Часть 1 - здесь
Веры в мировую революцию и коммунизм в России 1970-х — 1980-х годов ХХ века уже не было. Но массовых репрессий тоже не было. На чем же все держалось? Все-таки большинство людей в СССР, а особенно в России, считали эту страну своей родиной. СССР при Брежневе приобретал все больше черт консервативного общества с его культом семьи и государства, страна жила уже без «красного авангарда». И, в тоже время, это было социальное общество, где интересы трудящихся были вполне защищены. В какой-то степени этому обществу был свойственен либерализм, в том смысле, что человеческая личность все-таки уважалась. Во всяком случае, поздний СССР был более либеральным государством, чем Россия Ельцина или нынешняя РФ.
Людям было чего терять, было чем дорожить. Плюс к этому многие идеологически активные граждане с молоком матери впитали пропагандистские стереотипы времен Сталина. И стереотипы эти еще работали. Но все меньше и меньше. Власть и общество в значительной степени объединяла победа в Великой Отечественной войне.
Но люди были недовольны пропагандистской сусловской трескатней, которая раздражала, и ей не верили. К тому же СССР — это общество, построенное на стремлении к идеалу, и таким идеалом был коммунизм. Вера в коммунизм угасала постепенно, на излете 1960-х годов ее практически уже не было. Но люди привыкли верить в сказку, и постепенно место коммунизма самым парадоксальным образом занял Запад. Даже тот, кто ненавидел Запад, в споре говорил: «А вот на Западе…». И это «на Западе» было неоспоримым аргументом. Запад становился мерилом всего.
Нынешнему поколению в это трудно поверить, старому поколение это неохота вспоминать, но Запад боготворили. Причем, каждый в понятие «Запад» вкладывал нечто свое. Для художника Запад — это свобода творчества, для обывателя — магазины, в которых все есть, для молодежи — это рок и свобода, для женщин — это красивая жизнь, это место, где не нужно ходить на завод или в НИИ, где ты все получаешь только потому, что ты женщина и недурна собой.
Подчеркиваю, что речь идет не о реальном Западе, а о выдуманном советскими людьми. Этот Запад — мечта.
Почти всякий западный фильм в России имел успех, хотя у нас шли в основном или комедии, или довольно критичные к жизни на Западе драмы, но того же Бертолуччи в России нельзя было показывать. Потому, что и в его фильмах обыватель увидел бы свободу, красоту и вседозволенность, а не мерзость буржуазного общества и надежду на торжество левых идей, что закладывал в фильмы сам художник.
В жизни советских людей было очень мало праздничного. И много непонятного томления. Все чего-то ждали. И не понятно чего. К КПСС относились уже весьма критично. Хрущев не был популярен. Брежнев довольно быстро превратился в человека из анекдотов, и за него было стыдно. Недовольство нарастало, и нужно было что-то делать. Но что? Выдернуть марксистский стержень было нельзя, все бы мгновенно рассыпалось.
И вот тут и пришел на помощь КГБ. В прошлом очерке я задавал вопрос, почему Брежнев поддерживал Контору, накачивал ее деньгами? Почему органы безопасности практически культивировались в художественных фильмах и книгах и выигрывали по популярности у комсомола и КПСС? А происходило это потому, что КГБ решал блестяще задачу умиротворения общества.
Фактически в СССР можно было быть кем угодно: подпольным миллионером-цеховиком, преподавать формально запрещенную йогу и карате, иметь медицинскую практику на дому, заниматься экстросенсорикой или гадать, заниматься проституцией, собирать и продавать антиквариат и т.д. Но чтобы делать все это без особых проблем, нужно было дружить с «органами». В отличие от «плохих» коммунистов они входили в положение человека. Нет, риск был, конечно, но не такой уж и большой.
В СССР было много идиотских запретов. Скажем, почему-то не жаловали мануальных терапевтов, и чтобы вправить позвонки, нужно было идти к подпольному частнику. Был такой украинский костоправ, известный на всю страну, к нему и ехали со всей страны, и он брал деньги за свои услуги, хотя это было запрещено законом. И все об этом знали. Потом этот мануальщик выступил в защиту КГБ, когда на Контору стали наезжать на съездах Советов при Горбачеве. Понятно почему?
Или артисты, собирая огромные аудитории, получали, в общем-то, гроши. Но были «левые» концерты, и опять же об этом все знали, и артистам давали нормально заработать. Но все они при этом были под колпаком. Мир артистов, художников и писателей весьма интересовал КГБ. Мы уже упоминали книгу Алексея Митрофанова, тот утверждает, что брак Высоцкого и Марины Влади «был не случайным. Это был своего рода проект, который курировался со стороны советских спецслужб и со стороны ЦК партии».
А в политической жизни это выглядело еще круче. Все чаще сейчас пишут, что диссидентское движение в СССР напоминало операцию «Трест», проведенную чекистами в 1920-х годах. Т.е. движение это было во многом подставным, где роль борцов с режимом играли агенты КГБ. Тот же Млечин в своей книге пишет о том, что половина руководителей антисоветской организации НТС и чуть ли не половина руководителей организации украинских националистов ОУН были агентами КГБ.
А что говорить о политической борьбе «русской партии» с либералами? Понятно, что все отслеживалось в КГБ. Я не хочу сказать, что все были агентами, ибо это будет ложью. Я тут говорю о другом, КГБ фактически создал «вторую реальность» в СССР. Всякий кто приходил в «подпольную политику» вливался в ряды, которые уже очень хорошо контролировались, а иногда и направлялись. Был черный рынок, на котором можно было купить все, что угодно. И был вот такой «черный» или теневой политический мир. Где гремели войны, где читали самиздат, где были не коммунистические убеждения. В СССР можно было быть монархистом, националистом, сторонником Запада и т.д. Но этот «черный» не фасадный мир плотно контролировался и управлялся КГБ, поэтому и обходились в огромном большинстве случаев без репрессий. «Профилактируя», как выражались бойцы невидимого фронта, самых разных антисоветчиков, а заодно и создавая их и множа.
Отсюда становится понятным значение КГБ в брежневские и горбачевские времена. Как с гордостью мне сказал в свое время Владимир Алексеевич Солодин, главный политический цензор СССР и генерал 5 управления КГБ: «Мы научились управлять, не уничтожая людей». Это было, в самом деле, великим достижением ленинцев, это я говорю без всякой иронии. Но о Солодине чуть ниже.
Всякий сколько-нибудь значительный персонаж в СССР был под «колпаком» КГБ. По уверениям бывшего члена Политбюро Гришина, даже на членов Политбюро были досье. Если диссиденты находились под пристальным контролем, (а некоторые и получали зарплату в КГБ), если всякий яркий человек тут же брался на заметку, и его «отслеживали», то «мелкотой» никто не интересовался особо. Скажем, у меня были соседи — два брата-татарина, один из них был коммунист, второй совсем наоборот. Когда они напивались, то антисоветчик кричал брату, что на одном суку он повесит Брежнева, а на другом своего брата-коммуниста. Кричали они на всю улицу, между прочим, и кроме смеха это ничего не вызывало.
Или как-то в студенческие времена мы выпивали. Был у нас один приятель, А.Ж. Он привык дома, когда выпьет, выходить на балкон и ругать громко власть. Но он-то жил на десятом этаже, там не долетает его ругань до земли, а мы были на втором. И он говорит: «Душа горит. Ребята, можно я тут с балкона власть поругаю?» — «Да, валяй, говорим». Он вышел и начал орать, сначала покрыл ЦК КПСС, потом правительство, залетает к нам в комнату и спрашивает: «Кого еще отделать?» Кто-то ему сказал, чтобы отвязаться: «Давай про профсоюзы скажи». Он воодушевленный вылетел на балкон и тишина. Заходит через минуту, подавленный, и говорит: «А мне в голову ничего не пришло про профсоюзы, кроме того, что это школа коммунизма».
