В защиту Туркменбаши

Смотрю вечерние новости. Родимый ящик разрывается от праведного гнева по поводу непризнания в Туркмении дипломов иных государств. Показывают несчастных туркменских студентов в Москве, которым теперь закрыта дорога обратно на родину, и — во всех ракурсах — главу русской общины Туркмении. Оно понятно: хотя решение касается всех без исключения иностранных дипломов, ясно ведь, что отпрыски ашхабадских семей, обучающиеся в Принстоне или Оксфорде, даже если таковые и есть, достойны занесения в Красную Книгу и никак не могут быть статистически заметной величиной. В отличие от тех, кто едет за дипломом в Россию.

Комментарий туркменского МИДа звучит издевательски: «решение связано с тем, что в последнее время в России появилось слишком много возможностей купить диплом или получить фиктивное образование за деньги». Правду ведь сказали — ни убавить, ни прибавить. И уж, с туркменской точки зрения, всяко правильнее два года прилежно штудировать «Рухнаму» в Ашхабаде, нежели пять лет поглощать в Москве палёную водку на крылечке вчерашнего ПТУ, переименованного в Современный Университет чего-нибудь. В первом случае недостаток знания возмещается, по крайней мере, подкованностью по части заповедей ниязовской религии; во втором же не образуется ни того, ни другого.

Современный Мелхиседек — «царь, пророк и первосвященник» в одном лице — Туркменбаши безусловно нуждается именно в таких кадрах: не столько образованных, сколько идейно подкованных. И в его действиях в этом смысле есть, по крайней мере, некое здравое целеполагание, даже проектность, если угодно: он осмысленно строит свою туркменскую мононацию, изгоняя остатки русских просветителей-колонизаторов, снижая общий уровень интеллектуального развития населения до безопасного с точки зрения стабильности режима, и поднимая на знамя эдакое чучхе собственного изготовления — довольно безобидное, между прочим. Варварство? Да, но, во всяком случае, ясное и последовательное.

Не в пример отцу всех туркмен, целеполагание отцов нашего собственного отечества в смысле развития образовательной системы понять мудрено. Определить на самом общем уровне, каково место высшего образования сегодня в нашем собственном национальном проекте — и, следовательно, какие требования к нему должны предъявляться — попросту невозможно. Когда говорят о снижении уровня коррупции, переходе на платное образование, углубление специализации и т.д. — это, простите, не только не цели, но даже и не задачи: в лучшем случае, методы. Когда за образовательную реформу выдают хитроумные эксперименты вроде ЕГЭ — это уже просто надувательство, по крайней мере, без ответа на вопрос «зачем», именно на уровне целей.

Проблема состоит вот в чём. На сегодняшний день высшее образование в России имеют, по разным оценкам, от 13 до 22 процентов населения — это, в общем, немало (в западноевропейских странах разброс от 15 до 27-28%). В крупных городах этот процент, понятно, гораздо выше — до трети, а иногда и до половины населения. Причём молодёжь идёт в ВУЗы в столь массовом порядке, что через 20-30 лет люди, не имеющие вузовского диплома, могут запросто оказаться в меньшинстве в целом по стране.

Однако здесь и скрыт главный подвох. Дело даже не в том, что значительное число юношей идёт в ВУЗ ради отсрочки от армии, а девушек — ради того, чтобы найти там женихов; и не в качестве образования самом по себе. Проблема в том, что высшее образование в такой ситуации перестаёт быть средством для вычленения элиты, создания прослойки людей с принципиально более высоким социальным статусом — и становится просто необходимой «путёвкой в жизнь» для всех и каждого, вроде нынешнего свидетельства об окончании школы. Подобно тому, как понятие «университета» стёрлось окончательно после того, как в университеты переименовались почти все ВУЗы страны, точно так же и вузовское образование, становясь в довольно близкой перспективе всеобщим, перестаёт быть высшим.

Реформистские проекты, по сути, развивают и закрепляют эту тенденцию. К примеру, министерство науки и образования планирует замену в обязательной вузовской программе курса философии на курс вроде «философские проблемы специальности имярек», по профилю заведения. По уму, всё вроде правильно: философию сплошь и рядом читают недобитые преподаватели всякого научного коммунизма, по курсам диамата из прошлой жизни, а философские факультеты и кафедры превратились сегодня в последние бастионы единственно верного учения, эдакие самовоспроизводящиеся за госсчёт анахронизмы.

Однако ясно ведь, что курсы про философские проблемы станкостроения или выплавки стали и сплавов, при всей их эвристической ценности, без предшествования некого базового философского бэкграунда будет в лучшем случае подспорьем для профориентации человека, но никак не средством для повышения его общеобразовательного уровня и расширения кругозора. Фактически, такой ВУЗ будет выполнять функции продвинутого ПТУ или техникума («колледж», кажется, сейчас это называется, да?), готовя специалиста — может быть, даже и высокого уровня — но при этом жёстко ограниченного рамками своей сферы. Т.е. «профессионала», но никак не «элиту». И то ведь не факт ещё, что «профессионал» — это хорошо: недаром В.Л.Глазычев всё время твердит про «готовность к переадаптации под постоянно изменяющиеся правила рынка труда» как более насущную задачу для образования, нежели точная специализация.

На фоне повсеместных разговоров о том, что, мол, «после ВУЗа мало кто находит работу по специальности», что «приходящие на производство выпускники ВУЗов ничего не знают и не умеют, и их надо всему учить с нуля», всё это звучит как дичь. Действительно, работодателю нужен специалист, способный закрыть позицию, а не ренессансная личность с энциклопедическим кругозором. Но нужно чётко понимать, чем и за что на самом деле ты расплачиваешься, делая выбор в сторону специализации в ущерб универсализму. Как, впрочем, и наоборот.

Вполне возможно, что проблема упирается всего лишь в слова. Ясно, что социальный статус «высшего» образования по определению «выше», чем у «среднего», путь даже и «специального». И, следовательно, то, которое «специальное», тоже хочет быть «высшим», как и его обладатели. Может быть, выход как раз и состоит в том, чтобы, подобно «среднему», разделить и ВУЗовское образование на «высшее общее» и «высшее специальное» с равным статусом — но неявным различием в целеполагании для обладателей первого и второго. Тогда в случае «общего» акцент делается на послевузовское «доразвитие» — научную, управленческую либо какую-то ещё карьеру, а в случае «специального» — на трудоустройство и работу по специальности. Тогда, действительно, можно и без философии, и без истории с культуро-социо-политологией — либо, наоборот, без «точных» и «естественных» дисциплин там, где речь идёт о «гуманитарной» специализации — таковая, как легко понять, тоже возможна.

Просто, в отличие от государства Туркменбаши, в России всё-таки категорически неприемлемо учиться в ВУЗе два года вместо пяти — ну нет у нас в культуре источников столь концентрированной мудрости, как «Рухнама», и потому, увы, приходится тратить несколько больше времени на приобретение знаний. Значительная часть которых, действительно, никогда в жизни не пригодится — но без этих самых «бесполезных» знаний людям только и останется, что искать какого-нибудь вождя вроде Ниязова и выстраиваться в пирамиду покорности.

Потому что свобода, как выразился Э.Фромм, есть то, чему надо долго учиться — гораздо дольше, чем послушанию.