Беларусь — редкий случай на постсоветском пространстве. Это государство, где после непродолжительного глотка свободы, пожалуй, самого короткого в европейской части бывшего СССР, — с 1991 по 1994 годы, снова началась идущая до сих пор реставрация советской системы. В результате, сейчас страна представляет собой, пожалуй, уникальное в мировой практике явление: в современной Беларуси, стране весьма моноэтничной, внятно выражены две политические нации.
Я не оговорился: белорусов “бел-чырвона-белых” и “красно-зелёных” можно рассматривать как две полноценные политические нации. У каждой из них свой государственный флаг, свой государственный герб, свое осознание прошлого нации и историческая память. Даже пользуются они разными грамматиками белорусского языка.
Естественно, отличный от других постсоветских стран путь развития Беларуси не мог не сказаться и на судьбе её рок-музыки. Вкратце её состояние можно охарактеризовать одной фразой: рок в Беларуси жив. Здесь не произошло массового распада рок-групп первой волны, сползания в так называемый “рокапопс” и тиражирования патриотических песен.
Хотя всё-таки в какой-то момент, также как и в России, назревал кризис. Было это в начале 90х. Но... Всё по порядку.
Хотя в целом белорусский рок развивался по тем же законам, что и русский, однако были существенные различия. Во-первых, хотя влияние русского рока, естественно, чувствуется, сравнимое влияние оказала польская рок-традиция. Польша в середине-конце восьмидесятых была существенно более открытой страной, там были доступнее западные примеры. И в самой Польше уже появлялись достойные группы, такие как “Lady Punk”, на которые в своём творчестве ссылались и белорусские авторы (“Крама”). Большое влияние оказал и тот факт, что в Польше раньше начались демократические преобразования, и главный белорусскоязычный рок-фестиваль “Басовішча” ещё с 1989 года проводится в Польше, под Белостоком, в 15-ти километрах от границы.
Вторая характерная вещь, что с самого начала заметная часть белорусской рок-музыки была весьма национально ориентированной. Что, при этом, не мешало лидерам (“Ulis”, “Мроя”) выпускать пластинки на фирме “Мелодия”. Это, конечно, был уже 1989-й, но названия и тексты песен “Ulis” вольны даже для этого времени: “Калі імперыя зьнікне”, “Радыё Свабода”. В текстах NRM национальный и антисоветский моменты менее открыты, однако аудитории достаточно заметны: “Шмат бацькоў у маёй Радзімы // Шмат бацькоў — безбацькоўшчына” (“Шмат”) [“Много отцов у моей Родины. // Много отцов – безотцовщина”], “Ляскае, грыміць цягнік іржавы” (“Кастрычніцкі цягнік”) [“Лязгает, гремит поезд ржавый” (“Октябрьский поезд”)].
Уже тогда основными темами белорусского рока была попытка понимания места Беларуси в мире. Уже новой Беларуси. Песни часто посвящаются национальным символам: “Цягнік на Нясвіж”, “Пляц Францышка” (“Ulis”), “Слуцкая брама” (“Крама”). [“Поезд на Несвиж”, “Площадь Франциска”. Имеются в виду национальные символы: Несвиж — город в Минской области, “Вторая столица” Великого Княжества Литовско-Русского, вотчина князей Радзивиллов, неоднократно отстаивавших автономию Княжества от Короны; Франциск — Франциск Скорина, белорусский первопечатник, основатель белорусской культуры.]
Был, и очень сильный, протест против советской власти, который выражал себя в негативных образах: “Камэндант”, “Апошны Інспектар”...
В целом, белорусские группы тогда несли ту же социальную роль, что и российские, однако существенным добавлением была национальная тематика.
Преобразования 1991 года, независимость страны, восстановление национальных символов, реабилитация белорусского языка и появление национальных свобод ввергли белорусский рок в тот же кризис, что и русский. Значительная часть групп оказались на грани распада. Вот как описывает этот период лидер “Мроі”, а впоследствии одной из популярнейших белорусских рок-групп N.R.M. Лявон Вольский в книге “Іх Мроя. Іх N.R.M.” (Віктар Дзятліковіч, “Іх мроя. Іх N.R.M., Мінск, Сучасны літаратар, 2005): “Мы не маглі сябе знайсьці ўчас росквіту дэмакратыі. Мы былі змагарамі і іміджам і душою. А на той час змагарства сталася абсалютна непатрэбным.” [“Мы не могли себя найти во время расцвета демократии. Мы были борцами и имиджем, и душой. А в то время борьба стала абсолютно ненужной”].
Казалось бы, есть все возможности для выступлений. “Скончыўся час рокавай мітынговасьці. Пачаўся час выступу на сцэне”, — говорит в той же книге известный белорусский музыкальный критик Виталь Семашко. В 1994-м году в стране появляется общенациональная музыкальная премия — “Рок-коронация”. Однако... Распадается “Улис”. Распадается, чтобы потом собраться почти в том же составе и под новым именем “Мроя”.
В конце 1994 года неожиданную победу на президентских выборах одерживает Александр Лукашенко. “Батька”. Начинается постепенная реставрация советской системы. И именно в этот момент возрождается социальная тема в рок-музыке. Тогда же и началось размежевание белорусов на “красно-зелёных” и “бел-чырвона-белых”.
Нетрудно догадаться, в каком лагере оказался рок. В конце 1994-начале 1995 несколько групп сразу (N.R.M., “Уліс” в новом составе, Кася Камоцкая) выпускают сильные альбомы, в те годы не очень замеченные, однако оцененные впоследствии, когда реставрация советской системы достигла апогея. Эти альбомы собрали свежие впечатления от прихода к власти Александра Лукашенко и начала его деятельности на высшем государственном посту. Образ этого времени предстаёт как “Сьвята брудных рук, сьвята чыстых зубоў”, “Неба, неба пачарнела”, “У зімоваю сьпячку адыходзіць краіна”.
С этого времени белорусский рок как жанр возрождается. В дополнение к старым выходят в эфир новые группы: “Нейродюбель”, “Аляксандр Памідораў”, “Ляпис Трубецкой”.
По мере того как ширится недовольство режимом среди молодой аудитории и вырастает поколение, воспитанное в середине девяностых, растёт и популярность рок-музыкантов. И хотя уже нет таких больших площадных концертов, как в начале девяностых, многие песни 1998-2000 года среди целого поколения становятся просто народными (“Резиновый дом” “Нейродюбеля”, “Тры чарапахі” и “Паветраны шар” N.R.M.).
Власть в это время начинает проводить политику вытеснения белорусского языка из обихода: закрываются белорусские школы и университеты, сокращается белорусскоязычное вещание на телевидении. Возникает сильный протест в обществе. Со временем белорусский язык становится языком протеста против режима и становится всё более популярным в культуре. Сказывается это и на рок-музыке: хоть большая её часть белорусскоязычна с самого основания, однако на национальный язык постепенно переходят и изначально русскоязычные группы, как старые (“Нейродюбель”), так и новые (“IQ48”).
Отношения музыки и власти всё более ухудшаются. Особенно страсти накаляются за год до выборов на третий срок. 24 июля 2004 года, в день 10-летия правления А. Лукашенко, состоялся большой концерт, приуроченный к митингу оппозиции, посвящённому этому событию. Воодушевление публики было настолько высоко, что посередине концерта власти отключили электричество. Однако это не помешало всем собравшимся хором допеть песню (“Резиновый дом” “Нейродюбеля”) до конца.
Власти оказались напуганы. Все участники этого концерта, включая инструменталистов “Drum Ecstasy” и шансонье Дмитрия Войтюшкевича, были по негласному распоряжению исключены из эфира телевидения и радио, некоторые — уволены с государственных работ, их упоминание запрещено в государственных газетах. Начались проблемы и с концертами: выступления в Беларуси оказались практически невозможными. Концерты отменялись по надуманным предлогам, порой за несколько часов до начала. Значительная часть участвовавших групп стали выступать в основном в Польше и на Украине. N.R.M. активно участвовали в оранжевой революции. В частности, именно в перерыве их выступления В. Ющенко сделал своё знаменитое обращение к нации.
Но при этом белорусский рок жив. Подросло новое поколение групп, ещё не успевших поругаться с властями (“Indiga”, “IQ48”, “Глюкі”). Им не запрещают выступать, хотя их песни порой ещё более открыто антирежимны, чем у мэтров.
О чём же поёт современный белорусский рок? Под современным роком здесь я понимаю те произведения, которые до сих пор исполняются со сцены или популярны среди слушателей, независимо от года выпуска.
Очень распространена тема войны. Причём понимается она совершенно не так, как в русском роке. Если россияне понимают её как нечто далёкое, идущее на окраине, откуда можно вернуться (“Он шёл не спеша, возвращаясь с войны”, “Чайф”), то в белорусском — как нечто вечное и постоянное, идущее на этой территории (“Вайна была заўсёды, вайна — наш правадыр”, “Вайна”, N.R.M.).
Другая важная тема — отношения Востока и Запада и место Беларуси среди них (“Кагосьці цягне на захад, нехта пнецца на ўсход”, “Беларускія дарогі”, N.R.M. [“Кого-то тянет на запад, кто-то прётся на восток”], “Сёньня я прыйшоў з-за Буга”, “Танкі”, “Нейродюбель”). В тех циклах, где рок-музыканты реконструируют песни 20х годов (проект “Народны альбом”), Восток существенно проигрывает Западу, причём порой представляется чем-то враждебным (“Перад навалай з Усходу станем мурам каменным” [“Перед нашествием с Востока станем каменной стеной”], “Край ты мой, край”).
Большое внимание уделяется и осмыслению сегодняшнего дня. Как я уже сказал, нынешняя ситуация оценивается как некая темнота, застой... И ситуация видится как поиск выхода (“Я шукаю, шукаю выйсьце. Я знайду, знайду яго калісьці” [“Я ищу, ищу выход. Я найду, найду его когда-нибудь”] — “Выйсьце”, IQ48). А вот результаты поиска в прочтении разных групп, а иногда в разных песнях одной группы весьма сильно различаются: от “Герои бумажные, лихие, отважные ждут рассвет, которого нет” (“Резиновый дом”, “Нейродюбель”) до “Ніколі цемра сьвятло ня згасіць: сьвятло у цемры заўсёды сьвеціць” (“Сьвятло у цемры”, IQ48) [“Никогда тьма свет не погасит: свет во тьме всегда светит”].
Несмотря на все проблемы и запреты, появляются новые группы. При этом я затрудняюсь назвать хотя бы несколько коллективов, за исключением аполитичных "J_морс" и “Нового Иерусалима”, которые допущены на государственное телевидение. Мэтры выступают на квартирах и частных посиделках на природе, концерты молодых групп продолжаются, но фестивали практически невозможны. Главное музыкальное событие — “Басовішча” — по-прежнему проводится и по-прежнему в Польше, а вот отбор на него молодых групп в Минске пришлось проводить в условиях строгой конспирации. Но популярность от этого не уменьшается. Новые песни и альбомы распространяются на дисках (это пока ещё не запрещено) и через интернет — рок остаётся музыкой целого поколения. Антисистемного поколения. “Поколения N.R.M.”
Наверное, подобная ситуация в стране и есть одно из необходимых условий существования качественного “русского рока”. Ведь, сколько бы самобытной не была белорусская рок-музыка, вся её история, её социальная роль показывает, что это именно “русский рок”, а не столько рок в западном понимании.
“У нас есть, против чего протестовать, вот мы и существуем, а у вас нет — вот и рок-музыки нет”, — сказал как-то Лявон Вольский в интервью смоленскому областному телевидению.
