В Нижнем Новгороде полным годом идет весьма примечательный судебный процесс. На скамье подсудимых — экс-глава города, экс-зам председателя законодательного собрания Олег Сорокин. Судебным делами против «мэров и пэров» (депутатов, губернаторов, министров и т.д.) уже никого не удивишь, и все же это дело довольно примечательное. Об этом сегодня публикует свой материал в
Московском Комсомольце Ева Меркачева - журналист,
член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.
Ровно 15 лет назад автомобиль Сорокина расстреляли киллеры, он сам получил три пули, перенес несколько операций. Так вот, один из эпизодов, которые ему вменяют сейчас, - пособничество в превышении должностных полномочий, совершенном полицейскими, которое дело о покушении на него расследовали. Спустя 15 лет выяснилось, что стражи порядка перегнули палку, когда допрашивали охранника «заказчика» Михаила Дикина (тот, кстати, судом был признан организатором покушения на Сорокина и этот приговор прошел все инстанции, включая Верховный суд РФ).
Ну детектив в чистом виде!
Нижегородский районный суд, который сейчас рассматривает это дело многолетней давности, не дал нам разрешения на интервью с экс-мэром в камере СИЗО, где он сидит уже больше года. Отказала местная Фемида и писателю Захару Прилепину, который ходатайствовал об участии в процессе в качестве общественного защитника Сорокина.
Но мы передали арестанту за решетку вопросы и получили ответы через его адвоката.
- Олег Валентинович, как идет за решеткой процесс подготовки к судебным заседаниям?
- Если бы я находился весь этот год дома, то мог бы работать с материалами по уголовному делу по 16 часов. В СИЗО же я читал материалы, когда мне предоставлялась такая возможность. А была она не частой. Следователь приезжал не каждый день и не на полный день.
К слову, я сам ни разу не отказался от возможности знакомиться с материалами дела. Даже оказавшись в медсанчасти, я читал их (лежа на койке), хотя это было мне противопоказано. И, несмотря на это, до начала суда мне не показали около 20-ти томов дела,.
- Разве такое возможно?
- Оказалось, что да. Уже когда начался суд, объявили перерыв, дав мне два дня, чтобы «дочитать» дело.
Но все это относится только к документам, которых набралось в итоге 80 томов. Что же касается вещественных доказательств, то значительную часть вещдоков ни мне, ни другим обвиняемым вообще не показали. А это, например, видеозапись 2004 года. Согласитесь, трудно вспомнить все детали того, что было почти 15 лет назад. Еще есть записи прослушки телефонных разговоров 2012 года, о содержании которых я вообще ничего не могу знать, поскольку разговаривал не я. И это вещдоки, на основании которых нас судят. А мы их в глаза не видели.
- Следите ли вы за тем, как ваше дело освещается в СМИ?
- Иногда. Понятно, что одни СМИ стараются освещать объективно, другие – не очень, мягко говоря. Запомнилось, как еще до окончания обыска в моей квартире 19 декабря в некоторых СМИ со ссылкой на источник в следственных органах было опубликовано сообщение, что в квартире якобы нашли 1,5 млрд рублей наличных денег. Согласно протоколу обыска, было обнаружено в 50 раз (!) меньше наличных. Но кто-то ложную информацию в СМИ слил, и этот кто-то имел прямое отношение к проведению обыска, а, значит, знал, что врет, но сделал это из каких-то соображений.
Тем не менее, я считаю, что не надо запрещать СМИ съемку в зале суда, как это сейчас сделано. Потому что те, кто хотят исказить картину, ввести зрителей и читателей в заблуждение, это сделают и без съемки. Если разрешить съемку, то им будет еще и труднее искажать информацию. Объективным же журналистам хочу сказать спасибо за попытки разобраться в весьма запутанном обвинении.
- Как вам бытовые условия в СИЗО? Атмосфера?
- С этим все нормально. Кормят лучше, чем в армии в 1985-м, когда я проходил срочную службу.
Конечно, не хватает родных мне людей. Возмущает, что судья отказала моему младшему сыну в свидании со мной. Причем это было сделано в иезуитской форме.
- Это как?
- Сначала судья сказала, чтобы сын приехал и лично подал заявление. Парень приехал из-за границы, где он учится, чтобы навестить отца перед Новым годом, пришел и получил отказ. Чем мальчишка виноват? Зачем такая неоправданная жестокость?
Всем понято, что это форма давления. Была договоренность: я и мой старший сын Никита слагаем полномочия депутатов ОЗС – за это мне дают свидания с младшим сыном. Теперь эта договоренность не выполняется. Суд говорит, что это была договоренность со следствием, а «мы ее знать не знаем».
