ТРАГЕДИЯ ВЛАДИМИРА ПУТИНА

КРИЗИС СУДЬБЫ. ПРЕОДОЛЕНИЕ ОДИНОЧЕСТВА

Нации формируются и живут лишь постольку,
поскольку воплощают в себе
некое стремление осуществить общую программу грядущего.

Хосе Ортега-и-Гассет

Плоть России есть та хозяйственно-политическая ткань,
вне которой нет бытия народного, нет и русской культуры.
Плоть России есть государство русское.

Георгий Федотов

Девяностые годы сказались весьма негативным образом на психическом состоянии русского человека – и российского народа в целом.

Режим Внешнего Управления во имя собственной стабильности потребовал расправы над потенциальными источниками энергии возмущения - российской историей и российской традицией. Для ускоренного прививания американских ценностей необходимо было осуществить зачистку территории. Элита девяностых приступила к зачистке с рвением, достойным свирепых погубителей чеченского народа генералов Шаманова и Трошева. Одним из инструментов зачистки стало обнуление истории.

Элита девяностых годов объявила народу, что на протяжении тысячи лет страна наша была лишь провинциальным недоразумением мира сего. Нерадивым школяром, извечно не желавшим учиться у мудрых старших. Вся история России до 1991 года вдруг обернулась бессодержательным и тягостным, кровавым и мерзостным ожиданием истинных дней блаженства – последнего десятилетия XX века, когда нам суждено было, наконец, воплотить единственно возможную, скромную, но благодарную историческую миссию, - стать обслуживающим персоналом в одной из забытых Богом восточных провинций Pax Americana.

Российский народ изобразили слабоумным младенцем, доставленным с помойки в уютный интернат имени Бенджамена Франклина и получающим первые уроки словоговорения. (Касательно детских проявлений в народе нашем соглашусь с теми, кто считает, что они есть синдром не младенческий, но, скорее, старческий). Поставлены были под сомнение не только старинные имперские подвиги и, например, победа во II мировой войне (Внешний Управляющий развЈрнуто объяснил России, что Советский Союз впору считать проигравшей стороной). Но и культурные ценности / образцы. Пушкин и Достоевский, Гоголь и Толстой в одночасье превратились в крепостных декламаторов на посольских приемах. Вся русская литература, философия, музыка и наука – в мЈртвые элементы дизайна олигархических столовых и гостиных.

(Интересно отметить, к слову, чем отличается олигарх начала девяностых от своего преемника из второй половины десятилетия. У крупного российского бизнесмена первой волны по дому разбросаны сотни книг - большей частью, редких, ценных и антикварных, - которые он, разумеется, никогда не открывает. Ибо читать ему некогда, да и незачем. Книги нужны, чтобы поражать воображение высокопоставленных гостей. Олигарх же второго поколения вообще книг в дому не держит – для поддержания благолепия достаточно и пластмассовых муляжей корешков на стенах. Которые на известном расстоянии, впрочем, почти не отличимы от настоящих книг. А всЈ потому, что молодой олигарх, в отличие от старого, уже отвык от Книги как фактора жизни, зато привык к высоким гостям, признающим только симуляцию – и ничего, кроме симуляции. Многие сверхкрупные российские бизнесмены, насколько мне известно, страдают дислексией и дисграфией – клинически не в состоянии ни читать, ни писать. Любые тексты они воспринимают исключительно на слух, а излагать свои идеи могут только устно. Благо, для написания трактатов и изложения прожектов у них есть донельзя разветвлЈнный аппарат).

Тогда же, в начале девяностых, неформальным Декретом о Новом Мире были упразднены религиозные основы русского бытия. На смену традиционному православно-языческому двоеверию пришЈл постпротестанский языческий культ Денег. Субстанция, которая дотоле не слишком почиталась в России даже завзятыми богатеями и капиталистами, была приравнена к Творцу и Абсолютному Духу. А также провозглашена Абсолютным Эквивалентом Плоти (АЭП). Русскому народу объяснили, что Деньги отныне – источник Закона, а кроме того, Они, как древнее суровое божество, требуют регулярных жертвоприношений. Преимущественно, человеческих.