Для молодых людей напомню, что бессмысленные слова Ленина — «профсоюзы — школа коммунизма» (он их сказал в разгар «дискуссии о профсоюзах», чтобы затемнить суть обсуждаемой проблемы) — вбивались в голову советских людей с юности. Но ведь не было никаких последствий после криков А. Ж. посредине Москвы.
Я тут опускаю сюжет о реальных борцах с советской властью, они были и давили их круто. Бывали проблемы и у обычных людей, конечно, но это надо было очень сильно постараться. И вот власть привыкла к тому, что все недовольны, но при этом людьми можно управлять, можно добиваться своих целей. Но когда началась «перестройка» степень этого недовольства, как ни странно, переоценили. Реформы, собственно, и начали, уверенные, что никто уже ни во что не верит.
Реформы должны были прекратить этот дурдом. Когда все претворяются, что верят в Маркса и Ленина, когда звучат все эти шаманские заклинания в адрес непогрешимой КПСС и клянутся, что очень любят родную партию. Захотели легализовать то, что уже было реально в обществе — и экономический черный рынок и политический.
Раз все «инакомыслят» потихоньку, пусть говорят это вслух, верхушка страны была уверенна, что удержит ситуацию под контролем. Ведь вроде ничего нового для народа не открывали. Сколько лет люди слушали разные «голоса», им там про Сталина по полной программе все рассказали. И нужно людям показать, что власть становится другой. Сначала возвращается к «заветам Ильича», потом можно было о социал-демократии говорить, выборы начали проводить. Честные выборы! Даже хотели одно время, чтобы люди сами себе директоров заводов выбирали, что уже было слишком.
И вот тут началось самое интересное. Оказалось, что люди-то в стране советские. Что для них все эти журнальные откровения и разоблачения стали шоком. Когда сама власть начала поливать грязью собственную страну! И начался кризис самоидентификации людей, т.е. самое паршивое и болезненное, что только может быть. Состояние хаоса невыносимо для человеческого мозга.
Власть переоценила степень антисоветизма в обществе, переоценила колоссально. Если у меня лично проблем не было, я знал, что для меня главное — интересы русских, то какие ж страдания начались вокруг! Людей буквально корежило. Те кто, верили в разоблачения, те проникались отвращением и к себе, и к власти, и к стране, в которой жили. Кто-то, напротив, говорил, что советская власть всегда и во всем была права, хотя до этого так и не считал. Но психологически плохо было всем.
То есть, что получилось? Люди с детства привыкли отождествлять себя с СССР. Прошу только учесть, что со страной себя отождествляли, а не с социализмом и коммунизмом, со страной, а не с идеями — и это главное! А им стали говорить, что это «неправильная» страна. И стали говорить те, кто до этого десятилетия талдычил о преимуществах коммунизма. Скажем, Александр Николаевич Яковлев занимал в Политбюро ту же должность главного пропагандиста, что и Геббельс в рейхе. Можно себе представить, что Геббельс стал бы разоблачать преступления гитлеровской Германии? А Яковлев разоблачал преступления СССР.
И получилось так, что из большинства людей в СССР, особенно в России, как будто вытащили стержень. Его вытащили из генералов и офицеров, из директоров заводов, да и самих руководителей КПСС.
Помню, как поймали, кажется, году в 1992 какого-то прапорщика, воевавшего в прошлом в Афганистане, у посольства США, он американцам хотел продать секреты, какие у прапора могут быть секреты, не знаю. По ТВ показали его задержание и пр. Так вот прапор потом на допросе сказал, что не знает, что с ним произошло. Что он еще год назад любого, кто посягнул бы на СССР, убил бы.
