АПН публикует сокращенную версию пресс-конференции Станислава Белковского, состоявшейся 17 мая в пресс-центре "РИА-Новости"
Официальная позиция администрации президента России такова — за "бархатными революциями" на пространстве СНГ стоят внешние силы, в первую очередь США. В то же время Кремль знает, что пропагандистская доктрина не соответствует реальности. Америка еще в июне 2004 года взяла на себя обязательство не мешать победе Януковича, выполняла это обязательство до последних чисел ноября. Еще в июне 2004 года было прекращено финансирование оппозиции. Именно посол США господин Хербс сделал все возможное, чтобы предотвратить захват восставшим народом административных зданий — администрации президента и здания кабинета министров Украины, что в тот момент не представляло никакой проблемы.
И только когда стало ясно, что революционный процесс необратим, Леонид Кучма утратил власть, а Виктор Янукович не станет президентом, Америка поступила весьма умно, легитимизировав новую власть. В отличие от России, которая до последнего момента ставила на победу Виктора Януковича.
Институт национальной стратегии сформулировал концепцию, позволяющую оценить причины возникновения революции. Революции происходят в основном из-за внутренних причин. Внешнее воздействие является одним из 10 факторов революции. Мы понимаем революцию как радикальную смену правящей корпорации с широким участием народных масс, именно этим революция отличается от аппаратного кулуарного переворота, — сказал Белковский.
Существует 10 факторов для революции:
1) Блокированная вертикальная мобильность, недопущение перспективных людей в правящую элиту, невозможность общества воздействовать на власть с помощью легальных политических механизмов.
2) Кризис легитимности режима. Легитимность — это не юридическая категория. Протокола избирательной комиссии о том, что ты избран президентом, недостаточно для легитимности правителя, о чем свидетельствует судьба грузинского парламента и Виктора Януковича. Легитимность означает признание народом справедливости той власти, которая есть.
Макс Вебер выделял три типа легитимности:
а) рациональную, построенную на том, что общество и народ признают определенную систему политических институтов;
б) традиционную легитимность, в которой народ и общество признают передачу власти в рамках традиции, такого рода легитимность присуща монархическим режимам; и
в) харизматическую, в которой право лидера управлять страной базируется на его харизме, которая есть дар благодати.
Традиционной легитимности на постсоветском пространстве нигде, кроме России, нет, поскольку традиция царской власти была только в России. Все остальные государства были искусственными образованиями, созданными Сталиным и отчасти Хрущевым в результате манипуляций с советской территорией. Многочисленные этнические конфликты на постсоветской территории обусловлены искусственностью постсоветских границ — включением Карабаха в состав Азербайджана, Крыма в состав Украины.
В определенный момент времени народы этих стран, поняв, что СССР остался в прошлом, и они формируются как политические нации, стали искать легитимной власти в первую очередь на базе харизматической и рациональной легитимности. Например, режим Кучмы был полностью делегитимирован, потому что народ не считал его справедливым. Это же относилось к режиму Шеварднадзе и режиму Аскара Акаева. В то же время режимы Туркменбаши и Лукашенко легитимны в большей степени харизматической легитимностью, в меньшей степени — рационально-правовой.
3) Наличие серьезных противоречий внутри элиты.
4) Дефицит позитивного образа будущего, обещаемого властью. В этом смысле любые обещания стабильности, которые предлагает власть, работают против образа будущего, потому что сегодняшняя ситуация, как правило, безрадостна. Для подавляющего большинства населения Украины и Грузии стабильность есть синоним безнадежности, невозможности преодоления унижения.
5) Наличие оппозиции как субъекта и ее лидеров.
6) Неготовность власти к применению силы. Определяется единством целей между властью и силовыми структурами. Если такого единства нет, то в критической ситуации "силовики" могут дать понять, что не будут выполнять приказов о подавлении беспорядков.
7) Наличие нерешенных региональных и этнических противоречий.
8) Слияние бюрократии и политического класса.
9) Внешняя заинтересованность в смене режимы. Но это фактор технический. Там, где Америка заинтересована в революции, она более вероятна, но на несколько процентов, а не в два или три раза.
10) Наличие кризисной ситуации как "спускового крючка" революции. Например, наличие выборов, которые не признаются справедливыми.
Исходя из этой классификации, мы выделили три группы стран, исходя из опасности революций в них. К первой группе относятся Армения, Казахстан, Узбекистан и Таджикистан. В этих странах революция вероятна в обозримом будущем. Хотя в случае ухода правящих режимов революции могут происходить без эксцессов.