Далее Внешний Управляющий решил быстро упразднить всЈ традиционное во взаимоотношениях между русским человеком и государством. Государство Российское, дотоле священное, как Высшая Сила, мудрое, надЈжное и строгое, как отец, заботливое и всепонимающее, как мать, было объявлено лишним колесом в нашей провинциальной телеге. Государственная власть, которая в российской истории эксклюзивно легитимировала всЈ и вся, даже врагов своих – вспомним хотя бы Лжедмитриев и Емельяна ПугачЈва, пользовавшихся народной поддержкой до тех пор, пока их царственное происхождение казалось убедительным, – было приравнено к поддатому слесарю-водопроводчику из ЖЭКа. Логика ВУ понятна: развенчать государство значило свести к минимуму шансы на его возрождение в рамках какой-нибудь не выгодной Комитету Кредиторов концепции. Но каково же было русскому дитяте узнать, что Родители в одночасье исчезли, а на кухне и в детской заправляет звЈзднополосатая домомучительница, предлагающая вместо любимых игрушек каких-то Барби и Кена?!

Следующим шагом Внешний Управляющий приступил к вытравливанию всяческого русского запредельного, всякого эсхатологического. Человеку, который умеет быть святым, но не умеет быть честным (тезис Константина Леонтьева, развитый Николаем Бердяевым), растолковали логику превращения в безразличное хайдеггеровское das Man - неопределЈнное существо среднего рода, сконцентрированное лишь на «прозябании повседневности» и находящее в том свой главный смысл. Питомцу русской цивилизации внушили, что он должен влиться в некий средний класс - не в экономическом смысле, конечно, ибо доходов на уровне западного среднего класса никто не обещал, - но в социокультурном плане. Среднее здесь понимается не как гармоническая добродетель, но как апофеоз «смесительного упрощения» (Леонтьев). Программа жизни людей такого среднего класса состоит в том, чтобы вовремя занимать очередь в кассу «Пиццы-Хат», наслаждаться сериалами про Евлампию Романову и видеть венец мировой культуры в тандеме Петросян-Степаненко. Начинать день со стирального порошка Tide и заканчивать – на новейшей противохраповой подушке, изготовленной по американской лицензии в лесах Камбоджи. Русскому среднему классу, скроенному по лекалам Внешнего Управляющего, должно быть абсолютно наплевать на всЈ, что и было русским все предшествующие столетия. Его типовой представитель спокойно и даже с примирительным энтузиазмом прореагирует на любую затею типа «откроем в Большом театре казино» или «превратим Зимний дворец в элитный жилой комплекс». А чего не открыть – если театры с музеями бюджетное (то есть наше) бабло жрут, а экономического толку от них никакого?! Лаборатория, в которой элита девяностых выводит постсоветских особей среднего класса, воистину достойна пера классика антиутопии, - там действительно создаЈтся беспочвенная, лишЈнная духовного строя и человеческих (в традиционном понимании этого слова) ценностей порода людей. Щенков этой породы уже можно показывать на вселенских индустриальных выставках – они вполне годятся для выполнения не слишком сложных работ.

Затем Внешний Управляющий обстрелял из суперсовременной ракеты класса «земля-земля» русскую коммунитарность. Положительным героем славного времени моментально стал отрицательный персонаж «Преступления и наказания» ПЈтр Петрович Лужин, объяснявший Р. Р. Раскольникову преимущества принципа «возлюби прежде всех одного себя» (ибо всЈ на свете на личном интересе основано). Упразднена была солидарность как ценность национального бытия. Всей мощью медиа-продуктов системы «За стеклом», «Слабое звено» и т.п. погружЈнному в гиперреальность недорогому россиянину начали растолковывать, как плоха солидарность и как пользительно звериное выживание в одиночку. С точки зрения интересов Комитета Кредиторов, здесь Внешний Управляющий действовал исключительно верно: ведь русская коммунитарность, кроме всего прочего, в своЈ время заставила наших людей выйти на спасение Ельцина от ГКЧП; вернуться же в эпоху, когда политика делается публичными лидерами из живого красного мяса больших площадей, элите девяностых очень и очень не хочется. (Есть основания полагать, что оккупация Манежной площади игровыми автоматами, бутиками имени У. А. Джабраилова и медведями работы З. К. Церетели была осуществлена с подспудной целью вытоптать место сбора стотысячных толп).

Наконец, Внешний Управляющий немало постарался, чтобы потенциальный пастырь нации - Русская Православная Церковь - заняла достойное место в смысловом ряду «водка – балалайка – матрЈшка - шапка-ушанка – «Калинка-малинка» - Chelsea». (Нельзя не сказать, что многие официальные и неофициальные представители РПЦ своей неканонической деятельностью очень помогли в этом деле номинальным оппонентам). Столкнуться с новым Гермогеном или Тихоном во главе Церкви элита девяностых совсем не стремилась. Потому что Гермоген / Тихон могли бы очень серьезно помешать превращению России в третьеразрядную американскую колонию (заморскую территорию).

Итак, на протяжении очень короткого исторического отрезка (каких-нибудь 12 лет, что даже в нашу технотронную эру имени Збигнева Бжезинского совсем немного) российский народ понял, что все его святыни не стоят выеденного яйца, всЈ, чему его учили много столетий подряд – полная и к тому же злокозненная ерунда, и нет у него теперь ни истории, ни Бога, ни Царя, ни Отечества. Вполне естественно, что этот конституционно-ментальный переворот привЈл к жесточайшему кризису идентификации: дорогой россиянин принуждЈн был задать себе и окружающей бездне псевдолиберализма отчаянный вопрос из серии Земля, Земля, кто я? И не услышал ответа. Для России наступил тот самый, воспетый постмодернистской философией кризис судьбы. Теперь человек, вчера считавшийся русским (или советским, что не слишком-то отличимо от русского), ощутил себя совершенно и невыразимо одиноким на просторах Вселенной, планеты которой вращаются вокруг американской звезды – главного светила, расположенного, увы, за мириады световых лет от нашей утратившей прошлое и сдавшей в аренду будущее страны. Используя понятия юнгианского психоанализа, можно сказать, что гигантский разрыв между образом существования постсоветской России и русскими архетипами привЈл к возникновению национального маниакально- депрессивного психоза – недуга, который, не ровен час, может довести до самоубийства.

Никакое национальное развитие с народом, переживающим кризис идентичности, невозможно. Этот кризис должен быть преодолЈн в рамках доктрины единой судьбы. (Голоса, которые получили на выборах-2003 «ЕдРо», ЛДПР и «Родина», были отданы не партийным лидерам и тем паче не их виртуальным структурам, но - надежде на возрождение общей судьбы). Механизм преодоления – реализация национального проекта, который позволит российской нации пройти стадию первичной идентификации.

Четыре источника и составные части национального проекта таковы:

  • возрождение России как Империи – гаранта стабильности и покровителя (протектора) постсоветского пространства, а также представителей русской цивилизации / культуры на всЈм Земном шаре;
  • возрождение Православия как ключевого политико-социального фактора бытия и развития нации;
  • возрождение роли и статуса Верховной Власти (Государства Российского) как защитника и гаранта интересов российского народа;
  • возрождение Российской Империи как геополитического субъекта, способного сыграть существенную роль в борьбе против глобального господства антихристианских сил (подробнее об этом - ниже).

Национальный проект как система действий по формированию российской нации как стержня Империи не может не быть мессианским. Иначе это будет не российский, а какой-то совсем другой проект. Но другой проект – американский – у нас уже есть, и нет смысла огород городить, чтобы сконструировать новую версию машины национального разрушения. Мессианскими был и русский коммунизм, и русский антикоммунизм – герои баррикад у Белого Дома (Краснопресненская набережная, д. 2, не путать с одноимЈнным объектом в городе Вашингтоне, округ Колумбия) считали себя не участниками «колбасного путча», но избавителями человечества от «красной чумы». Не меньше. Организаторами восстания во имя торжества развитого Сникерса их сделали задним числом и без спросу.

Классический аргумент элиты девяностых: национальным проектом должны стать мелкобытовые радости, замешанные на принципах типа «не ссы в подъезде» и «сделай себе хорошо» (что-то подобное разрабатывалось ельцинскими мыслителями на сталинско-брежневских дачах в середине девяностых, но потом, по окончании утлого финансирования, сдохло). А всЈ остальное, религиозное и мессианское, - опасная утопия, и больше ничего.

Простой ответ моим оппонентам состоит, конечно же, в том, что Россия всегда была страной реализованных утопий, и чем радикальнее казалась утопия, тем больше шансов было на еЈ воплощение на русской почве. Так было во все времена – от св. князя Владимира до Бориса Ельцина (не сегодняшние ли скептики и их духовные отцы в середине девяностых твЈрдо настаивали, что СССР и советский строй вечны и возможен лишь их косметический, но никак не капитальный ремонт?!). Но дело гораздо сложнее: идеал буржуазного благополучия не доказал своей жизнеспособности нигде в мире. Ибо этот идеал, отрицающий глубинную религиозную природу человека, ни при каких обстоятельствах не в состоянии мобилизовать, тем паче – взять под контроль грозные силы, которые всегда делают историю. Все прекрасные эпохи, начинавшиеся под либеральные фанфары и гимнические песнопения на тему «Наконец-то на смену идеологиям и борьбе пришли прогресс и бизнес-ланч», заканчивались расцветом концлагерей и затяжными кровопролитными войнами. Хочу подарить теоретикам русской спасительной Кока-Колы несколько цитат из Джорджа Орвелла, автора «1984», писателя и мыслителя, которого трудно заподозрить в симпатиях к тоталитаризму или ангажированности «питерскими силовиками»:

… я вспомнил, как однажды жестоко обошелся с осой. Она ела джем с блюдечка, а я ножом разрубил ее пополам. Не обратив на это внимания, она продолжала пировать, и сладкая струйка сочилась из ее рассеченного брюшка. Но вот она собралась взлететь, и только тут ей стал понятен весь ужас ее положения. То же самое происходит с современным человеком. Ему отсекли душу, а он долго - пожалуй, лет двадцать - этого просто не замечал.

…нельзя жить, полагаясь исключительно на могущество машин и на экономику. Сами по себе они только помогают воцариться кошмару, в котором мы принуждены существовать, — этим бесконечным войнам и бесконечным лишениям из-за войн, и колючей проволоке, за которой оказались народы, обреченные на рабский труд, и лагерным баракам, куда гонят толпы исходящих криком женщин, и подвалам, где палачи расстреливают выстрелами в затылок, не слышными через обитые пробкой стены. Ампутация души — это, надо полагать, не просто хирургическая операция вроде удаления аппендикса. Такие раны имеют свойство гноиться.

… альтернатива — столько раз осмеянное … общество, в котором люди, памятуя, что они смертны, стремятся относиться друг к другу как братья.
Значит, у них должен быть общий отец. И поэтому часто говорят, что ощущения братства у людей не будет, пока их не сплотит вера в Бога. На это можно ответить, что большинство из них полуосознанно уже прониклись таким ощущением. Человек — не особь, он лишь клеточка вечносущего организма, и смутно он это осознает. Иначе не объяснить, отчего человек готов погибнуть в бою. Нелепо утверждать, что он так поступает исключительно по принуждению. Если бы принуждать приходилось целые армии, невозможной сделалась бы любая война. Люди погибают, сражаясь из-за абстракций, именуемых честью, долгом, патриотизмом и т. д., — разумеется, не в охотку, но, во всяком случае, по собственному выбору.
Означает это лишь одно: они отдают себе отчет в существовании какой-то живой связи, которая важнее, нежели они сами, и простирается как в будущее, так и в прошлое, давая им чувство бессмертия, коль скоро они ее ощутили. «Погибших нет, коль Англия жива» — звучит высокопарной болтовней, но замените слово «Англия» любым другим по вашему предпочтению, и вы убедитесь, что тут схвачен один из главных стимулов человеческого поведения. Люди жертвуют жизнью во имя тех или иных сообществ — ради нации, народа, единоверцев, класса — и постигают, что перестали быть личностями, лишь в тот самый момент, как засвистят пули.

(«Мысли в пути», 1940)

Он также постиг лживость гедонистического отношения к жизни. Со времен последней войны почти все западные интеллектуалы и, конечно, все «прогрессивные» основывались на молчаливом признании того, что люди только об одном и мечтают – жить спокойно, безопасно и не знать боли. При таком взгляде на жизнь нет места, например, для патриотизма и военных доблестей. Социалист огорчается, застав своих детей за игрой в солдатики, но он никогда не сможет придумать, чем же заменить оловянных солдатиков; оловянные пацифисты явно не подойдут … людям нужны не только комфорт, безопасность, короткий рабочий день, гигиена, контроль рождаемости и вообще здравый смысл; они также хотят борьбы и самопожертвования, не говоря уже о барабанах, флагах и парадных изъявлениях преданности.

