В статье г-на Сошина «Грузия: воспоминания и размышления» развёрнута 56-летняя историческая перспектива – с 1958-го по 2014-й. Однако прямых сопоставлений «было-стало» по важнейшим из затронутых автором вопросов – таким, к примеру, как грузинский национализм или отношение к русским – я в ней не нашёл. Простительная деликатность для человека, у которого остаётся в Грузии друг – «совершенный интернационалист по взглядам»: дружбу с таким редким экземпляром грузина я бы ценил не меньше, чем личное знакомство с единорогом.
Впервые и коротко мне довелось побывать в Грузии в начале саакашвилевской эры; вернувшись, я поделился впечатлениями в Livejournal. Тот пост собрал какое-то невероятное для моего «жж» число комментариев и был даже процитирован Константином Анатольевичем Крыловым – если не ошибаюсь, как пример нормального быта националистической страны. Затем я провёл в Грузии несколько лет, застав изгнание Саакашвили и первые успехи «Грузинской мечты» – антисаакашвилевской партии, пришедшей к власти при поддержке американцев[1] – как ни парадоксально это звучит для диванных аналитиков из РФ, видевших в Михаиле Николозовиче «американскую марионетку». (Да-да, российский олигарх Иванишвили, активы которого в РФ связаны со стратегическими отраслями, а значит – находятся под непрерывным контролем спецслужб, сместил проамериканского президента благодаря стратегии, разработанной политтехнологами из США; «такая вот загогулина».)
Рискуя показаться нескромным, заявлю всё же, что мой кругозор в отношение Грузии и мой опыт пребывания там несколько шире, нежели у г-на Сошина. Мне довелось бывать и в президентском дворце (сравнимом по роскоши с иной московской районной управой), и на импровизированном заседании кабинета; по долгу службы я имел дело с топ-менеджерами местных компаний, по семейным же нуждам – со всей «социалкой», медициной, мелким чиновничеством и, конечно, простыми таксистами (среди которых каждый второй – в прошлом если не «академик», то уж точно «владелец ювелирного магазина»; этот феномен, знакомый любому туристу, на самом деле – один из ключей к пониманию загадок грузинской души.) Так что, прежде чем перейти к важным вещам, позволю себе несколько слов о фактических ошибках, содержащихся в «воспоминаниях и размышлениях».
Не думаю, что эти ошибки – признак предвзятости автора и тем более намеренная ложь; скорее, это прямая трансляция взглядов «грузинского друга» – человека, похоже, небогатого, а скорее всего – сильно потерявшего в доходах из-за саакашвилевских реформ. Разберём их одну за другой, да простит мне г-н Сошин немного менторский тон.
Конечно, вывод экономики из теневой зоны был одним из главных приоритетов Саакашвили. Однако, это делалось очень осторожно, с такой оглядкой на общественное мнение, которая российскому обывателю и не снилась. Так, например, уже в 2012-м большинство уличных камер на дорогах Тбилиси были способны детектировать проезд на красный, но эту опцию не задействовали, чтобы не дразнить и без того бедный народ; по той же причине закрывали глаза на нелегальные доходы таксистов, сдатчиков жилья, бесчисленных торговцев на гигантском строительном рынке Тбилиси под названием «Элиава», художников на знаменитом Сухом мосту – аналоге Старого Арбата. Легализацию начали с крупного бизнеса, закончили средним, до крестьян же руки так и не дошли.
Логика действий грузинских правительств вообще не очень понятна российскому обывателю, замордованному советской властью.
Дело в том, что грузинский крестьянин, потерявший вдруг право «сбывать результаты своего труда», точно знает, куда ему надо двигаться: именно – в сторону Проспекта Руставели, чтобы надавать по мордасам местным парламентариям. Казус, подобный россиянской «пенсионной реформе», в Грузии вызвал бы революцию. Дистанция, отделяющая грузинский народ от власти, очень невелика; у любого парламентария есть деревенский дом, стоящий не так далеко от родового имения иного тбилисского «бомжа». У всякого представителя власти есть толпа – десятки, если не сотни – родственников, рассеянных по уровню благосостояния и социальным ролям по всему спектру местного социума. В Грузии нет ничего подобного пропасти, разделяющей русский народ и большевицкую клептократию.
Бесчисленные, уходящие в глубину веков родовые связи – суть и стержень грузинского общества. Из-за этого множество социальных конфликтов проходит не между стратами, а сквозь каждую семью (если понимать её широко, именно как грибницу, пустившую нити во все концы географических и социальных пространств).
