Два ключа или две двери?

Предприняв попытку уйти с поста президента и одновременно остаться у власти, Путин сделал крайне странный и рискованный ход, так непохожий на его обычный взвешенный и рассудительный стиль работы.

Двоевластие в России, с ее централистскими и абсолютистскими тенденциями, всегда заканчивалось одним и тем же — конфликтом между центрами власти. И далеко не всегда этот конфликт был бесшумным и бескровным.

Дело, конечно, не в личных качествах участников игры, от которых, по большому счету, ничего не зависит. Дело в самой привычке, почти механической, находить мысленно этот центр — и, найдя, успокаиваться.

Особенность русского государственного мышления — это прямые отношения между каждым гражданином (высоко-, средне- или низкопоставленным) и «государем», минуя все многочисленные, с умом и тщанием разработанные, государственные институты. Мы смотрели прямо в глаза Путину, совсем как Буш, и длинный ряд институций — федеральные и региональные собрания, общественные или счетные палаты — никогда не заслоняли от нас его, не становились между нами, не мешали этим прямым отношениям. Их как бы и не было: все государство воплощал собой для нас Путин.

Еще в большей степени это касалось властной элиты, которая вообще ничего не могла решать между собой на горизонтальном уровне — все «пропускалось» через центр.

Так работала эта система, по-своему очень эффективная, но с внедрением в нее элементов демократии она враз завязла и забуксовала.

Подчинившись священной демократической норме (сменяемости по истечении двух сроков нахождения у власти) Путин попытался сохранить в то же время контроль над процессом, чем моментально вверг в смятение всю государственную машину. Обнаружив два центра власти, она просто перестала работать: все остановились, сели и принялись продумывать комбинации. Крайне простая для всех ситуация в одно мгновение крайне осложнилась.

Кадровый резерв Путина всегда был очень ограниченным, и степень его личного доверия к тому или иному участнику процесса определяла все — высоту его положения, уровень влиятельности и надежду на благоприятный исход в очередном аппаратном столкновении. Но людей, пользовавшихся полным доверием Путина, по определению не могло быть много, а свои проблемы, крупные и мелкие, надо было решать всем. Чем дальше уходил в прошлое момент прихода Путина к власти (а практически вся его команда пришла одновременно с ним), тем больше окаменевала эта система, и тем большее количество энергичных и невключенных еще в процесс людей появлялось по ее периметру.

Это совершенно нормально, но всякая система должна как-то отвечать на этот вызов, а не делать вид, что его нет.

По более полноценной демократической логике эти люди должны были объединиться в партию и пытаться прийти к власти через механизм выборов, по более авторитарной — любой ценой встроиться во власть и попробовать «размыть» ее изнутри; наш же «постпутинский» межеумочный авторитарно-демократический монстр поступил самым странным образом: сформировал новый центр власти, оставив прежний, и открыл этим канал для очень мощного давления «снизу», не предложив при этом никаких механизмов для урегулирования неизбежных конфликтов.

Соблазн, охвативший сейчас участников игры, крупных и мелких, трудно передать. Ничего такого не приходило им в голову даже в самых смелых мечтах.

Как ни слабы у нас государственные структуры, как ни зыбка легитимация власти, с какими натяжками ни производятся выборы кандидатов на все посты, все равно любое движение к тому, чтобы насильственно «сдвинуть» кое-что в этой сложившейся картине — это государственный переворот, а мы привыкли в последние годы без них обходиться. Сейчас этот психологический барьер полностью разрушен. Трудно примкнуть к лидеру оппозиционной партии и тем самым противопоставить себя власти, еще труднее сделать ставку на какого-нибудь «черного полковника», готовящего мятеж и военный переворот. Но прийти под знамена к избранному народом, действующему, законному, абсолютно легитимному президенту, проигнорировав при этом Путина — уже проще простого.

За Медведева, кстати, проголосовало на 100 тысяч человек больше, чем за Путина, и легитимация его в чем-то выше. Назвать это государственным переворотом (чем оно по сути является) уже даже не поднимается язык.

Те, кто сейчас наверху оправдывают и одобряют действия Путина, любят называть это «принципом двух ключей», по аналогии с банковской ячейкой — самым близким и понятным для них образом. Я бы скорее назвал это «принципом двух дверей»: логика работы здесь очень простая и для всех очевидная: если одна из дверей оказалась для тебя закрытой — постучись в другую.

Медведев еще не стал даже «избранным президентом», будучи еще только наследным принцем, а игра вокруг него уже началась.

Как водится в таких случаях, первыми оживились дальние окраины империи, почувствовав возможность для оперативной игры.

Там, вдали от Центра, в котором все выглядит еще очень благостно, начала отрабатываться модель, которой в скором времени, увы, суждено прийти в Кремль; так Цезарь и Помпей долго выясняли отношения в провинции, чтобы определить, кто из них будет главенствовать в Риме.

