После трагедии в Беслане атака на российскую государственность развернулась с новой силой. Активизировавшаяся информационная кампания показала смычку интересов радикального ислама ваххабитского толка, чеченских сепаратистов, российских либерал-глобалистов и западных, прежде всего американских элит.
Характерным приемом этой информационной кампании стал перевод на В.Путина и ассоциируемых с ним спецслужб всей ответственности за случившееся в Беслане. Об этом в унисон твердят «Комитет-2008», разного рода «открытые» (для кого и чего?) и «свободные» (от кого и чего?) «России» и правозащитнические организации, близкие к ним по духу политики и СМИ, среди которых особенно выделяются издания Б.Березовского.
Новое дыхание получил тезис о неоправданности ставки на военную силу и сохранение Чечни в составе Российской Федерации. Вся чеченская политика Кремля объявляется ошибочной и тупиковой.
Корень же чеченской «ошибки» Путина авторами кампании видится прежде всего в «российском авторитаризме». «Обострение террористической угрозы — результат не только политики Путина в самой Чечне, но и его стремления укрепить центральную власть через подавление оппозиции и голоса общественности», — ставит, в частности, беспощадный диагноз «Моscow Times» в номере от 9 сентября.
Тут мы и подходим к ответу на вопрос, что же является главной причиной раздражения и тревоги со стороны Запада и его российских клевретов.
Парадокс Путина в том, что он, несмотря на беспрецедентно радикальные либерально-монетаристские реформы, о которых Гайдар или Чубайс могли бы в свое время только мечтать, и на не менее впечатляющие геополитические уступки США в мире и особенно в ближнем зарубежье (без каких-либо предварительных условий и оговорения цены уступок), не стал своим для этого лагеря. Причина чему — прежде всего в государственнических инстинктах Путина. Собственно говоря, Путин и не устраивает многих на Западе прежде всего этой своей рефлекторной попыткой укрепить российскую государственность — хотя бы теми способами и средствами, которые для него привычны и соответствуют его представлениям о сильной власти.
Натиск на «авторитарную власть», призывы к ее либерализации имеют своей настоящей целью добиться возвращения к ельцинской модели слабого, манипулируемого государства. Лозунгами о «правах» чеченского народа и демократических «свободах» прикрывается очередная попытка вернуть страну во времена своеволия олигархов, свободы слова «без границ», открыть шлюзы для «придавленной» регионально-феодальной вольницы и этнонационального сепаратизма.
Одновременно с требованиями децентрализации власти в российских СМИ с новой силой зазвучали голоса о необходимости укрепления антитеррористического стратегического союза с США.
Такая реакция российских либерально-глобалистских кругов оказалась полностью созвучной доминирующей реакции на события в Беслане влиятельных западных общественных и политических кругов.
С одной стороны, мы можем наблюдать демонстративную солидарность Вашингтона и руководства ведущих западных стран с Москвой. Выражены сочувствие и готовность оказать «любую помощь». Вновь раздаются призывы к усилению антеррористического партнерства. На Потомаке и Темзе даже поддержали заявления Москвы о готовности наносить удары по базам террористов по всему миру — очевидно, надеясь, что на это у Кремля не хватит ни решительности, ни ресурсов.
С другой стороны, западные СМИ, прежде всего американские и английские, не обремененные условиями соблюдения политкорректности, в открытую обрушились с резкой критикой на чеченскую политику Москвы и ввели в информационно-политическую повестку тему желательности ухода России с Кавказа.
Довольна красноречива в этом плане терминология, использовавшаяся западными СМИ в отношении террористов, захвативших школу в Беслане (приведена на сайте американского специалиста по Ближнему Востоку Д. Пайпса):
«attackers» (нападавшие), «radicals (радикалы) - BBC
«captors» (захватившие), «fighters» (бойцы) – «The New York Times»
«guerrillas» (партизаны) – «The New York Post»
«gunmen» (вооруженные лица) — National Public Radio
«insurgents» (повстанцы) — «The Myrtle Beach Sun News»
«militants» (боевики) — Associated Press
«commandos» (фактически «партизаны») — Agence France-Presse
«rebels» (мятежники) — «The Sydney Morning Herald»
«separatists» (сепаратисты) — «The Daily Telegraph».
Общим моментом, сопрягающем эти два подхода к России и указывающим на двуединый характер сценария большой игры Запада на Кавказе, можно считать тезис о необходимости скорейшего начала политического урегулирования в Чечне и переговорного процесса с А. Масхадовым. Как прозрачно намекает «The Daily Telegraph» (от 8 сентября), «Путина выдвинула война в Чечне, она же его и погубит».
Одновременно об этом твердят представители вашингтонской администрации и Евросоюза. Примечательно заявление Р.Баучера о продолжении контактов американской администрации с «умеренными» чеченскими сепаратистами, под которыми следует, в частности, понимать эмиссара А.Масхадова А.Закаева, разыскиваемого российской Генпрокуратурой как международного террориста.
Политика «двойных стандартов» является здесь прикрытием большой игры Запада на Кавказе.
Повышенное внимание к Кавказу объясняется тем, что на этот регион оказалось завязано много разных интересов: от нефтяных до геополитических. При этом следует понимать, что Кавказ рассматривается многими в США как плацдарм для дальнейшей экспансии на российском направлении.
Нефтяные интересы США на постсоветском пространстве не ограничиваются лишь каспийско-кавказским регионом. «Выкручивание рук» Путину по ЮКОСу показывает, что американские элиты все больше заботит вопрос о непосредственном контроле над российскими энергетическими ресурсами.
Одновременно для определенных американских кругов, которые выступают за полный демонтаж российской государственности и позицию которых с той или иной степенью откровенности выражает, в частности, З.Бжезинский, дестабилизация и отторжение Кавказа — «российских Балкан» — выступает лишь как первый этап нового передела евразийского пространства.
И судя по всему, активизация «миротворческой» риторики на Западе и в российском инфополе — лишь пролог к переходу от слов к реальным действиям. Отталкиваясь от публикаций в англо-американских изданиях (таких, как «The Economist», который предлагает в одном из своих августовских номеров вполне определенный способ решения судьбы непризнанных республик на постсоветском пространстве — «может быть, для мира пришло время вынести эти помои?»), можно полагать, что одним из результатов возгонки новой конфликтности в Кавказском регионе (конфликт вокруг Южной Осетии, террористическая операция в Беслане, вероятный грузино-абхазский конфликт) должна стать подготовка благоприятных условий для «миротворческой» военной операции США и НАТО на Северном Кавказе (благо сама Москва своим обращением к Совбезу ООН создала предпосылки для такого вмешательства).
Правомочно, по-видимому, говорить о попытке реализации в регионе косовской модели.
Теракт в Беслане мог бы стать детонатором этнических и этноконфессиональных конфликтов малой мощности на Кавказе. Причем, как и в Косово, речь снова идет о попытке разжечь очередной православно-мусульманский конфликт — на этот раз между православными осетинами и мусульманами-ингушами. Тем самым одна из задач, которая стоит перед глобалистскими кругами США, — отвести угрозу исламско-ваххабитской экспансии от коллективного Запада и направить ее на православный Восток — получила бы дальнейшее продолжение.
С другой стороны, напрашиваются определенные параллели между 11 сентября (теракты в Нью-Йорке) и 1 сентября (теракт в Беслане). Как известно, теракты в США стали удобным предлогом для перехода к глобальной экспансии США и ознаменовали первый этап освоения бывших советских территорий под флагом антитеррористической коалиции. Почему бы эскалации терроризма на Северном Кавказе не стать прелюдией для перехода ко второму этапу — освоению уже собственно российских территорий?
Можно в связи с этим допускать, что «мягкая обработка» Москвы в форме заявлений об усилении антитеррористического партнерства, за которыми могут последовать предложения оказать непосредственную военную помощь, выступает лишь прикрытием для реализации задачи «тихой» оккупации — по технологии «добровольного принуждения жертвы».
Нынешняя Россия все больше напоминает предвоенную Польшу, в истории которой также есть свое 1 сентября, ответственность за которое несут власть и элиты, оказавшиеся явно не на высоте в переломное для страны время. Нынешней России, как в свое время Польше, похоже, также грозит опасность стать жертвой некой глобальной сделки — между Западом и радикальным исламом ваххабитского толка. Перефразируя известного классика, впору сказать: призрак ходит по России — призрак внешней интервенции, который, впрочем, уже обрел вполне зримые очертания.
Ключевое значение в этой ситуации приобретает способность российской власти мобилизовать страну перед лицом надвигающихся угроз.
Однако объявленный 13 сентября В.Путиным новый курс на дальнейшее укрепление вертикали власти может обернуться очередным сотрясением воздуха, если не будет подкреплен целой системой кадровых и социально-экономических решений.
Настоящая, а не бюрократическая, мобилизация нации предполагает прежде всего перестройку и очищение самой власти, призыв на «государеву» службу новых кадров, не обремененных горбачевско-ельцинским прошлым и не связанных обязательствами с олицетворяющими его элитами; радикальную трансформацию сложившейся экономической модели в направлении возрождения индустриальных и создания новых технологических отраслей на основе потенциала ОПК, образование зон инновационного роста в экономике; возвращение государства в социальную сферу, выправление катастрофического дисбаланса в распределении доходов; создание нового духовно-психологического климата, переход к новой информационной политике в СМИ на основе сформулированной национально-государственной идеологии.
Существуют серьезные опасения, что затеянная «мобилизация по-путински» так и не выйдет за пределы действий, соответствующих духу нового бюрократического застоя, — подобно акции «по разнарядке» на Васильевском спуске, и в конечном счете не справится с реальными угрозами, стоящими перед страной.