А вот трещины между субэтносами, между родами, между семьями – это вековая реальность Грузии, пережившая и арабов, и турок, и советскую власть (которая вела там себя много скромнее, чем в метрополии – ибо, в отличие от России, не имела там целью ликвидацию коренного народа). Армян, которые, на минуточку, были историческими застройщиками грузинской столицы, «сторонятся»; мегрелов считают слишком хитрыми и успешными в бизнесе; про сванов рассказывают довольно оскорбительные анекдоты, кахетинцев называют ленивыми; никогда не забывают отличия людей на «-дзе» от людей на «-швили». Само понятие «грузина» – скорее нарядная одежда, которую надевают для иностранных гостей, чем внутреннее ощущение общности. Или, точнее, одежда, пошитая для них этими иностранными гостями, не видящими нужды вникать в тонкости местных дифференциаций.
Чувство рода, протянутого вперёд и назад во времени до горизонта – вот струна, проходящая сквозь сердце всякого жителя Грузии; может быть, не каждым отрефлексированная, и уж тем более не обнажаемая «на людях» – но горе тому, кто попробует её разорвать. И это – вовсе не признак «традиционного общества», не «пережиток средневековья», не нечто, что следует преодолеть, чтобы устремиться в сияющую даль очередного -изма. Это – нормальное ощущение здорового человека, семья которого избежала большевицкого геноцида. То же чувство вы встретите у немца, француза, марокканца или латыша. Это чувство подлежит ликвидации, замене на тот или иной искусственный социальный конструкт, только если вы желаете небытия роду. Именно это и проделывала советская власть в России – поэтому нашим комментаторам так трудно понять логику грузинских событий. Чтобы понять грузина, следует мыслить как грузин – а это мышление русским запрещено; здесь его называют «национализмом».
Если спросить грузина напрямую – националист ли он, скорее всего вы услышите «нет». Но, задавая этот вопрос, вы обращаетесь не совсем к настоящей фигуре, а к симулякру; к парадному костюму жителя этих мест, который и сшит, чтобы это изображать. Парадный, карикатурный грузин советского кино – эталонный «интернационалист» и «друг русских»; так он задуман. Знаменитое грузинское гостеприимство – не что иное, как смирительная рубашка, которую следует поскорее надеть на гостя, чтобы обезопасить себя; изобретение, критически важное в окружении сильных и агрессивных соседей. Объявляя чужака «гостем», пичкая его вином и хинкали, грузин помещает его в очень жёсткие рамки этой социальной роли: заняться чужаку, скажем, бизнесом (то есть «заработать на грузинах») в такой одежде не удастся. Хотите убедиться в этом? Попробуйте ступить на секунду за пределы дозволенного гостям; реакция будет мгновенной. Например, гостю недозволительно ругать хозяев. Не следует и хотеть чего-либо от хозяина: всё, что вам, как гостю, полагается, он даст сам.
Хорошо ли грузины относятся к русским? Ровно настолько, насколько последние согласны с ролью «гостей», то есть – безопасны и прибыльны. Нет ни малейших причин относиться плохо к туристам; «несите мне побольше денег, и вы увидите, как я буду этим доволен». Перестаёт ли грузин ставить первым приоритетом интересы своей семьи, своего рода, когда заявляет о «дружбе»? Ни в малейшей степени. Если вы не понимаете этого, то будете сильно шокированы проявлениями такой дружбы; в какой-то момент вам покажется, что вас предали.
На самом деле, чтобы нарваться на «предательство» и «коварство», достаточно пребывать в иллюзии, что у грузина есть что-то важнее семьи. То есть – его самого, протяжённого из прошлого в будущее до туманных далей. Целостность этой струны – бесконечно большая ценность, нежели «дружба» с далёким соседом. Даже сама грузинская государственность значит для грузин меньше, чем «свой интерес» – но только понимаемый не в новиопском, а в традиционном, то есть – родовом, смысле. И это, повторяю, нормально – как естественна для человека любовь к своим соплеменникам и настороженность к чужим. Грузин просто не соотносит это своё ощущение с такими преходящими сюжетами, как всяческие идеологии и «-измы».
Саакашвили действительно пытался, как говорят у нас, «разыграть националистическую карту»; по сути, он занимался сплочением весьма до сих пор разобщённой, чтобы не сказать – несуществующей, нации. Отличается ли новая власть – «Грузинская мечта» – от старой в этом вопросе? Нет и не может: будучи федеральной властью, она конструирует соответствующий симулякр.
А чтобы понять, насколько республика в целом является «националистическим государством», то есть – насколько эта федеральная власть защищает интересы местных, полезно было бы обратить внимание на число гастарбайтеров на тбилисских стройках – «до» и «после». Простой ответ на этот вопрос читатель нагуглит сам.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] «До выборов миллиардер нанимал политтехнологов из таких компаний, как National Strategies, Patton Boggs. Первой Иванишвили ежемесячно платил с января этого года $105 тыс., второй - $160 тыс. Кроме того, за позитивный имидж политика в США отвечали экс-помощник президента Рональда Рейгана по вопросам национальной безопасности Томас Рид и бывший специальный посланник президента Барака Обамы по Египту Фрэнк Визнер». Источник.