Недавние выборы в Армении показали это со всей наглядностью — по крайней мере, внимательному взгляду.

Как удачно писали тогда в «Коммерсанте»:

«С одной стороны, Москва всячески поддержала преемника уходящего президента — г-на Саркисяна. Для этого были исполнены все предвыборные ритуалы: в Ереван слетал глава Минтранса Игорь Левитин, а потом и его начальник — премьер Виктор Зубков. Оба провели с господином Саркисяном «плодотворные переговоры». Казалось, ставки сделаны и других не предвидится. Но с приближением голосования началось необъяснимое. Сразу несколько многотиражных российских таблоидов, чья редакционная политика никогда не отклоняется от генеральной линии партии, публикуют серию материалов, жестко критикующих кандидата Саркисяна. Влиятельное российское информагентство печатает интервью с оппозиционером Тер-Петросяном. Наконец, за неделю до выборов оппозиционный кандидат посещает российскую столицу, где, по слухам, его принимает сам Дмитрий Медведев. Слухи эти в окружении Медведева не подтверждают, но и не опровергают».

«Необъяснимое» в данном случае объясняется просто: попытавшись наладить контакт с Путиным и ничего не добившись (ставка была сделана на Саркисяна), Тер-Петросян, нимало не смутившись, явился к Медведеву. Кто знает, чья линия в конце концов возобладает в Кремле, но Медведев уже сейчас очень влиятелен и уже приобрел вкус к самостоятельной игре. Что может быть увлекательнее, чем ставить и снимать царей в периферийных государствах, даже если и свои позиции в собственном государстве еще крайне непрояснены? Трудно было удержаться от такого азартного занятия.

Отсюда и проистекло вокруг Тер-Петросяна то «искривление информационного пространства», если заимствовать термин из физики, которое удивило экспертов и наблюдателей.

Несмотря на поддержку Медведева, Тер-Петросян все же проиграл выборы, и немедленно сделал то, что всегда делают те, кто может опереться на серьезный внешний источник силы — начал свою игру и вывел народ на улицы. Почти мгновенно после этого информационные сводки из Армении превратились в военные донесения:

«Весь центр Еревана, в том числе главные проспекты, превращены в поле боя. Повсюду горят гражданские автобусы, троллейбусы, маршрутные такси, военные машины и автомобили скорой помощи. Все офисы и магазины разграблены и разгромлены до неузнаваемости. Полиция сообщает, что ведутся поиски оппозиционных активистов и убийц».

Памятуя о том, что оппозиционные активисты и убийцы по линии «политической поддержки» восходят к Медведеву, а противостоящие им силы — к Путину, трудно не увидеть в этой картине зловещее пророчество — которое дай Бог, чтобы не сбылось.

Второй случай был не менее любопытен, но произвел меньше шума и имел менее разрушительные последствия.

Президент Приднестровья, почувствовав, что дело идет к договоренности между Путиным и президентом Молдавии Ворониным о включении в состав этой республики ее мятежной окраины, сейчас фактически независимой, тут же посетил Москву и встретился там с кем-то. С кем именно, он не сознался даже в ответ на прямой вопрос журналиста, бравшего интервью. Тер-Петросян, кстати, тоже говорил, что он не выдаст эту тайну даже под пытками. С кем бы он там ни встречался, ему, как и Тер-Петросяну, «решить вопрос» это не помогло — во всяком случае, пока.

Вскоре произошел и третий случай, когда в Москву для переговоров прибыл глава Палестины Махмуд Аббас. В преддверии этой встречи между палестинским дипломатом Фаедом Мустафой и журналистом «Коммерсанта» произошел следующий диалог:

- Махмуд Аббас приезжает обсудить перспективы проведения в Москве конференции по урегулированию на Ближнем Востоке?

- Не только. Россия — великая держава, член ближневосточного «квартета» и «большой восьмерки». Так что будет и обсуждение нашего двустороннего сотрудничества, общего положения на Ближнем Востоке, ну и конечно, процесса подготовки к мирной конференции в Москве, которая должна дать толчок мирному процессу. Все это Махмуд Аббас обсудит с президентом РФ Владимиром Путиным.

- А с Дмитрием Медведевым встреча будет?

- Нет. Нам сказали, что его не будет в Москве. Хотя мы высказывали заинтересованность в такой встрече.

Правильно: чтобы молодой человек играл, да не заигрывался, лучше его пока держать подальше от процесса.

Не знаю, правда, какой будет эффективность такого сдерживания, когда дело от периферийных в буквальном смысле этого слова вопросов перейдет к более насущным проблемам, и в приемной Медведева будут тесниться толпы его уже российских приверженцев, в нетерпении ожидающих рейса своего «социального лифта».

Сценарий уже написан, все с ним ознакомлены, осталось только провести его в жизнь.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram