Проведение параллелей между событиями в современной России и политическим кризисом начала 20-го века в Российской Империи стало в актуальной публицистике, кажется, уже повсеместным.
Общего между двумя периодами и правда немало.
Призраки прошлого
У нас по-прежнему есть самодержавие – теперь оно называется «суверенная демократия». Партия власти искусственно поддерживающая монополию правительства на принятие всех сколько-нибудь значимых решений. Во времена царизма эту функцию выполнял финансировавшийся из специального фонда Министерства внутренних дел ультраконсервативный Союз Русского Народа. Сегодня его место заняла получившая карт-бланш на подтасовку выборов «Единая Россия». Как и СРН, своей идеологией она тоже провозглашает консерватизм.
Российское общество все так же расколото в доктринальном плане и перспектива прихода к власти оппозиции по-прежнему сопряжена с угрозой кардинальной смены путей развития страны.
Образованные круги населения, как и в начале 20-го века, ратуют за завершение «буржуазных» политических реформ. Российские либералы времен борьбы с самодержавием считали главной задачей введение ограничивающей власть главы государства конституции. Их последователи борются с той же целью за проведение свободных выборов.
Существует в современной России и свой «земельный вопрос». Просчеты в национальной политике 1990-2000-х и неспособность государства справиться с этнической преступностью привели к тому, что таким вопросом в РФ стал «русский вопрос», а националисты заняли место эсеров и большевиков – сторонников его кардинального решения.
Почему история не повторится
Однако есть между Россией Путина и Россией Николая Второго и существенные различия и на них тоже следует обратить внимание – ведь дьявол, как известно – в мелочах.
Начнем со следующего. В условиях России, где всегда де-факто существовала авторитарная система власти, невозможно переоценить значение личности правителя.
Вспомним, что являл собой последний российский самодержец? Человек то ли вследствие природных данных, то ли неправильного воспитания – болезненно стеснительный, чуждающийся публичных мероприятий, склонный неожиданно менять уже было принятый решения. Так было с союзным русско-германским договором в Бьорке 1905 года, с мобилизацией 1914 года и во многих других эпизодах. Не внушал почтения Николай и своим внешним обликом. Известна фраза С. Ю. Витте: «Ваше Величество, да рассердитесь же Вы когда-нибудь»!
Все это явно не о Владимире Путине, который чувствует себя на публике как рыба в воде, способен аргументировано отстаивать свою позицию и, несомненно, обладает харизмой сильного политического лидера, позволяющей завоевывать сторонников. Не случайно и американские дипломаты в своих хлестких характеристиках руководства РФ используют применительно к Путину такие ироничные, но показательные определения как «Альфа-самец» и «Бэтмен».
Столь же весомое значение имеет состояние репрессивных органов государства. Предпосылки для революции возникают, когда репрессивные органы либо утрачивают способность принуждать, либо отказывают суверену в лояльности.
Именно такая ситуация создалась в царской России. У Империи был не очень эффективный полицейский аппарат. Но в крайних случаях монархию выручала армия. В частности, армия сыграла основную роль в подавлении беспорядков 1905 -1907 гг. Однако Первая Мировая Война привела к гибели многих кадровых военных и расшатала авторитет руководства страны – и без того не очень высокий.
В современной России принудительная сила государствазаметно выше. В вооруженных силах дела обстоят не блестяще, но армию в существенной степени заменили внутренние войска и достаточно эффективные (по крайней мере, для борьбы с внутренней оппозицией) спецслужбы.
С начала 2000-х мощь российских «силовиков» выросла как количественно, так и качественно. По данным ООН Россия занимает сегодня 3-е место в мире по числу полицейских на 100 тыс. населения (976 человек), уступая лишь Белоруссии (1442 чел.) и Брунею (1074). Для сравнения: cопоставимые с Россией по территории и численности населения США в этом списке занимают 44-е место (233 человека). Показательны и другие цифры: в 2003 году в РФ насчитывалось 98 отрядов милиции особого назначения (ОМОН), к 2007 году их число выросло до 121. По данным ресурса «Военное обозрение» на конец 2000-х гг. расходы на правоохранительную деятельность и на спецслужбы составили в РФ соответственно 1 трлн. 56 млрд. руб. и 1 трлн. 40 млрд. руб. Расходы на нужды Минобороны - 1 трлн. 517 млрд. Общая численность сотрудников МВД в 2010 году составила 1 млн. 325 тыс. человек, а общая численность ВС – 1 млн. 16 тыс. человек плюс 860 тыс. гражданских служащих. Иными словами расходы на полицейские функции в путинской России значительно превысили расходы на оборону, а численность полицейских лишь немного уступает числу военнослужащих.
Параллельно в 2000-е выходцы из силовых структур сосредоточили в своих руках крупные активы.
Фактически, как показывают авторы книги «Новое дворянство», спецслужбисты образовали в путинской России новый правящий класс, поэтому едва ли эта новая элита последует примеру царских генералов. Ведь верность суверену означает для нее гарантию сохранения своего высокого положения и в будущем.
Далее, следует обратить внимание, как изменились за прошедшие 100 лет ценностные установки правящих в России режимов.
Напомним, что в начале царствования Александра Третьего в стране действовала так называемая «Священная дружина» - подпольное объединение монархистов, поставившее задачу физически ликвидировать революционеров. Император планов дружинников не одобрил и по его настоянию организация была распущена. Аналогичным образом после убийства Распутина отреагировал Николай Второй. «Никому не дано право заниматься убийством», - написал самодержец родственникам, оправдывавшим князя Юсупова. Неспособность правящего слоя Империи преступить некоторые христианские табу даже ради государственных интересов не в последнюю очередь предопределило ее судьбу.
Однако нынешние руководители страны, судя по истории с Литвиненко, такими морально-психологическими комплексами не страдают.
Наконец, не секрет, что обе русские революции – и 1905—1907 гг. и февраля 1917 года были организованы при активном вмешательстве извне. На данный счет существуют достаточно убедительные доказательства: так называемый секретный меморандум Ламздорфа, воспоминания британского посла Дж. Бьюкенена и др. В революционных потрясениях в России в обоих случаях была заинтересована Великобритания. В период русско-японской войны «коварный Альбион» использовал для ослабления своего давнего врага «страну восходящего солнца» и внутреннюю оппозицию самодержавию. А в 1914 -1917 гг. Британия использовала этого же врага для ослабления другого своего противника – Германии. Целью февральского переворота было исключить возможность заключения сепаратного российско-германского мирного соглашения. Такая вероятность существовала, пока между императорскими домами двух стран сохранялись династические связи и российский монарх продолжал определять внешнюю политику государства.
Современным российским «февралистам» опереться за пределами страны не на кого. Вопреки расхожему мнению, влияние заокеанской демократии на внутриполитические события в РФ, в настоящее время, по-видимому, минимально.
В самом деле, если бы США хотели или могли свалить режим Путина, то прибегли бы к такой эффективной мере, как обвал мировых цен на нефть. Однако, несмотря на все перипетии российско-американских отношений (дебаты по ПРО, перепалки в августе 2008 года и т. д.) на протяжении всех 2000-х цены на нефть, напротив, держались на высоком уровне. И продолжают держаться.
Сомневаться в намерениях «дяди Сэма» организовать в России революцию побуждает и другое обстоятельство. В отличие от начала 1990-х, когда люди поддержали демократов на волне неприятия советского дефицита, сегодня советский негатив затмил с лихвой негатив 1990-х с его криминальным беспределом и безденежьем – не случайно КПРФ «не тонет», сколько ни предсказывают аналитики всех сортов. При таких настроениях «оранжевые» могут оказаться в современной России у власти разве что в блоке с другими оппозиционными лагерями – националистами-державниками, антидемократами, социалистами – то есть политическими силамиАмерике глубоко враждебными. И перевес в коалиции будет, понятно, не на стороне «оранжевых». Так зачем Вашингтону поддерживать тех, кто либо не имеет шансов придти к власти вовсе, либо способен облегчить захват власти еще более ярым антиамериканистам, чем Путин?
В данном контексте заигрывания янки с российскими либералами каждый волен трактовать как угодно: и как жест бессилия (попытку насолить хоть как-нибудь, если по-другому нельзя), и знак недовольства в адрес своенравного младшего партнера, и даже как сознательное подыгрывание национальным чувствам россиян в интересах на самом деле устраивающего «мировой обком» режима. Но из какой бы версии ни исходить, важно, что в любом случае разрушительный эффект от американских маневров для путинской автократии – нулевой.
Подытожим. В стране сегодня есть дееспособный суверен, полицейский аппарат обладает способностью эффективно противостоять оппозиции, в случае крайней необходимости государство готово прибегнуть и к крайним же средствам. Внешнеполитический фактор явной роли в провоцировании политических потрясений сыграть не может. Так где же предпосылки для революции?
На самом деле сущность складывающейся сегодня ситуации, по-видимому, заключается в следующем: режим Путина балансирует между двумя внутриполитическими форматами – «управляемой демократии» и «белоруссификацией всей страны». У власти остается немало сторонников, но наряду с ними пришли в движение и активные противники, поэтому остаться в границах первого формата ничего не меняя, уже не получится. Реагируя на общественные настроения, Путин идет на «косметические» реформы – о чем заявил в своих статьях. Вместе с тем при нарастании недовольства соразмерно его масштабу может усилиться и тенденция «белоруссификации – с характерным для нее упором на грубую силу. При любых раскладах нынешний «верховный правитель» России остается хозяином положения. Все разговоры и прогнозы внесистемной оппозиции о скором падении режима на этом фоне выглядят, на наш взгляд, больше как стремление выдать желаемое за действительное. Но сколько ни говори «сахар», во рту слаще не станет.
