Смерть над Сочи

В числе пишущих о трагедии в небе над Сочи должен быть хотя бы один профан в авиации. Пусть это буду я. У меня, как и у многих, есть свои соображения, но зачем о них говорить? Риск попасть пальцем в небо против шанса оказаться в числе угадавших истину?


Это тем более бессмысленно, поскольку люди, принимающие решения, вполне возможно, говорят в эти часы друг с другом не только о том, что есть истина, но и о том, какую версию было бы благоразумнее представить населению именно сейчас, когда оно запасается ингредиентами для новогодних салатов.


Я позволю себе лишь провести параллель с чартерным рейсом 7К-9268 (Airbus A321), который 31 октября 2015 года точно так же внезапно пропал с радаров над Синайским полуостровом после набора высоты, тоже без единого слова со стороны экипажа.


Вспомним, что тогда блогеры день за днем то кляли «Когалымавиа» и требовали разогнать и эту, и другие мелкие авиакомпании, то призывали запретить в России старые «аэробусы», вообще все «аэробусы», вообще все «аэробусы» и «боинги» и так далее. И только две с лишним недели спустя прозвучала новость о бомбе.


Ту-154 Министерства обороны, пропавший с радаров 25 декабря – это был очень непростой борт. Он выполнял задание государственной важности. Мы не знаем сценария новогоднего праздника на базе Хмеймим, в котором должны были участвовать погибшие музыканты, артисты, журналисты, да и вряд ли было бы уместно сейчас этот сценарий раскрывать, но, вероятно, готовилась мощная пропагандистская акция, сопоставимая со знаменитым концертом в Пальмире. Может быть, российских телезрителей в новогоднюю ночь ждали прямые включения из Сирии.


Теперь ничего этого не будет. Вместо этого – горе в сотне семей, у тысяч друзей. Вместо этого - черное облако окутало наш Новый Год. Не черный лебедь прилетел – безобразная каракатица выпустила свои чернила.


Нетрудно заметить, что Министерство обороны – это не чартерная авиакомпания. Его нельзя разогнать, обанкротить, слить с «Аэрофлотом». Мы умрем, а МО останется. Затем, в отличие от авиакомпании, МО несет ответственность и за квалификацию летчиков, и за техническое состояние самолета, и за его защиту от злого умысла. Универсальная ответственность: Фигаро там и Фигаро тут. Поэтому, что бы ни произошло на борту Ту-154, это был провал нашего оборонного ведомства.


Ладно, мы с некоторой долей иронии проводили под воду, один за другим, два истребителя с «Адмирала Кузнецова». Но теперь страна на ровном месте потеряла людей, много людей – и это уже не collateral damage и не "Бог дал – Бог взял”, а самые настоящие российские военные потери в сирийской войне – тем более что формально в ансамбле имени Александрова играют, поют и танцуют люди в погонах.


Кто-то в МО должен за это ответить. Кто-то очень большой и многозвездный. Расхлябанность, разгильдяйство, ошибка, преступление, измена – что бы это ни было, оно, как мы знаем, имеет имя, отчество и фамилию. Но разве общая атмосфера, сложившаяся в стране, не способствовала этому кошмарному провалу?

 

А атмосфера эта очень примечательна. Ее суть: люди гибнут, но мы не воюем.


С нами воюет Украина, кричит об этом уже почти три года; украинцы, за редким исключением, сейчас радуются, как радуются только смерти врага. А мы с Украиной – не воюем. Границы передвинулись и тысячи людей погибли, но случилось это как-то без войны, само собой.


С нами воюет значительная часть исламского мира. Убитого Андрея Карлова хоронили в Москве официальные лица; его убийцу провожали как героя тысячи земляков. Эти люди с нами воюют, мы с ними – нет. Мы смеемся над Ангелой Меркель, напустившей в Германию толпы мигрантов, один из который наконец-то дозрел до первого серьезного теракта – а сами устроили из страны караван-сарай для миллионов молодых людей из Средней Азии, которые уже не знают ни русского языка, ни русских обычаев, но зато чутки к мнениям своих имамов.


С нами через свои всем известные рупоры воюют клинические русофобы, присвоившие себе звание «либеральной интеллигенции». Радуются сейчас и они, по крайней мере, многие из них – и в этом они сходны с идейными украинцами до степени смешения. А мы с ними – не воюем. Им от государства – любовь и ласка, премии, «ельцин-центры» и широко распахнутое ухо первого лица.


Эта эпоха имеет шанс войти в историю под названием Второй странной войны – по аналогии с европейскими событиями 1939-40 годов. Только тогда Англия и Франция изображали, что воюют, а сегодня Россия притворяется, что не воюет. Суть, впрочем, та же. Иной раз кажется: враг уже будет стоять в Яхроме, а мы все еще будем имитировать мирную жизнь.


Свобода слова – вещь замечательная, красивая и полезная. Очень помогает противостоять дуракам и сволочам, которые имеют в России большой вес. Но, может быть, в эту военную пору следует провозгласить время ответственности за слова. И отсекать от общественной дискуссии тех, кто не соответствует стандарту этой ответственности.


Что за стандарт такой? А он как раз и задан этими черными днями. Вы хотите ругать Путина? Ради Бога. Вы против операции в Сирии? Ваше право. Даже и Крым можете не считать нашим, пожалуйста. Но не смейте глумиться над нашими погибшими. Ни над Зоей Космодемьянской, ни над Андреем Карловым, ни над теми, кто рухнул с неба у берегов Сочи. Это не вопрос политической дискуссии, это вопрос гуманитарной гигиены общества.


Этот глум больше нельзя пропускать мимо ушей. Все-таки придется его записывать.


Страна, если она хочет выжить, обязана вести скрупулезный учет этих глумящихся существ и последовательно лишать их трех возможностей: а) въезда в Россию, если речь идет об иностранцах, б) заработка в России или из российских источников, с) публичного высказывания, в том числе в соцсетях. Откуда взять людей для этой грязной и неприятной работы? Можно перебросить на этот фронт часть армии проверяющих, которые кошмарят малый бизнес.


Если этим не займется государство, эту роль, но только более криво и менее системно, возьмет на себя общество – что мы уже сейчас видим на примере одной бывшей светской обозревательницы.


Каждого из погибших в этой катастрофе безмерно жаль, но ее символом, средоточием всеобщей печали стала Елизавета Глинка, «доктор Лиза». Ей не пишут некрологов, ей пишут признания в любви. За первые сутки после трагедии их было написано столько, что из них можно составить целую книгу.


Ее называли святой. Ее, как это случается со святыми, обвиняли в самых разных грехах. Она делает пиар на благотворительности, говорили одни. Она исповедует культ человеческого страдания, утверждали другие. Третьи обличали ее как американскую гражданку. Четвертые обзывали ее «доктором Менгеле» за сотрудничество с властью.


Теперь нам предстоит понять, кем она была на самом деле. Только так мы и можем понять эти вещи: что исчезло вместе с человеком? чего теперь не хватает?


Мне кажется, она была сердцем нашего гражданского общества. Она была, наверное, самым заметным общественным деятелем, в самом деле находившемся вне политики. От нее, как от нуля системы координат, отсчитывались правые и левые, либералы и консерваторы. Она была способна объединять и уравновешивать.


Теперь меньше стало добра в мире. Дело доктора Лизы, дело спасения погибающих будет делаться другими людьми, но 25 декабря мы стали злее. Впрочем, кажется, настал момент, когда здоровая злость необходима.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Twitter