Бельгийские забастовки: новая "валлонская Жакерия"?

15 декабря 2014 года в Бельгии прошла всеобщая забастовка. Радио "Свобода" назвало её крупнейшей за девять лет – была парализована транспортная система и работа коммунальных служб, отменено около 600 авиарейсов, закрыты многие заводы и фабрики.[1] На гентском вокзале Святого Петра (Sint-Pietersstation) "бастующие" ставили заграждения, чтобы поезда не прошли, даже если среди работников окажутся "штрейкбрехеры". Метро, трамваи, порты, - всё это прекратило свою работу. По подсчётам бельгийского объединения предпринимателей Voka, ущерб от акций составил 600 миллионов евро.[2]

Сейчас горячие бельгийцы протестовали против пенсионной реформы – коалиционное правительство Шарля Мишеля намеревается поднять возраст выхода на пенсию – и отмены индексации зарплат в текущем финансовом году. При этом "праведный" гнев протестующих был направлен против бельгийских (точнее, фламандских) правых – в Брюсселе офис правой фламандской партии "Новый фламандский альянс" закидали яйцами с криками "Бельгия не твоя". Да не очень-то и хотелось, учитывая, что "Альянс" под руководством антверпенского бургомистра Барта де Вейвера в (правда, отдалённой) перспективе выступает за распад Бельгии как таковой. Но сам факт (на первый взгляд) весьма странен – правительство возглавляет Шарль Мишель, лидер валлонской либеральной партии "Реформаторское движение" (Mouvement Reformateur). При чём тут де Вейвер? Возможно, вина фламандских правых в том, что они вошли в правительственную коалицию, и теперь обиженные бельгийцы считают, что новые реформы – тлетворное влияние страшных фламандских националистов? Может, и так. Но на наш взгляд – причины глубже.

Большинство из нас помнит, что такое Жакерия, - по крайней мере, из уроков истории или из хроник Фруассара. Французские крестьяне, доведённые до отчаяния разорением, которое причинили им наваррцы, решили выместить свою злость на окрестных дворянах, вонзив родине нож в спину в разгар Столетней войны. Но была и собственная "валлонская Жакерия" – серия всеобщих забастовок во франкоязычной части Бельгии, которая парализовала бельгийскую промышленность и ввергла в шок и депрессию бельгийское общество в конце XIX столетия. Март-апрель 1886 года запомнились жителям Льежа, Шарлеруа, Жемаппа кровавыми столкновениями между протестующими, которые по случаю очередной годовщины Парижской коммуны громили фабрики и «богатые» районы, и войсками; десятки человек погибли, сотни были ранены.

Затем последовала серия забастовок 1893-1913 гг., ставящая целью введение всеобщего избирательного права (началась в провинции Эно), несколько забастовок в кризисные 1930-е (также в Эно и Боринаже). Самыми крупными забастовками в бельгийской истории были забастовки в 1950 году (против возвращения короля) и в 1960-61 гг. (против т.н. Закона о единстве). Тогда участие в акциях протеста приняли от 700 до 800 тысяч человек.[3]

Немного предыстории: 12 марта 1950 года был проведён референдум по вопросу о возвращении короля Леопольда III из Германии. Католическая и монархическая Фландрия отдала 72 % голосов «за»; в Валлонии голосов «за» было лишь 42 %. В национальном масштабе перевес (57 %) всё же получили сторонники короля.[4] Впервые поляризация общества столь резко проступила в цифровых данных, при этом имея подчеркнуто не только и не столько идеологический, но региональный (фламандско-валлонский) характер. Однако из-за забастовок 1950-го года, которые предсказуемо начались в Валлонии и привели к нескольким смертям, король отрёкся от престола. Эпицентрами уже чисто экономических забастовок 60-х годов стали Льеж и Шарлеруа, главной организующей силой – Коммунистическая партия.

Нетрудно прийти к выводу, что застрельщиками стачек чаще всего выступали франкоязычные жители Бельгии. В XIX веке Валлония уже приобрела свой "социалистический" облик, чтобы не отступить от него и в наши дни. В.Я. Швейцер писал: «…это способствовало укоренению в Валлонии социалистических и либеральных воззрений. (…) В аграрной по преимуществу Фландрии с её патриархальностью, тяготением к католической церкви консервативные ценности изначально превалировали».[5] Ему вторит бельгийский историк Андре Моммен: «Вместе с тем, во франкофонной части Бельгии королевский вопрос укрепил традиционный образ правой и клерикальной Фландрии и левой, демократической, «красной», то есть воинствующе социалистической и коммунистической Валлонии».[6]

Одно из исследований современной политической культуры Валлонии называется "L'Ètat PS" - "государство СП", Социалистической партии.[7] Экономист Руди Эрно отмечал, что в Валлонии очень трудно достичь успеха в бизнесе и многих других сферах, если ты не состоишь в рядах социалистов.[8] Социализм, коммунизм, анархизм, секуляризм - всем этим "валлонским" чертам, которыми сама Валлония очень гордится, всегда противостояла правая, "клерикальная" Фландрия. Речь не о национальности - среди валлонов есть правые, среди фламандцев немало левых. Речь о политической культуре, которая в бельгийском дискурсе приняла чётко выраженную "региональную" окраску. И даже сейчас именно фламандцы создали в социальной сети Facebook группу под названием "Мы не бастуем!" (Wij staken niet mee!), куда вступило около ста семи тысяч противников забастовки.[9] Основным организатором вступил Фламандский католический студенческий союз (KVHV).

Вернёмся к лозунгу "Бельгия не твоя". Не твоя - значит, не правая, не "фламандская"; леваки будут бастовать, и никакие "фламандцы" (среди которых могут быть и этнические валлоны) не помешают им нарушать общественный порядок и нормальную жизнь сограждан. Пусть только попробуют помешать – получат яйцами в офис одной из своих главных партий. Большинство тех, кто бросал неродившихся цыплят в партийные здания, были одеты в курточки с символикой Социалистической партии, общебельгийского социалистического профсоюза ABVV/FGTB и франкоязычного профсоюза CGSP.[10] Это дало повод руководителям атакованной партии «Новый фламандский альянс» Питу де Загеру и Лизе Янс назвать стачку «политической забастовкой».[11] Во время «мирной акции» профсоюзов также были избиты несколько активистов молодёжного крыла НФА.

Требования профсоюзов важны и, быть может, обоснованы (хотя реформы являются вынужденным шагом, чтобы выполнить требование Европейской комиссии о сбалансированности бюджета на 2015 год, и у правительства просто не было другого выхода – в противном случае страну ждут санкции). Но механизм "коллективного договора" и постоянных контактов между правительством и профсоюзами  как раз и был создан, чтобы решать возникающие проблемы путём переговоров, а не путём затруднения существования своим согражданам. Но если к простым и понятным экономическим требованиям примешиваются идеологические и регионалистские противоречия, более того, если они доминируют, то и потери, исчисляемые сотнями миллионов евро, не страшны. А на вопрос, почему бельгийское общество должно расплачиваться за инфантилизм левых активистов, ответа нет, да и не предвидится.