(Рецензия на «Майн Кампф» Адольфа Гитлера, 1940)

… прежде чем заводить речь о переустройстве жизни, даже просто о мире … потребуется пробуждение энергии, которая не обязательно будет столь же слепой, как у нацистов, однако не исключено, что она окажется столь же неприемлемой для «просвещенных» гедонистов. Что позволило Англии устоять в последний год? Отчасти, бесспорно, некое смутное представление о лучшем будущем, но прежде всего атавистическое чувство патриотизма, врожденное у тех, чей родной язык английский, — ощущение, что они превосходят всех остальных. Двадцать предвоенных лет главная цель английских левых интеллигентов состояла в том, чтобы подавить это ощущение, и, если бы им удалось добиться своего, мы бы уже видели сейчас эсэсовские патрули на улицах Лондона. А отчего русские с такой яростью сопротивляются немецкому вторжению? Отчасти, видимо, их одушевляет еще не до конца забытый идеал социалистической утопии, но прежде всего — необходимость защитить Святую Русь («священную землю отечества» и т. п.), о которой теперь вспомнил и говорит почти этими именно словами Сталин. Энергия, действительно делающая мир тем, что он есть, порождается чувствами — национальной гордости, преклонением перед вождем, религиозной верой, воинственным пылом, словом, эмоциями, от которых либерально настроенные интеллигенты отмахиваются бездумно, как от пережитка, искоренив этот пережиток в самих себе настолько, что ими утрачена всякая способность к действию.

(«Уэллс, Гитлер и Всемирное государство», 1941)

Замечу, это было написано Орвеллом в трагические годы, когда решался вопрос, быть или не быть Гитлеру властелином Евразии. Евразия, к счастью, сделала правильный выбор – иначе многие нынешние адепты вальяжной буржуазности заседали бы отнюдь не на дачах в Волынском.

Мы должны признать, что Империя – императив для России (в целях дальнейшей экономии слов назовЈм его империативом). Если Россия не Империя – то нет России. Империя – понятие, в первую очередь, цивилизационно-культурное, а не административное или военное. Россия формировалась путЈм расширения и диффузии – никакой «естественной территории» у нашей страны нет (по Александру Герцену, изначальная «благоприобретЈнная» Русь – не более чем часть Новгородского и Белозерского уездов). Потеряв талант и склонность к перманентному расширению, - не географическому только, но культурному, языковому, - она схлопнется, как продырявленный воздушный шарик. Империя для России – не инструмент достижения корыстных целей, но долг и способ существования. По сути, правы те, кто (как Александр Солженицын) говорит об имперском бремени, о том, что империатив дорого, иногда – слишком дорого обходится России. Но с таким же успехом можно говорить о том, сколь накладно заводить детей. Да, накладно. Тем не менее, люди рожают и рожают детей, и, как правило, вовсе не затем, чтобы оптимизировать семейные финансы – а движимые инстинктом, призванием, силой, стоящей вне утилитарного. Как дети – продолжение человеческого рода, так Империя – единственно возможное продолжение для России.

Отказ от империатива на границе 80-х-90-х годов прошлого века и стал основной причиной развития центробежных тенденций в стране. Союзные республики устремились в объятия США в тот день и час, когда поняли: российского имперского, сверхдержавного проекта больше не существует. А становиться провинциями провинции им не захотелось. Здесь мы обнаруживаем не российско-советскую специфику, но общемировое правило: кризис национального проектирования всегда стимулирует сепаратизм, стремление сильных и внутренне самодостаточных покинуть корабль, движущийся в никуда, и пересесть в маленькую, но юркую и свободную шлюпку. Пример – баскский сепаратизм, подлинные истоки которого блестяще проанализировал Хосе Ортега-и-Гассет в «Бесхребетной Испании» (вправе ли мы сегодня говорить о «бесхребетной России»? - да, вправе).

Отмена от имперского проекта и породила, по большому счЈту, проблему Чечни. Если верить Ахмеду Закаеву, с которым автору этих заметок приходилось обсуждать настоящие причины чеченского кризиса, начало обособлению Грозного от Москвы положил распад СССР – потому что становиться заложниками России как страны третьего мира чеченцам было противно. Не здесь ли – ответ на вопрос о стратегии чеченского урегулирования?

Адепты американского проекта должны понять, что альтернативой Империи явится отнюдь не братство средних людей в Биг-Маке, а разгул местечковой ксенофобии и шовинизма, безнадЈжно уездной «России для русских». Потому что только Империя с еЈ всеохватностью и энергетикой гетерозиса, склонности к гибридизации кровей и идей, может эффективно противостоять национальному замыканию в себе, самоизоляции и провинциализации. Тем временем провинциально-ксенофобская доктрина уже вовсю прорывается на российскую политическую поверхность: достаточно вспомнить скандальный эпизод с косой (островом) Тузла, который (как и следовало ожидать) принЈс России очередного мелкое поражение, и при этом увеличил на 25% (! – данные Украинского института социальных исследований, декабрь 2003) число граждан Украины, негативно относящихся к российскому Старшему Брату. Следовательно, ослабил позиции той части украинской элиты, которая стратегически ориентирована на Москву.