Понятно, что в обществе, в котором стала в массовом порядке ломаться самоидентификация людей, никаких плавных преобразований быть не может. Такое общество обречено на то, чтобы развалиться. И это, кстати, миф, что «русская партия» была главным зачинщиком развала СССР. Чего там решали некие тайные «центры» я не знаю. Но знаю, что для большинства русских патриотов СССР все равно был родиной. И мы прекрасно понимали, что кондовый и красный Лигачев все-таки лучше, чем русофобствующие «либералы». И решение о независимости РСФСР принимал Верховный Совет России по инициативе «демократов», которые хотели укрепления положения Ельцина и своего собственного, разумеется, через укрепление экономической независимости России.
Какое участие принимали во всем этом процессе спецслужбы? Думается, что самое активное. План Горбачева был, очевидно, и планом спецслужб: отбросить всю эту коммунистическую демагогию и построить нормальное общество, демократическое и рыночное, как на Западе. В самом деле, если мировая революция не удалась, если коммунизм не построили, то чего дальше выдумывать нечто свое, когда развитые страны показали пример процветания?
Все это было верно, но спецслужбы — это не политическая сила, у них свои законы, свои приемы и свои задачи. И на своем уровне они эти задачи решили — провели кого надо и куда надо. Но результатом деятельности руководства КПСС и спецслужб стала та самая ужасная «геополитическая катастрофа», о которой говорил Путин.
Были ли в ней заинтересованы сами спецслужбы, и в какой степени они играли на развал СССР? Плохо себе представляю, зачем им это было нужно. Скорее, ситуация просто выходила из-под контроля. Кое-какими своими наблюдениями я могу поделиться. Мне довелось общаться с тремя генералами КГБ, вот об этом общении я расскажу.
Весной 1991 года я попал работать на ТВ, по-нынешнему, на 1-ый канал. Я уже довольно явственно понимал, что ставка патриотов на то, что КГБ и вооруженные силы остановят развал страны, это наивная вера плохо информированных людей. Нет, на это еще надеялись, но уже было ощущения полного дурдома. По инерции я, как и многие, делал что мог, боролся с «демократами» в силу своих очень скромных возможностей рядового человека. Но у маршалов-то и генералов возможностей-то было больше. Тогда мы не понимали, что с виду это были бравые маршалы и генералы, а внутри уже труха. Иерархия ценностей у этих людей, как и у всех прочих, была практически разрушена. Они не знали во имя чего и за что им бороться и если нужно, то и кровь проливать.
Вот тут-то я и познакомился с Владимиром Алексеевичем Солодиным, бывшим главным политическим цензором СССР. Это могло случиться только в то сумасшедшее время. Я об этом человеке опубликовал большой очерк в своей книге («Останутся ли в России русские»), и потому особо повторяться не буду. Цензуру в СССР устранили, Солодин остался без работы, но ему тут же предложили… возглавить Парк культуры и отдыха! Т.е. номенклатурных людей уже расставляли на хлебные должности. Он не согласился и пришел работать на ТВ простым редактором, так что у нас было равное положение, и столы стояли рядом. Этого человека я мог наблюдать чуть ли не ежедневно в течение шести месяцев.
И должен сказать, что это была просто агония. О том, что Солодин был генералом КГБ, я узнал из ссылок уже после выхода своей книги, но ведь и главный политический цензор СССР, это тоже не мало, а?
Владимир Алексеевич находился постоянно в глубочайшем напряжении. И, конечно, при всем своем профессионализме в себе он эту ярость держать не мог, иногда все прорывалось наружу. Мы с ним постепенно сдружились. Он был старше на десять лет моего отца, но вел себя соответственно своей должности редактора, был коммуникабельным, в его поведении довольно быстро засквозили родовые черты людей его поколения — фронтового и послефронтового, с их кодексом поведения мужчины, с их дворовыми правилами благородства. Это было очень красивое поколение. И Солодин общался со мной на равных, что было удивительно для пусть и бывшего, но чиновника такого ранга. (Тем более, что генералы КГБ бывшими не бывают).
Он все время вспоминал свою юность, свою карьеру, как бы пересматривал всю жизнь и однажды сказал про коммунистов: «Всю жизнь они мне изуродовали!» Или сказал, с какой-то жуткой тоской, что единственное чего он боится — это поверить перед смертью в Бога. Тогда я даже не понял, что же в этом страшного? Но ему реально было страшно поверить в Бога и понять, что всю свою жизнь он служил совершенно не той силе!
Были ли у Солодина какие-то политические убеждения? Трудно сказать. Что касается ленинизма, то разрушение самоидентификации, о которой я говорил, у него произошло в полной мере. К русским патриотам он относился без уважения, но и без злобы. А писателем, которого он постоянно перечитывал, был Юлиан Семенов. Эстетические симпатии его скорее были на стороне либералов, он явно не видел в них тех, кто разваливает страну. Видно понимал лучше других, что они марионетки? Зато Горбачева он называл «тройным провокатором», и очень сильно не любил Ельцина. Интересно, что антисемитизм тогда просто лез из меня, как и прочие патриотические взгляды, но Солодин молчал, и никак это не комментировал.
На три дня ГКЧП он исчез, потом появился мрачный, рассказал, что ему предложили обеспечить информационное прикрытие деятельности ГКЧП, но ему позвонили товарищи и сказали, что это подстава. А он вышел покурить на балкон, и увидел — по улицам идут бронетранспортеры с не закрашенными номерами. Солодин участвовал во вводе войск в Баку и знал, что номера всегда закрашивают, чтобы потом нельзя была установить, какой экипаж чего наворочал. И он понял, что ГКЧП — это действительно подстава.
Иногда Солодин отвлекался, что-то рассказывал, он был великолепный рассказчик. Тогда начал делать стремительную карьеру главный редактор одного молодежного журнала. Владимир Алексеевич, сладко прижмурившись, тут же вспоминал, как вызывал этого прыткого «комсомольца» к себе: «Вот стоит он передо мною, маленький, в джинсиках, ножки тонкие, кривые и дрожит весь от ненависти, как такса». Мы спрашиваем, почему он дрожал от ненависти? Солодин отвечает: «А он Окуджаву очень любил, а я ему стихи Окуджавы печатать не разрешал». «Почему же?» — удивлялись мы. «А потому!» — весомо и хитро отвечал Солодин.
Солодин проклинал Горбачева и Ельцина, а потом, вдруг, стал давать показание против КПСС, когда после августа 1991 года начали имитацию суда на КПСС. Потом обеспечивал информационную блокаду во время конфликта ингушей и осетин. И в результате оказался советником в тогдашнем министерстве информации. Но последний раз, когда мы встречались, я бы не сказал, что он был доволен жизнью, скорее внутренние конфликты у него нарастали. Он выпил стакан водки и тут же начал материть Ельцина за его неумение руководить страной.
Короче, по моему мнению, Солодин был кем угодно, то только не серым кардиналом, который со своим 5 управлением КГБ сначала устроил переворот, а потом стал наслаждаться его результатами.
Или был у меня знакомый офицер КГБ. Ему в 1991 году было лет 25. Он рассказывал, как в тот момент, когда толпа после разгрома гекачепистов начала крушить памятник Железному Феликсу, он достал пистолет и хотел, было, идти и стрелять в этих людей, так как на его глазах крушили святыню. Но так и сидел с этим пистолетиком, видно уже святыня не та была, и вера поколеблена. Но ведь если все шло по тайному плану КГБ, то пистолеты-то у них на время отобрали бы?
Трудно говорить о тайной власти КГБ в 1990-х годах и по той причине, что впали чекисты тогда в великое ничтожество, не известное им с 1917 года, когда сам Ильич заботился об их комфорте. Зарплаты у них были мизерные, такие же, как и у вояк, и сделано это было по одной причине — и из армии и из КГБ все талантливые и смышленые стали разбегаться.
Ельцин явно не любил и не верил КГБ. Коржаков у него создавал собственную мощную спецслужбу. Ельцин во время войны в Чечне поставил во главе силового блока генерала внутренних войск и министра МВД Куликова. И это опять же было впервые со времен 1917 года, когда МВД оказалось выше ЧК. До Куликова Ельцин верил министру МВД Ерину.
Что касается идеалов и убеждений чекистов, то они в большинстве своем, по-моему, были все-таки советские люди, а кем стали потом, и кем являются сейчас, я сказать не берусь. Хотя были примеры и положительные. Это генерал КГБ Александр Стерлигов. Он был какое-то время ключевой фигурой Русского собора, я работал там, в пресс-службе, и сделал со Стерлиговым интервью. Это 1992 год. Но интервью настолько любопытное, что некоторые вещи я из него процитирую. Стерлигов сказал: «Сегодня мы уже говорим о геноциде. Мы говорим о том, что русскому народу необходимо ответить на исторический вызов. Создается реальная угроза его существованию».
Стерлигов был «белый». «Белых» среди генералов армии и КГБ было мало, но они были. Где-то и как-то на эти же ценности ориентировался Руцкой. Собственно Руцкой и позвал Стерлигова в свою компанию с тем, чтобы генерал потом реформировал КГБ. Ельцин ведь обещал, что отдаст Руцкому контроль над силовиками. И обманул. Тогда Стерлигов пришел к патриотам, в интервью я ему пересказываю версию некоторых борцов о том, что Руцкого и Стерлигова «заслали в наши ряды специально». Генерал ответил, что ни одна спецслужба мира в политическое движение своего генерала засылать не будет, засылают агентов. Похоже, что он говорил правду, когда признался, что «пришел один». Поддержки от своих он не дождался.
Я его, кстати, спрашивал о популярной тогда версии Дугина, что КГБ — это атлантисты, а ГРУ — это евразийцы. Он ответил, что это ерунда. И КГБ и ГРУ — это огромные корабли со множеством переборок, и внутри той и другой структуры можно найти кого угодно.
Но в Стрелигове многое было слишком… Он был слишком яркий, слишком умный и ироничный. В нем было подчеркнуто выраженное чувство собственного достоинства на грани высокомерия. Он этим раздражал многих. Он сам понимал, что что-то не так, и просил нас давать ему больше разнообразной информации, объясняя это тем, что прожил всю жизнь в «специфическом кругу». Это к слову о том, что в спецслужбах все знают. Знают-то они знают, но весьма однобоко.
Стерлигов не смог найти общего языка с мелкими патриотическими «фюрерами». Он привык к тому, что он генерал и ему подчиняются, а тут каждый пупс имел свое мнение и не хотел строиться в ряды. Вот этим политика и отличается от военных структур. Она значительно сложнее функционально.
Но в любом случае был такой генерал КГБ, который понимал логику русских националистов, он говорил, к примеру: «Интернациональное воспитание — это стремление заставить народ служить непонятно каким целям, но только не собственным национальным».
Между прочим Стерлигов в этом интервью, которое я делал с ним для газеты «День», уже в начале 1992 года противопоставил идеологическое пятое управление всем прочим чекистам, сказал, что надо различать эти силы.
Возглавлял это пятое управление Филипп Денисович Бобков. С ним я тоже встречался. Сравнительно недавно по ТВ был показан фильм, в котором Бобкова много в чем обвинили. Скажем, прозвучали такие обвинения:
«КГБ хотел уничтожить ЦК партии и уничтожил. КГБ боролся, так сказать, с особыми папками и всем прочим, а главный
аргумент для этого — это 5 управление. Идеологическое управление, которое было создано, именно, под эгидой Бобкова. Потому что партия, если эта дура не сошла с ума окончательно, никогда не могла отдать идеологическую борьбу в руки подведомственной системы. Партия должна была оставлять инквизицию, то есть борьбу с идеологическим противником, в своих руках».
