": часа на два выйти из самолёта, коснуться ногой российской земли, может быть — поцеловать её (Папа любил целовать землю). Встретиться с группой верующих. В конце концов, пошёл в ход подкуп: драгоценная икона Казанской Божьей Матери. Папа предложил икону в дар Православной Церкви, но поставил условие: она может быть передана только во время его официального визита в Россию.

И что? И ничего. Даже неожиданная уступчивость Иоанна-Павла II в вопросе с иконой Богоматери (она всё-таки была возвращена Русской Православной Церкви, и без всяких условий) ничего не изменила.

Формальной причиной отказов была неуступчивость Русской Православной Церкви, не желающей видеть на своей "канонической территории" римского первосвященника. Но, похоже, за этим стоит нечто большее. Истинное значение папских визитов, как мы уже говорили, гораздо больше, чем кажется. Выясняется это, как правило, только впоследствии. Например, сейчас уже ясно видно, что посещение Папой Украины в 2001 году стало самым первым этапом того процесса, который — через антикучмовскую компанию и прочие стадии — привёл к "оранжевой революции". Хотя бы потому, что первый опыт экстатического соединения массы украинцев в едином порыве имел место именно во время папского визита. Именно тогда живая масса украинцев и украинствующих сплотилась вокруг единого символа. Фактически, папский визит сделал возможным "майдан".

Что означал визит Папы в Россию? Нога главного крестоносца ступила бы, наконец, на землю той страны, которую крестоносцы всех времён считали своей законной добычей. И даже если бы она ступила на землю заштатного аэродрома — всё едино. Факт имел место. И последствия не заставили бы себя ждать. Околокатолическое брожение, которое идёт в России уже многие десятилетия (католическими симпатиями пропитана интеллигенция, власть, даже православное духовенство: ходят разговоры о тайных католических епископах в рядах РПЦ) разродилось бы, наконец, грозой. Через год после папского визита количество официальных католиков в нашей стране возросло бы на порядок, а место высадки Папы стало бы чтимой католической святыней.

Есть смутное ощущение, что Папа когда-то твёрдо пообещал тем силам, которые вознесли его на высокий трон преемника Святого Петра, что он когда-нибудь посетит эту страну. Обещал твёрдо, ибо был уверен. И обещания не сдержал. Последний дюйм его победного пути оказался не пройден. За что Папа и был наказан унизительным невручением Нобелевки: не заработал.

В такой перспективе весьма тревожным симптомом является то, что преемником Иоанна-Павла II избран этнический немец. Кардинал Йозеф Ратцингер, ныне Бенедикт XVI, до своего последнего назначения возглавлявший специальные службы католической церкви, вряд ли откажется от продолжения политики натиска на Восток. О чём он, кстати, сразу же поставил в известность людей понимающих, взяв себе такое имя: его предшественник, Бенедикт XV, был основателем Конгрегации по делам восточных церквей, которая занималась "католическими церквями восточного обряда" — например, украинскими униатами.

Ратцингер — жёсткий, неулыбчивый старец консервативных взглядов, не летун и не путешественник. Но и пройти-то ему осталось последний дюйм. И сила на его стороне.