Важно понимать, что нация – отнюдь не синоним национальности. Новая российская нация этнически будет сплавом великорусской и еще десятков национальностей, привыкших обитать под сенью Империи. Империя – это не фильтрация людей по крови, но, напротив, способ разорвать колючую проволоку, опоясывающую национальные гетто. Только в такой Империи эфиоп становится Пушкиным, украинец – Гоголем, литовец – Достоевским, немка – Екатериной II, грузин – Сталиным, еврей – Троцким, и все они вместе – героями русской истории.


Дешевой колбасы для всех у элиты девяностых не получилось. У новой элиты, становление которой ещЈ впереди, – должна получиться практическая утопия. Преодоление одиночества российского человека и всего российского народа – ключевой вопрос властной повестки дня. Ради спасения от одиночества российский человек готов на многое, если не на всЈ – и он, движимый необоримым велением автохтонного инстинкта, пойдЈт за любой силой, которая предложит ему понятный выход из кризиса судьбы. Очень важно, чтобы такой силой оказалась именно российская власть.

ВОССТАНИЕ МИРА. БОЛЬШАЯ И МАЛАЯ МИССИИ

Хлеба и зрелищ! – кричали римские толпы.
Хлеба и веры! - …
будут скоро кричать все народы Европы.
Счастлив и могуч будет в такие времена тот народ,
у которого вера и привычка к повиновению
будут сильнее, чем у других.

Константин Леонтьев

Посмотрим теперь на развитие международной ситуации.

В 90-е годы XX века казалось, что однополярный (американоцентричный) мир в среднесрочной перспективе прочен и непоколебим. На рубеже столетий стало понятно, что это отнюдь не так.

Первым, кто это осознал, были сами США. Экспансия американских ценностей захлебнулась. 3/4 человечества дали понять, что не собираются жить под флагом победившего чизбургера, – американизация последних десятилетий затронула материю и стиль, но не глубинные основы бытия наций. ЧЈрная дыра Китая, не поморщившись, проглотила и переварила эскадрилью американских цивилизационно-культурных звездолЈтов, как прежде – всех других завоевателей (монголов, маньчжуров, японцев). На Востоке начал расти второй полюс мира.

Тут ещЈ, как на беду, стала слабеть и американская нация. Гибель советской Империи Зла сыграла с ней злую шутку. Гедонистические клинтонианские годы донельзя расслабили сверхдержаву. Америка стала слишком изнеженной, слишком открытой, чересчур привыкла к неосновательному, не подтверждЈнному дымными полями сражений обогащению. Героика страны-спасителя человечества растворилась в сладком сиропе всепроникающей политкорректности.

В такой ситуации 11 сентября 2001 года стало неизбежным. Необходимо было взбодрить нацию, напомнить ей об Американской Миссии / Американском Призвании, равно как и о том, что белые булки с неба не падают прямо в рот – сверхдержавное право можно обрести лишь в постоянной борьбе со Злом. Нашлось сразу же и новое вселенское Зло – Терроризм. Американская элита поняла, что ресурс мягкого обволакивания Земного шара цивилизационными путами исчерпан – необходима прямая военная экспансия. СамолЈты бен Ладена, старого агента ЦРУ, оказались в нужное время и в нужном месте. (Намедни не кто-нибудь, а сам Пол О’Нил, бывший глава американского Минфина, признал, что проектирование иракской операции началось сразу же после прихода Дж. Буша-младшего к власти, задолго до 9/11).

