Тема второго номера "Стратегического журнала", выпущенного в свет еще весной этого года Институтом национальной стратегии, звучит очень актуально в контексте нынешних споров о преподавании в начальных школах «Основ православной культуры» — “Политическое православие”. Претензия раскрыть эту тему вызывает желание построить своего рода параболу — “что здесь о политике, то не о православии, а что о православии — то, увы, весьма удалено от современных политических актуалий”.
Церковь православная освободилась из плена атеистической советской власти, кое-как отстроила свою структуру за 15 лет — что делать то теперь, братья православные? Увы, за обсуждением программы действий, примерно как лес за ветвями деревьев скрывается самая главная концептуальная дыра, в которую вот уже пятнадцать лет проваливаются и будут проваливаться дальше любые попытки приспособить православную церковь к современной российской политике. По крайней мере, в объёме, превосходящем стандартные для общественных организаций рамки так наз. “гражданского общества”. Да, безусловно, попадающая в эти рамки программа православного социального строительства, заявленная, к примеру, в статье Виктора Милитарева, и хороша, и полезна. Но попадает ли она в тут единственную точку, куда, по крайней мере теоретически, должна попадать политика религиозная?
Общее впечатление от всех, практически, статей упомянутых разделов — это целенаправленные попытки пролёта птицы сквозь вакуум.
Ниша доминирующей в государстве религии, занятая квазирелигиозной связкой коммунизм-атеизм, опустела — как бы нам половчее её занять? — рассуждают авторы статей. И не понимают, что ниша эта отнюдь не осталась свободной. Качественно изменился состав её содержимого, так что оно не обнаруживается старыми методами. Но это вовсе не означает, что такого содержимого вообще нет.
Атеизм и коммунизм выступили в Советском Союзе, как прямые заместители религии в сфере бытовой этики и в сфере этического целеполагания. Они давали (ну или пытались давать) нерелигиозные ориентиры — определения, что такое хорошо, что такое — плохо, зачем жить и к чему стремиться человеческому обществу в перспективе.
По своей конструкции эти заместители не сильно отличались от того же православия — не даром были столь распространены в своё время издевательские, а иногда и серьёзные попытки сравнивать Моральный кодекс строителя коммунизма с христианскими 10-ю заповедями.
С крахом СССР, в России их место оказалось замещено принципиально иной, не имеющей доселе аналогов, идеологической конструкцией, которая в полном объёме так и не была реализована даже в постмодернистской и мультикультурной Европе, не говоря уже о США.
Впервые, на уровне законов, и, что важно, последовательно проводимой политической практики, государство заявило, что вопросы традиционной этики для него не важны, а нравственность и общественная мораль интересны только в смысле сохранения общественного порядка. Впервые в русской истории в государстве, основным этическим критерием, основополагающим в государственном строительстве и общественной жизни, вместо Добра была объявлена Свобода, — не являющаяся противоречием Добру, но достаточно перпендикулярная ему. Эта уникальная ситуация чем-то напоминает ситуацию Рима, периода распада и разложения государственного язычества. Однако она намного радикальнее — так как несмотря на демонстративное вычёркивание упоминания об атеистах из Конституции РФ, произведённое в рамках мелкой и подленькой мести, де-факто демократы ввели в общественный оборот практику демонстративного агностицизма — римские граждане были обязаны молиться хотя бы императору, при этом гражданин России имеет полное право плевать на любые персонифицированные и неперсонифицированные трансцендентные сущности, не иметь вообще ничего святого, а государство декларативно отказывается от прямой поддержки любых других моделей поведения.
Эта положение дел активно обеспечивается российской бюрократией, открыто демонстрирующей, даже в пресловутых судебных процессах о святынях (имени Гельмана, имени карикатур на Мухаммеда и ряде других), что ей реально наплевать на сущность этих святынь и что её действия будут направлены исключительно на укрепление собственного режима.
Подобная ситуация является, безусловно, моральным поражением советского атеизма, но и моральной победой православия она явно не стала.
И до тех пор, пока православными, а равно и иными заинтересованными политиками такое положение дел не будет осознанно, изучено и упразднено, ни о каком политическом православии в России речи в принципе идти не может, так как большая политика России является сейчас вместилищем абсолютного этического вакуума.
Если сравнить атеизм с воздухом, а православие — с вышеупомянутой птицей, аналогия становится полной.
Птица могла как-то пытаться летать по воздуху, но выйти в космос она при всём желании не может.
Крыльям не на что опереться. В самом деле — если на государственном уровне решено, что людям не обязательно быть хорошими, зачем, собственно говоря, государству система, предлагающая некий способ достижения этой хорошести?
Замечу, что эта современная российская этико-политическая доктрина не возникла случайно как чёрт из табакерки — она имеет за собою вполне весомое идеологическое обоснование в виде теории либерализма, который его апологеты активно продвигают аж со времён перестройки во все сферы жизни — и в экономику, и в политику, и в лайфстайл, ну и в религию, заодно. Это уродство достаточно жёстко зафиксировано под компасом в капитанской рубке нашего государственного корабля в виде специального такого магнитного топора. И все попытки общественности как-то отодвинуть его оттуда пока что к успеху не привели — чуть тронешь этот, с позволения сказать, навигационный инструмент, так моментально выскакивает либеральный Негоро и, обвиняя в тоталитаризме, ксенофобии и религиозном мракобесии, гонит из капитанской будки. Вот и плывёт наш корабль по волнам мировой истории в абсолютно свободном, то есть — никаком, направлении.
Церковь в этой ситуации превращается всего лишь в одну из корпораций, обладающую определенным ресурсом. Полезным, но имеющим совсем уж не тотальное применение. И руководство страны «по-честному» работает с этой корпорацией, помогая ей, как и другим корпорациям, в которых государство имеет значимый пакет акций, реализовывать её корпоративные рыночные задачи. Вот, например, В.В.Путин обеспечил начало дружественного поглощения конкурировавшей было РПЦЗ. Госзаказ, опять же, предоставляется в разумных объёмах — особенно на нужды обороны. Священников в армию начали поставлять, наряду с новыми самолётами и ракетами. Опять же иногда бюджетные субвенции или там налоговые льготы бывают.
Но спасение души тут, собственно, причём?
Оно то не признано, не то чтобы в качестве национальной программы, но и вообще не стоит в ряду задач, которыми государству допустимо заниматься. Сократили за не надобностью в процессе упразднения избыточных функций государства. И мой собственный атеизм не мешает мне с отвращением относиться к тому, что происходит сейчас — в то время как даже атеистическое советское государство активно добивалось (не будем обсуждать эффективность процесса) этой самой «хорошести граждан». Сейчас таких попыток не делается.
А количество плохих людей, которых, собственно говоря, ничто не сдерживает, имеет тенденцию возрастать. Особенно, если у них есть свобода.
И жить среди них становится весьма и весьма неуютно.
Так вот, уважаемые авторы — вопрос суверенитета России, архитекторы этого государственного турбо-либерализма безусловно решат и без Вашего участия. Не рискнут они сунуться в зарегулированную, и явно менее свободную, чем Россия Европу. Что, кстати, подтверждают, последние политические манёвры, тьфу, российского руководства. А вот никакого политического православия, большего по значению и влияние на общество, чем, допустим, политический футболизм или политический автомобилизм (в расчете на одного влияющего), в России не будет. Пока этика Свободы в целеполагании государства не будет заменена на этику Добра. Можно сделать много хороших добрых дел — строить, к примеру, православные (ну или там автомобильные) детские дома, пенсионные фонды и пр. Но к политике государства это всё будет иметь не большее отношение, чем продажа овощей в соседском супермаркете.
Не буду подробно обсуждать пока что внутритусовочную православную дискуссию о том, как развиваться вглубь и вширь, ведущуюся в упомянутых двух разделах — она реально интересна, но интерес этот узко сфокусирован, пока что, на их внутренних делах. Коротко пройдусь по прочим темам СЖ-2, привлёкшим моё внимание.
Статья Максима Брусиловского об опыте организации политического ислама в Российской империи чрезвычайно любопытна как осмысление исторического опыта нашей страны в этой сфере. Увы, до практического использования такого рода осмысления дело явно не дойдёт, пока не будет решена та генеральная проблема российской политической этики, о которой я писал ранее.
Раздел Европа, опять же, весьма интересен с культурологической точки зрения — но надо понимать, что описаны ев нем феномены не могут служить нам маяками — скорее уж Россия демонстрирует европейцам в очередной раз пример того, куда можно зайти, если последовательно реализовывать непроверенную на кроликах и студентах-добровольцах социальную теорию.
Ислам по Вадиму Нифонтову у нас конечно может ещё пытаться внедриться, но это будет такой пофигистичный и ни к чему не обязывающий ислам, что турки станут смотреть на наших мусльман с таким же скептицизмом, с каким арабы сейчас смотрят на самих турок.