Ко второй группе мы относим Россию и Азербайджан, к третьей — Белоруссию и Туркмению. Мы считаем, что революции в этих странах наименее вероятны. На примере Белоруссии я хотел бы пояснить, почему. На прошлой неделе Николай Платонович Патрушев, директор ФСБ, сообщил, что США вкладывают определенные средства, свыше 10 млн. долларов, в белорусскую оппозицию. С этого момента активизировались разговоры о революции в Белоруссии.
Однако из 10 факторов, приводящих к революции, в Белоруссии имеются только два. Отчасти это фактор блокирования вертикальной мобильности, И отчасти фактор внешней заинтересованности. В Белоруссии нет ни фактора кризиса легитимности режима — харизматическая легитимность Лукашенко очевидна и, кроме того, революция в Белоруссии в какой-то степени произошла в 1994 году, ибо постсоветским режимом был режим Шушкевича, а затем Кебича. Мы не видим серьезных противоречий внутри элиты, существует позитивный образ будущего — это неосоветский проект, мы не видим серьезной оппозиции, мы видим полную готовность власти к применению силы, которая неоднократно проявлялось. Мы не видим регионально-этнических противоречий. И мы не видим кризисных ситуаций. Если бы завтра в Белоруссии состоялись свободные выборы, абсолютно честные, то на них, пусть и не с ошеломляющим перевесом, но победил бы Лукашенко.
Таким образом, режимы Лукашенко и Туркменбаши могут пасть только в двух случаях: внешней интервенции или переворота, организованного соратниками нынешних правителей. Мотив для переворота все же существует — выйти из изоляции, в которой находятся подобные режимы, и интегрироваться в американскую систему ценностей. Если сильные фигуры в окружении склоняются к тому, что изоляция должна быть прервана, то лидер, такой как Лукашенко, может быть устранен физически.
Но говорить о предпосылках революции украино-киргизского типа в Белоруссии не приходится. Те эксперты, которые считают, что революция в Белоруссии вероятна, мыслят так же, как кремлевские эксперты и придают чрезмерное значение влиянию Соединенных Штатов. Роль США сводится к тому, что США переняли у России статус региональной державы. В 90-е годы Россия была источником легитимности для постсоветских элит. Мы помним, что режимы, подобные режиму Гамсахурдии в Грузии или Народного фронта в Азербайджане, терпели крах не без участия Москвы. По прошествии 13 лет мы можем констатировать, что сегодня Россия утратила этот статус.
Резкая активизация агрессии постсоветских стран против России свидетельствует о том, что Россия больше не региональная держава. Из первой лиги мировой политики, где находятся региональные державы, она перешла во вторую. Этот факт необходимо констатировать.
Подводя итог, я хочу сказать, что революции на постсоветском пространстве обусловлены внутренними причинами и внешний фактор, безусловно, вторичен по отношению к ним. Революциеопасными являются все постсоветские страны, кроме тех, где революции уже произошли.
Есть принципиальное отличие России от других стран. Борис Ельцин был носителем традиционной легитимности. В других странах постсоветского пространства революции были связаны с национальным созиданием. Грузинская и украинская государственность укрепились после революции. В России революция станет финальным этапом делигитимации власти. Поэтому предотвращение революции и предотвращение распада России — это одно и тоже. Предотвращение революции — это передача власти новому поколению национально-ориентированной элиты.
Теперь о распаде России. Распад государства связан обычно с тем, что центральная власть не подает достаточно сигналов и не дает стимулов для сохранения единства. Сегодня центральная власть удерживается традиционной легитимностью Кремля как наследника центральной власти. Как только эта система распадется, а сегодня набирают силу внутренние тенденции, ведущие именно к этому, в этот момент очень значительная часть России утратит стимул к пребыванию в его составе. Я имею в виду не только Татарстан, но и Якутию, и значительные территории Сибири и Дальнего Востока. Уже через четыре-пять лет китайское население Сибири и Дальнего Востока сможет сформировать свои структуры и стать властью если не де-юре, то де-факто. Если на этом фоне произойдет распад российской власти, можно будет констатировать распад России.
В сегодняшней России США не заинтересованы в смене режима, поскольку китайская угроза волнует их гораздо больше, чем саму Россию. США заинтересованы, чтобы Россия была буфером между Китаем и Европой и боится, что на смену Путину придет лево-националистический режим с куда большими геополитическими амбициями.
Неизбежной альтернативой революции в России является государственный переворот, который передаст власть из рук нынешней правящей корпорации в руки нового субъекта, безусловно, левого и националистического. Если в течение ближайших трех лет такая трансформация возможна, то возможны оптимистические прогнозы относительно судьбы и целостности России. Если нет, то нет.
