От переводчика: имеющаяся в статье информация о возможном способе решения текущих проблем организации власти в Сирии чрезвычайно актуальна для российского читателя. Предлагаемые для Сирии решения могут являться упрощённой структурной моделью будущей ситуации в Российской Федерации. Западные политики могут проводить прямые аналогии между сирийским и российским режимом. Дело не только в наличии типологически сходных проблем: коррупционная несменяемая оффшорная элита, несбывшиеся социальные ожидания в связи с нефтяным бумом (в сирийском случае основанном на транзите иракской нефти), дорогостоящий силовой блок зависящий от внешнего спонсора (в случае РФ от позиции ОПЕК по нефтяным ценам) и малоприспособленный для войны с внешним врагом, застарелый пропагандистский синдром внешней опасности с противоположной от реальной угрозы стороны (в сирийском случае это израильская угроза вместо турецко-натовской). Возможны и прямые структурные аналогии: алавитская правящая верхушка = интернациональная московская элита; суннитская верхушка союзная алавитам = славяноязычные силовики; христианские общины = татарские, башкирские элиты и т.п
Эд Джадд - антрополог-конфликтолог из Австралийского национального университета. Область его научных интересов: причины повстанческих движений и гражданских войн, институциональные и стратегические реакции на военные риски. Он проводил полевые исследования в Западной Африке, на Балканах и Среднем Востоке, писал по заказам парламента, социального фонда полиции и издания министерства обороны Австралии.
В большинстве случаев гражданской войны, которые мне довелось изучать, ключевым фактором повлёкшим решение о переходе к вооружённой борьбе против собственных сограждан было не какое-либо примордиальное различие, например религиозное, не взрыв ярости в связи с нарушением условий общежития. Также и не жадное желание продвинуть позиции собственной группы с чисто корыстными целями. Нет, как мне довелось наблюдать наиболее частой причиной перехода к насилию было ощущение отсутствия безопасности, которое рассчитывали устранить путём мобилизации своей этнополитической общности. Это наблюдение не сложно для понимания. Понятно, что угроза надвигающегося уничтожения это одна из немногих причин способных оправдать политический курс неразрывно связанный с причинением серьёзных страданий собственному нарду. Это конечно не означает, что словесное наполнение конфликта не будут определять мотивы упомянутые вначале. Но реально существует очень мало мотиваций (кроме выживания) достаточно сильных, чтобы побудить достаточно широкий круг потенциальных участников боевых действий рисковать жизнями и пытаться обеспечить безопасность собственного народа путём преследования и уничтожения соседей.
Согласно экономико-рационалистической школе конфликтного анализа (её лучших представителей — Пола Коллье, Анке Хоффлера, Джеймса Фирона и Дэвида Лэйтина) риск увеличивается в случаях:
• этнического доминирования (одна этническая группа однозначно более многочисленна, но не способна автоматически создать аппарат власти);
• экономического спада (сохранение статус-кво не связано с сохранением серьёзных прибылей);
• распада государственности (уверенность в том, что государство может защитить низкая);
• крах репрессивного режима (оппозиционные группы приготовились к сражению вместо политической борьбы, а насилие считается ключевой идеей госполитики).
Очевидно, как эти факторы могут быть предвестниками гражданской войны. Они создадут условия, в которых будущее будет неопределённым, зато определённым будет настрой на хаотическую конкуренцию и угрозу насилием. Тем не менее, необходимо заметить, что эти условия не являются сами по себе причинами обращения к насильственным действиям, а служат компонентами формирующими сложные задачи по обеспечению групповой безопасности, необходимость быстрого решения которых может привести к скатыванию в гражданскую войну.
В такой обстановке легко заметить, как действия угрожаемых групп основываются на том, что Весна Пешич назвала «страхом будущего, переживаемого как прошлое» - ожиданием угрозы самому существованию группы, приводящему к одобрению кардинальных мер по обеспечению безопасности (этнических чисток, военизации и войны).
Не хотелось бы делать предсказаний на материале, который слишком сложен для полного понимания, поэтому не буду оценивать перспективы развития гражданской войны в Сирии. Будет достаточно отметить возможность гражданской войны, как потенциального сценария, ключевые индикаторы которого можно наблюдать. Поэтому необходимо, в случае наличия желания мирового сообщества ограничить эту возможность, найти пути умерить существующие страхи тех, кто в противном случае попытается обеспечить свои интересы противодействуя переменам. В первую очередь это относится к алавитской и суннитской элитам, поддержка которых позволила баасистскому режиму провести репрессии, имевшие место в текущем году, и страхам этих элит, делающим для них предпочтительным наличный статус-кво, а не изменение режима. Однако не следует исключать и любые другие более мелкие группы, которые могут видеть угрозу себе в дестабилизации и реконструкции, которые последуют за сменой власти в Сирии. Если страхи таких групп можно будет умерить при помощи создания всеохватной и стабильной переходной структуры, эти держатели власти, без опасений за собственное будущее, смогут свободно бросить правящий режим.
Полагаю, что вопрос может быть решён путём создания добровольной Хартии управления (открытой к подписанию всеми силами конвенции) — решение предложенное Полом Коллье для борьбы с нарушениями в ходе проведения выборов, но в равной мере применимое для стабилизации и профилактики конфликта. Такая хартия сможет стать конкретной и осуществимой гарантией безопасности (экономической, физической, религиозной и прочей) для сирийских меньшинств, в особенности для упомянутых выше элит, но при этом легко распространяемой на все группы, которые сочтут проводимые изменения опасными для себя.
Бесспорно, что содержание такой Хартии должно быть предметом переговоров, но в идеале ключевыми пунктами должны быть:
• амнистия для всех перебежчиков, гарантирующая защиту от преследования за совершённые преступления на условиях поддержки нового порядка. При этом некая «Комиссия справедливости и примирения» может выработать формы удовлетворения потерпевших рассматривая все случаи без исключения на равной основе;
• твёрдые конституционные гарантии прав меньшинств, которые заложить основу доверия к будущим правительствам;
• приверженность к подлинной и всеохватной демократии, побуждающую угрожаемые группы к высказыванию своих страхов с целью их успокоения, что послужит гарантией гибкости государственной политики;
• запрет ведения политических кампаний на основе сектантских программ, что возможно поспособствует появлению политических программ рассчитанных на более широкие аудитории и снизит этнический и религиозный партикуляризм. Хотя это может, на первый взгляд, показаться несовместимым с этническими гарантиями участия во власти, практически это легко осуществимо. Законы запрещающие использование религиозного и этнического факторов в избирательных кампаниях, не должны ограничивать публичную самоидентификацию кандидатов, при строго определённых запретах исключающих пропаганду конфессионального фаворитизма и элитизма;
• квотирование мест в парламенте и правительстве для представителей меньшинств, с целью исключения поглощения их голосов демократической массой большинства;
• закрепление ключевых властных позиций с целью исключения ощущения бессилия — например, закрепление постов вице-президента, премьер-министра и руководителя оборонительных сил за специфическими меньшинствами;
• строго очерченную новым государством защиту закона для существующих бизнес- и политических элит.
Хартия будет очевидно привлекательной для меньшинств, но для большинства придётся найти и представить её выгоды. Зачем единственной группе, потенциально побеждающей в любых конфликтах и демократической конкуренции, соглашаться даже на номинальный раздел власти? Ответ может быть в собственных страхах этой группы.
В целях получения поддержки большинства, такая Хартия должна быть обеспечена твёрдой гарантией мирового сообщества, что однажды установленный стандарт правления получит постоянное признание и защиту.
Такая гарантия должна включать:
• признание и уважение суверенитета нового государства;
• снятие санкций и спонсорство экономического развития;
• механизм поддержки в противостоянии внешним вызовам (в том числе уничтожение остатков сопротивления в рамках чётких границ, соответствующих международным стандартам). Критичным будет обеспечение поддержки новой политической системы против внутренних угроз (переворотов и новых революций), которые будут самым важным источником страхов новой демократии.
Хотя серьёзная поддержка в международных спорах может оказаться непосильной для международного сообщества в виду исторически сложившихся израильско-сирийских отношениях, в то же время не менее значимая поддержка может быть оказана путём возвращения в страну капитала (например, путём оказания давления на на спрятавших коррупционные доходы за границей).
Нельзя сказать, что предлагаемый путь не будет иметь серьёзных препятствий. Придётся находить точку равновесия между безопасностью меньшинств и приемлемостью для большиинства. Но такая точка совершенно определённо может быть достигнута переговорным путём, аккуратным применением стимулов со стороны международного сообщества и организацией переговорного процесса с упором на реальные риски для всех участников в случае ненахождения работающего решения.
Хотя гарантии представительства могут быть хорошим началом защиты меньшинств, их эффективность может быть снижена демографическим большинством на демократической основе. На этот случай можно предусмотреть право вето для меньшинств на решения парламента, что самым простым способом обеспечивается путём квотирования мест в правительстве или парламенте с установлением необходимости получения одобрения принимаемых законопроектов со стороны занимающих эти позиции. Вручения угрожаемым группам права вето порождает риск шантажа правительства меньшинствами, но это менее значимо, чем кажется на первый взгляд. Идея в том, что даже имея право вето, меньшинства будут сохранять ощущение своей относительной слабости и необходимости компромисса. Может сложиться так, что само наличие возможности наложения вето окажется достаточным для поиска компромисса парламентским большинством, обеспечивающим балансирование политической системы на основе ведения взаимоприспосабливающейся политики всеми группам.
Возможно, крупнейшей проблемой такого сценария будет надёжность обещаний международного сообщества поддерживать суверенитет нового государства. Новые лидеры будут остро ощущать, что интерес к может пропасть в любую минуту в связи со склонностью мирового сообщества к краткосрочном прагматизму и поэтому все условия поддержки суверенитета должны быть чётко и однозначно сформулированы. Решению этой проблемы может также послужить включение в группу гарантов новой государственности региональных держав. После того как будет выработана определённая схема обеспечения международной безопасности региональные державы будут заинтересованы в сохранении согласованной ими договорённости. При невозможности отрицать роль западных держав в для признания и развитии нового государства, им придётся признать необходимость разработки соглашения предусматривающего интересы региональных стран в будущей внешней политике Сирии и побуждающего их вложится в хорошее будущее для этой страны.
Обычно критика политических систем предлагаемого типа направлена на то, что таким образом институализируются этнические и религиозные различия. При рассмотрении имевших место опытов, можно признать возможную значимость критики такого рода. Мы можем надеяться на то, что запрет на использование конфессиональных мотивов в избирательных компаниях побудит к поиску избирателя на внеконфессиональной основе, в особенности это относится к кандидатам конфессионального большинства. Избирательная система позволяющая меньшинствам голосовать за представителей иной конфессии без угрозы утраты собственного представительства, создаст обстановку невыгодности политики конфессионального партикуляризма и будет стимулировать кандидатов искать избирателей вне конфессиональных границ. Это будет отличием от других подобных демократий, таких как Ливан, где кандидатам приходится сталкиваться с реальной конкуренцией только в рамках собственной этноконфессиональной группы. В результате там происходит соревнование за то, кто больше соответствует стереотипам данной секты, что работает против умеренных кандидатов.
Короче говоря, если мы планируем обеспечить безопасность меньшинств на основе проектирования государственных институтов, нужно учитывать какие качества защищаемых меньшинств следует использовать в данных институтах. Полагаю, что ливанское друзское меньшинство (и в особенности Прогрессивная социалистическая партия — ПСП), хоть и не без проблем вообще, но может служить примером положительных послевоенных перемен. Имея гарантии попадания в парламент и сильную поддержку на основе этнической солидарности (порождаемую и традициями, и внешней угрозой), ПСП получила свободу политического манёвра и играет историческую роль точки равновесия законодательной власти. Гарантированность и возможность проведения своих интересов неотъемлемые от этой роли являются прямой выгодой участия в политическом процессе (вместо конфронтации). Аналогичная роль доступна и сирийским меньшинствам — сирийские меньшинства (в особенности алавиты) достаточно многочисленны чтобы стать значимой силой в представительной демократии, но при этом достаточно малы, чтобы считать этноконфессиональную солидарность значимым фактором. Поэтому любой блок меньшинств в будущем сирийском парламенте может добиться серьёзной власти и привлекательных возможностей защиты общинных интересов.