Круто? А вот еще выдержка оттуда:
«Никогда Советский Союз не мог бы распасться, если бы КГБ системно не восстало против ЦК КПСС. Никогда. Это был генеральный конфликт».
И еще о Бобкове:
«Он Внешэкономбанк курировал, кадры все эти, да? Госбанк СССР разрушили на части, раздали его своим людям: Менатеп, Гусинский, Смоленский. 6 человек там было. Потанин. Те люди, которые были засвечены у Бобкова. Они, кто фарцовкой занимался, кто еще чем-то... Их брали, с ними работали, а потом говорят: «Вот мы тебе даем банк»...
Но к создателям и авторам фильма возникает вопрос: А это плохо или хорошо, что Бобков делал все это? (Если делал, кончено.) По сути, вы его обвиняете в том, что один человек разрушил СССР и заложил основы строительства олигархического капитализма в России. Если это плохо, то почему он до сих пор не наказан? Думается, что этот фильм был просто понятным посланием Филиппу Денисовичу, что в случае чего всех собак навешают на него.
Но когда я смотрел этот фильм, то подумал о том, что если все это правда, то тогда, получается, я встречался с чуть ли не самым могущественным человеком в России?
Встреча была любопытная. Я написал по просьбе одного политика текст, политику деньги платить было неохота, и он расплатился со мной телефонами влиятельных персон, с которыми я мог связаться, сославшись на него. Было это в 1998 году. Среди этих телефонов был телефон Бобкова. А я работал тогда в хорошей консервативной газете «Правда» (не путать с «красной» «Правдой»), где главным редактором был Виктор Линник, талантливый журналист. Потом газету эту финансировать перестали. А жаль. В России так до сих пор и нет ни одного путного консервативного издания. И вот я позвонил Бобкову. Интервью он давать отказался, но согласился встретиться.
Поскольку эта была беседа, а не интервью, то я особо ее пересказывать не буду. Хотя я думаю, что меня и позвали для того, чтобы передать некую информацию приватного характера, которая потом начнет «гулять сам по себе». Обычная практика. Но обетов молчания с меня никто и не брал. Так вот Филипп Денисович всячески подчеркивал свой патриотизм. Я его еще спросил — могу ли я ему задавать все вопросы, которые хочу? От ответил — да. Тогда я спросил, как он, бывший борец с сионизмом пошел работать к «первому еврею?» (Гусинский тогда возглавлял какую-то еврейскую структуру, конгресс что ли?)
Филипп Денисович помолчал немного, а потом ответил: «А что я к последнему должен идти?» Далее он объяснил, что в структуру «Мост» пришли его коллеги, а потом и он туда перебрался.
Вот в таком духе шла наша беседа. Тут я прочитал у одного журналиста, который встречался с Боковым, какая это серая и скучная личность. Не сказал бы. Личность масштабная. Но во что я точно не поверю, что этот человек держал тогда (1998 год) какие-то тайные рычаги управления страной в своих руках. Если бы это было так, то зачем ему тогда была нужна эта встреча с журналистом? Зачем все эти разговоры о том, что он патриот? Скорее у него тогда были большие проблемы. Это я к слову о всесилии Филиппа Денисовича.
Но я, конечно, отдаю себе отчет, с какими специфическими людьми я имел дело. Не наивными, мягко говоря. Людьми из перевернутого мира спецслужб. Я просто делюсь информацией, возможно, кому-то из читателей это будет интересно. Но ведь Бобков вежливый и воспитанный человек. Внимательный к собеседнику. А тут какое-нибудь ничтожество сделает по случаю «бизнес» и весь уже надувается спесью, и пальцы веером, и к нему только с поклонами. Фу-ты — ну ты!
Из всех персонажей, с которыми сталкивала меня журналистская судьба, эти три генерала КГБ, были одними из самых ярких личностей. Похоже, что на излете советской системы, при сломе самоидентификации, именно в спецслужбах оказались те, кто могли действовать. А уж как они действовали, это другой вопрос.
Продолжение следует