Более актуален раздел Изоляционизм, который посвящён обсуждению знаменитого солженицынского обращения к советскому руководству и геополитическим конструкциям, вытекающим из этого обращения. Оно действительно интересно, это обсуждение, но все четыре статьи раздела страдают, к сожалению одним и тем же трагическим дефектом — авторы прямо игнорируют тот факт, что геополитика, в своей основе, наука не поэтически-гуманитарная, а, напротив, естественная. Её выводы прямо вытекают из фактов пространственно-географических и ресурсных, и уже во вторую очередь — из этнокультурных. В результате, соглашаясь, в том или ином виде, с тезисами Солженицына о полезности уменьшения размеров России-СССР, обсужданты выпускают из поля зрения тот пошлый факт, что присутствие нашей страны в Средней Азии и Закавказье было обусловлено прежде всего ресурсными и транспортными ограничениями: удерживать под контролем эту территорию намного легче, чем обгрызок в виде трёх славянских республик и куска Казахстана, и уж тем более — чем теперешнюю территорию РФ.
Так что солженицынский призыв к уменьшению страны для экономии сил русского народа при всей внешней привлекательности на практике оказался провокативным, и его реализация привела (и не могла не привести) к полному краху экономики страны. Увы, история показала, что в царском и сталинском правительствах, расширявших нашу территорию, сидели отнюдь не полные идиоты, и будь ты хоть трижды нобелевский лауреат по литературе — только из своих литературно-философских заслуг ТЭО для всей страны лучше чем имеющиеся ты точно не напишешь. Тем не менее, раздел настоятельно рекомендуется к изучению — пищу для мозгов он даёт достаточно серьёзную.
Следующие два раздела — Цивилизационный стандарт и Культурные войны рассчитаны скорее не на широкого любителя, но на узкого ценителя. В самом деле, дискуссия Дмитрия Володихина и Вадима Цымбурского реально радует умученный нарзаном мозг, однако практическое приложение их идей — как в сфере тотальной смены российской общественной эстетики (Володихин), так и в смысле формирования дееспособного и массового политического класса в России, да ещё способного укоротить бессовестную элиту (Цымбурский), вызывает серьёзные вопросы. В смысле реализации, конечно. Всё здорово, красиво, но путей пока что не просматривается. Хотя, к слову, задача, поставленная Цымбурским, кажется мне более актуальной.
Точно также две статьи следующего раздела — любопытны с точки зрения рассмотрения обсуждаемых в них явлений и процессов, но к теме номера они пристыковываются очень косвенно. Впрочем, всё-таки пристыковываются.
Отдельного, и весьма похвального слова заслуживает Сводный Доклад ИНС “Новейшее средневековье” — Религиозная политика России в контексте глобальный трансформации, размещённый в конце журнала.
Документ серьёзный, подробный и проработанный. Я его буду перечитывать — уже менее подряд и наискосок, чем при первом чтении. Он того явно стоит.
Однако же, не могу не капнуть свою ложку дёгтя — анатомически безупречное вскрытие постмодернистского религиозного плюрализма, как концепции, не ведущей вообще никуда в смысле достижения трансцендентных целей, выглядит логичным лишь с точки зрения убеждённого монотеиста. Которому, однако, таких доказательств бесполезности одновременной веры во всё подряд и так не требуется.
Но, с точки зрения либерала, ориентированного прежде всего на Свободу, оно выглядит несколько не актуальной — уже по той причине, что либерал, в качестве свободного индивидуя и не имеет целью попасть куда-то конкретно, для него все позиции, в том числе и в трансцендентном пространстве достаточно приемлемы.
Потому следует, наверное, считать, что авторы доклада сумели успешно отмахаться от постмодернистского чудища, но повергнуть этого зверя на землю и выбить из него дух бойцам из ИНС всё же не удалось.
И, наконец, начинается журнал, нежной и лирической эпитафией на смерть Последнего Человека, написанной Станиславом Белковским. Сочувствие к покойному невольно переполняет каждого, кто прочёл эти печальные строки — такова их художественная сила. Хотя умом то понимаешь, что лучше бы эта Последняя Человечина даже и не рождалась на свет, или сдохла лет 20 назад, оставив наш мир в покое. Впрочем, о мёртвых либо хорошо, либо ничего, так что пинать его особо я не буду. Тем более что дальше тратить время на эту рецензию не могу — у меня на Forex-e повисла незакрытая позиция по евро против канадского доллара — надо бы заняться этим, ей богу, пока брокер не штрафанул.