Слово «Ливанизация», описывающее фрагментацию и клановщину ливанского политического процесса, обычно используется как ругательство, что неправильно. В правильном варианте использования, это слово передаёт необходимость компромисса и взаимоприспобления, которые усвоены за счёт структурообразующего условия союзов и стратегического позиционирования меньшинств. Вне зависимости от прошлого Ливана и его текущих проблем, надо признать, что это страна с богатой демократической историей и политической системой рассчитанной на межсектовое взаимодействие — работавшей в ходе продолжительных периодов историей. Пользуясь популярным трюизмом, можно сказать, что ливанская демократия успешна, кроме тех случаев, когда есть проблемы. Эти проблемы не должны принижать значимость политической структуры, как механизма включающего в систему и обличающего властью меньшинства, в других условиях подвергавшиеся бы угрозе.
Сходства между Сирией и Ливаном весьма велики. В Сирии ожидаются расколы и несмотря на наличие опасений доминирования арабов-суннитов, ни одна группа не обладает достаточным численным преимуществом для полного контроля демократического правления, в случае если, конечно, не будет использована система простого большинства. Этот способ подсчёта голосов подробно изучен и признан крайне неудобным для фрагментированных обществ. Предпочтительнее было бы решение предусматривающее избирательный закон, который бы побуждал к максимально широкому консенсусу, неважно, на основе рейтингового голосования или максимального порога. Сунниты составляют приблизительно 74% населения, но делятся на этнические группы. Алавиты могут составлять до 12%, в то время как христиане различных конфессий дадут ещё 10%. Друзов оценивают в районе 3%, остальное — шииты (признающие двенадцать имамов и исмаилиты) и прочие. Этнически это при арабском большинстве, порядка 9% курдов и 1% туркменов, ассирийцев и армян Разумеется, наличие одновременно религиозного, конфессионального и этнического деления исключает возможный раскол общества строго по показанным границам, и предполагает значительно более сложный механизм.
Для относительно мирного перехода к функциональной демократии, должна быть разработа система, которая даст каждой группе ощущение безопасности. Каждая группа должна рационально осознать, что её интересы будут лучше защищены путём участия в новой системе, чем в противостоянии ей. Кажется очевидны, что, учитывая опасения некоторых сегментов общества, эта цель лучше всего достигается созданием системы гарантирующей доступ во власть на основе самосохранения и представительства, исключающего доминирование одной группы. Основываясь на анализе проведённом выше, можно предположить, что лучшим решением будет распределение властных позиций (вне и внутри представительной власти) способом гарантирующем меньшинствам право вето, но исключающем нарушение повседневного функционирования государства.
Это может быть достигнуто на основе переговоров стимулируемых международным сообществом, при подчёркивании последствий наступающих в случае невозможности адекватно интегрировать интересы безопасности меньшинств. Угроза гражданской войны пока в наибольшей мере использовалась сторонниками сохранения статус-кво, но она в равной мере может быть обращена и на сторонников режима. Понимание того, что непримиримость может привести к полному уничтожению какого-либо порядка, может привлечь эти группы к альтернативному варианту с твёрдыми гарантиями их защиты и продолжения процветания.
Мы не здесь не рассматривали способы вовлечения власть имущих в поддержку новой системы, но, без сомнения, такие переговоры необходимы (при участии элит находящихся вне правительства). Хотя есть множество причин начать всё с чистого листа и уничтожить все следы ансьен режим, должны быть учтены уроки прошлых революций. Суть данной статьи в том, что компромисс лучше столкновения, и лучше смирится с некоторыми остаткам старого режима, чтобы облегчить переход к постепенно прогрессирующей системе. Это должно быть ключевым уроком также и иракской кампании — чем немедленно переделывать государство согласно идеальной картинке, не лучше ли внести как можно меньше изменений, одновременно создав условия для постоянных изменений и прогресса. В таком случае, как только основной демократический механизм будет запущен сирийское государство двинется в сторону желаемой идеальной картинки, при том, что сопротивление будет преодолеваться за счёт внутренне встроенных структурных условий.
Такой переход конечно же не будет иммунен от проблем, но на данном этапе невозможно всё предусмотреть. Чисто в порядке минимизации вреда, предлагаемый нами план кажется наиболее целесообразным, но это при условии того, что международное сообщество будет его последовательно поддерживать, в готовности прощать ошибки молодой демократии, понимая их неизбежность в ходе строительства функциональной и адаптивной системы.
Перевод Къабарчи Дзакаре