Сегодня СоединЈнные Штаты несут миру уже не просто Кока-Колу и Мэрилин Монро – новую религию. И религия эта – отнюдь не христианство. Это - учение о растворении человека во всемогущей техносфере, председателем верховного совета которой и является новый бог – антропоморфное существо с американским паспортом, бесконечно высоким IQ и знанием секретных Кодов Доступа. В техносфере – все начала и конца, в ней нет ничего потенциального, всЈ – актуально. Она назначает и снимает с должности бога и всех подручных его. Новую религию Америки (назовЈм ее Религией Матрицы) можно считать и своего рода результатом радикальной модернизации протестантизма, приведшей в конце концов, как и следовало ожидать, к развенчанию Единого Бога (вспомним пастора БонхЈфера: Бог как моральная, политическая, естественнонаучная гипотеза отменЈн, преодолЈн). Лишь одно роднит религию Матрицы с иудаизмом: новая вера дана избранному народу – американскому; техносфера существует для всех представителей биологического вида homo sapiens, но не постижимая обычным разумом начинка еЈ - made in USA. Deus ex Matrix перманентно порождает зло, чтобы неизменно бороться с ним – таково его загадочное свойство. Стоило Джорджу Бушу-младшему (очевидно, одному из наиболее высокопоставленных лиц в американской иерократии) столкнуться с нелюбезным приемом в Лондоне (ноябрь 2003), как террористы взорвали в Стамбуле именно британское консульство и офисы британских компаний. Рука US-бога не промахнулась. Матрица напомнила англичанам: не надо критиковать антитеррористическую коалицию, потому что вы в любой момент можете стать жертвой теракта. Когда это понадобится для оправдания очередного этапа Интервенции Добра. Нельзя не отметить, что техносфера и еЈ безличный и. о. бога превратили террористический акт в бессубъектное деяние: типовые «Аль Каеды», берущие на себя ответственность за любые проявления Зла, более не воспринимаются как реальные группы товарищей. Теракт случился – значит, так было угодно техносфере. Убедительных же для слабого человеческого сознания ответов на вопросы «почему?» и «кто на самом деле взорвал?» отныне не существует.

Впрочем, и Интервенция Добра уже захлЈбывается. Афганистан и Ирак, да и Сербия, где только что победили на выборах жертвы Гаагского трибунала, – тому живые примеры. Религиозное и цивилизационное сопротивление оказываются мощнее военного натиска. Для дальнейшего утверждения своей новой религии СоединЈнным Штатам придЈтся перманентно наращивать давление и площадь поверхности войны. (Не случайно в конце 2003 года Вашингтон яростно вспомнил про необходимость напрямую управлять постсоветским пространством и поддержал перевороты в Грузии и Литве. А в январе 2004 – анонсировал программу колонизации Луны и Марса стоимостью в триллион долларов). И здесь сверхдержава сталкивается со стремительно растущим дефицитом ресурсов. В первую очередь – того главного неизреченного ресурса, который, вопреки всему земному, обеспечил когда-то очень давно спасение еврейского народа и торжество Христианства. Ресурса априорной легитимности вероучения.

Нам всю эту бучу с лЈгкой восточной иронией смотрит премудрый Китай. Поднебесная уже почти готова к глобальному перевороту, к прорыву конфуцианства, подкрепленного даосизмом, легизмом и коммунизмом, на мировые просторы. Просто час X пока не пробил. Китай ещЈ немного подождЈт Америку, вся миссия которой, с точки зрения восточных властителей, состоит в том, чтобы дать Поднебесной повод перейти в новое качество. Понятен и шаг, которым Китай обозначит своЈ превращение в сверхдержаву – захват малонаселЈнной, плохо охраняемой и богатой природными ресурсами азиатской части России. Что бы ни говорили галантные поклонники вечной стабильности, любители прекрасных эпох, такой сценарий вполне осуществим хотя бы потому, что он уже реализуется – последовательно и неуклонно. Просто китайцы, в отличие от русских, планируют на многие годы вперЈд и культивируют в настоящем будущее, а не фантомы и обманки. Захват Сибири и нашего Дальнего Востока станет возможен тогда и только тогда, когда: 1) КНР будет восприниматься значительной частью земных народов как защитник от обезумевшей американской машины – и значит, позиционируется как легитимный агрессор; 2) китайское население восточных регионов нынешней РФ сравняется по численности с докитайским. И то, и другое может случиться между 2007 и 2010 годами.

Итак, во чреве мира зарождается мощное антихристианское (шире – антимонотеистическое) восстание. Земля авраамической традиции оказывается зажатой меж американо-китайских жерновов. Какова же здесь роль России? Есть ли у неЈ шанс выжить и выстоять?

Бесспорно, есть. Но лишь при условии, что в международной политике мы тоже вернЈмся из виртуального в реальное и прекратим попытки экспорта русской гиперреальности – откажемся от привычки к псевдодействиям, которые мир не воспринимает всерьЈз в силу их изначальной неискренности и стратегической бессмысленности. (Сначала обещаем отвоЈвывать Крым и бомбить Панкисское ущелье – потом бросаем на произвол судьбы верных сторонников в Украине и не делаем ничего, чтобы предотвратить переворот в Грузии. Бушуем по поводу транзитных виз для калининградских жителей и никак не воздействуем на развитие политического кризиса в Литве. ПредаЈм Приднестровье и носим на руках президента Молдовы Воронина, отлично понимая, что ни одно наше важное условие им принято и выполнено не будет. И так далее.).

Для понимания пути выживания необходимы два действия, которые следует признать приоритетными для Второго Срока:

1. осознание миссии России в мире (что, в свою очередь, невозможно без обсуждавшегося нами восстановления национально-государственной субъектности);

2. инвентаризация национальных ресурсов.

Большая миссия России в постновейшей истории ясна из глобального контекста: организация христианско-исламского сопротивления антиааврамическому путчу.

В пределах большой миссии просматривается и другая, малая: Россия – хранитель стабильности постсоветского пространства. И, как бы странно это ни звучало, гарант национальной независимости стран бывшего СССР. Сегодня мы видим вполне отчЈтливо, что, променяв старшего партнЈра – Россию на прямое подчинение американской сверхдержаве, послесоветские государства стремительно превращаются в банальные колонии США. Можно предполагать и даже утверждать: чем дальше, тем меньше Вашингтон будет считаться с суверенными правами и жизненными интересами наций, складированных у него в заднем брючном кармане. (Прокладка нефтепровода через заповедную долину Боржоми в Грузии – один из сотни наличных примеров колониального цинизма). Мы имеем дело с зеркальным отражением ситуации 1985-91 гг.: те страны, что захотят сохранить свою субъектность и удержать независимость, будут испытывать острую потребность в альтернативной СоединЈнным Штатам геополитической опоре. Кроме России, кандидатов на эту роль пока нет – и до захвата Сибири Китаем не предвидится. Это значит, что те пласты элит в бывших союзных республиках, которые захотят отстоять национальную самость и целостность, логично изберут пророссийскую ориентацию. И уже сегодня эти пласты должны получить от России неброскую, неконъюнктурную, зато вполне ощутимую поддержку.

Перейдем теперь к инвентаризации. ЕЈ объект состоит из четырЈх типов ресурсов:

  1. ресурсы национального духа и воли;
  2. институциональные ресурсы;
  3. интеллектуальные ресурсы;
  4. материальные ресурсы.

Все эти ресурсы, заключЈнные в оболочке России, могут быть востребованы нашими вероятными партнЈрами - теми, кто не хочет полного раздела мира между США и Китаем. В первую голову:

  • Старой Европой (странами – основателями ЕС) и Ватиканом;
  • исламским миром (с оговоркой про его неизбывную неоднородность);
  • бывшим «третьим миром» (частью Латинской Америки и Юго-Восточной Азии), где в последние годы мы наблюдаем расцвет католицизма.

Для названных субъектов мировой политики христианская Россия, по-прежнему занимающая территорию (пусть и обглоданную) между Балтикой и Тихим океаном – необходимый соратник. Без России им будет значительно труднее устоять. И потому они могут согласиться с особой нашей ролью на просторе Российской Советской Империи. К потенциальным стратегическим союзникам надо отнести и некоторые страны, лежащие за пределами иудеохристианского мира, - например, Индию, для которой смертельно опасно дальнейшее, переходящее черту регионального динамического равновесия усиление Китая.

Гарантами же того, что Россия окажется готова к реализации миссии, могут быть только еЈ внутренние институции. В первую очередь, Церковь и армия.

Важнейший вопрос Второго Срока – качественное повышение политико-социальной роли Русской Православной Церкви как несущей конструкции национальной мобилизации. РПЦ (а не партии или иные политические структуры) должна стать стратегическим партнЈром главы государства - национального лидера. Обретение церковью новой роли невозможно без мощной инъекции властной воли и государственных возможностей. И разумеется, на протяжении Второго Срока не удастся избежать постановки вопроса о существенной модернизации церковной элиты. Важно и ещЈ одно обстоятельство: учитывая роль Ватикана в мировом раскладе, России, а значит, и РПЦ в среднесрочной перспективе придЈтся пойти на дружбу и альянс со Святым Престолом. И только в рамках этого альянса можно будет решить проблему католического прозелитизма на территории, вверенной попечению Православной Церкви.

Армия была и остаЈтся одной из главных головных болей Внешнего Управляющего – потому что реальные ВооружЈнные силы гетерономному госу

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram