Значительное число обвинений в адрес России по поводу ее действий в грузино-осетинском конфликте сводились к утверждению о «чрезмерности» и «избыточности» ее действий.
Критикам задавали вопрос: «Кто начал первым»? – во многих случаях ответ был «Саакашвили». Задавали вопрос «наносился удар грузинскими подразделениями по мирным жителям? Отвечали: «Да». «Убивали граждан России?» - «Да». «Должна была Россия защищать своих граждан и просившую о помощи Южную Осетию, мирных жителей которой убивали отряды Саакашвили?» - «Да». «Так в чем дело?» - «Но не так же!!!».
И вот когда задается вопрос «А как?» - в ответ можно услышать даже не бред, а немыслимое лепетание, не то что бы абсурдное – а просто не понятно о чем говорящее. Что-то про переговоры, привлечение международных наблюдателей, роль международного права, разумную достаточность, и многие вещи, сами по себе как будто привычные, но в данном случае абсолютно не объясняющие, что именно нужно было делать и как это «что» в данном конкретном случае могло остановить Саакашвили.
Вообще, одна из подспудно работающих в современной политической жизни провокаций времен горбачевщины – это реминисценция и некие «политические методы» решения конфликта. Этими словами забалтывалось все. Под «политическими методами» имелись ввиду «ненасильственные методы». А ненасильственные методы по определению своему – не политические методы.
Политика ни в коем случае не сводится к насилию, хотя всегда, в скрытом или открытом виде несет в себе насилие. Потому что любой политический внешне «ненасильственный» метод предполагает насилие в случае отказа от мирной договоренности. Мир признает только один способ разделения влияния и самого мира – по силе.
Есть, гипотетически, один способ перейти от раздела мира по силе к решению всех вопросов в нем на основе справедливости – это построить коммунизм во всем мире. Пока не то что во всем мире, но и в отдельной его части ни у кого не получилось – кто-то отказался от таких попыток, кто-то их продолжает осуществлять, но пока не построили. А значит, в основе всех политических отношений лежит одно: сила. Когда будет иначе – не будет ни политики, ни политических методов.
Потому что политика – сфера отношений по поводу власти, то есть – по поводу господства и подчинения, по поводу способности той или иной стороны принудить другую к соблюдению ее воли.
Разумная достаточность в этом отношении – это такой объем силы, который заставляет противника отказаться от своих намерений в отношении иной стороны, возможность нанесения ему такого ущерба, который оказывается больше выгод, получаемых в результате успеха.
Тут есть несколько важных аспектов.
Первый, для того, чтобы противник всерьез рассматривал такую возможность, и всерьез учитывал потенциал ответного удара, нужно не просто наличие такой возможности. Нужно понимание, что оппонент готов действительно привести в действие свой потенциал. А для этого, в первую очередь – нужны прецеденты. Нужно чтобы страна – инициатор агрессии не просто знала, что за оппонентом стоит столько то танков, столько то самолетов и т.д. – а чтобы она в активной памяти имела примеры их использования оппонентом. Чтобы была уверена, что в случае ее нападения дело не ограничится разговорами, протестами и осуждениями – а в действие будет введен реальный механизм подавления.
Современное общество имитации, общество замены политического театральным, общество намеков – все больше создает тягу к тому, чтобы из него изгонялось реальное политическое действие и именно это открывает дорогу потенциальному агрессору.
Действие в современном мире вообще сведено в реальной политике до минимума – и подменено устрашением аналитическими выкладками и многочисленными «последствиями».
Тут самый яркий пример – КП РФ. Они всегда так долго считают последствия и видят в любом действии так много рисков, что предпочитают никогда не действовать. Но так во многом жила и России последние пятнадцать лет на международной арене.
В 2001 году в истории с 11 сентября Буш был хорош тем, что не стал слишком долго анализировать Аль-Каида или не Аль-Каида осуществила теракт – а принял рабочую гипотезу, что это она – и ответил превосходящим по силе ударом.
Действия России в Осетии были, в первую очередь хороши тем, что они были реальными, силовыми. Это тот случай, когда лязг гусениц и раскаты ракетных ударов – это жизнь. А дипломатические переговоры – это смерть. И в переносном смысле – как отсутствие действия, - и в прямом – как смерть тех, кого убьют за время их ведения.
Но здесь есть и другой вопрос: какой объем этих действий необходим, для того, чтобы остановится? Что есть адекватный ответ? Что необходимо, чтобы противник счел свой урон неприемлемым?
И это зависит как от политической культуры противника, так и от психологических особенностей тех, кто принимает с его стороны решения.
Для американцев и в большей степени европейцев, как остывающих комфортных цивилизаций, устрашающ вид первых гробов и первых разрушенных городов: европейцы потому почти мгновенно капитулировали перед Гитлером – что жертва собственным комфортом и тем более собственной жизнью для них была неприемлема. Если мы провозглашаем странную и чудовищную идею о том, что никакая идея не стоит того, чтобы платить за нее жизнью человека, мы признаем, что идея свободы – то есть и сама свобода (и справедливость и т.д.) не стоят того, чтобы за них умирать. А потому, с точки зрения умирающей тенденции либерально-европейского сознания – всегда лучше избрать рабство, чем смерть в борьбе против него. У Поппера это прописано почти прямым текстом.
Но европейцы и не обстреливали Цхинвали. Цхинвали обстреливали бандформирования Саакашвили, состоящие из людей с криминальным типом мышления – твердо уверенные, что ответа не будет.
А для Саакашвили смерть ни своих, ни чужих граждан ограничением не является. Для Саакашвили есть одно ограничение – собственная власть и собственная жизнь.
Поэтому что значит «разумная достаточность» в ответе Саакашвили?
Она не может заключаться в уничтожении тех или иных его подразделений – он соберет новые.
Она не может заключаться в уничтожении того или иного объема военной техники или объектов инфраструктуры – он уверен, что США поставят новые.
Она не может заключаться в том или ином объеме материального ущерба стране – режим Саакашвили существует за счет материальных выплат США.
Она не может заключаться в том или иной объеме разрушений городов – это будет лишь использовано как сценарий для пропагандистских установок.
Она может заключаться в одном – в прямом, действительном, силовом отстранении его от власти, причем чтобы это было понятнее – в театрально поставленном отстранении – ну, например, чтобы Саакашвили, как немецкие генералы в Сталинграде, на четвереньках вылезал из подвала разрушенного при штурме своего президентского дворца.
И в последующем суде его, как военного преступника.
И с этой точки зрения – ответ России, к сожалению, не был ни адекватным – адекватным психологии Саакашвили – ни достаточным – потому что не избавил Саакашвили от стремления к новой войне: перестрелки на границах с той же Абхазией идут полным ходом.
Но это частность.
Что значит адекватность? С чьей стороны адекватность? Вот если по твоему городу сутки стреляли системами залпового огня – наверное, адекватно по городу противники вести аналогичный огонь в течении аналогичного времени?
Но тут вопрос: а о каком городе идет речь? Если у тебя разрушен город с населением в сто тысяч человек, но это твоя столица, а у противника столица с населением в миллион человек, нужно разрушить противнику город с населением в сто тысяч, или нужно разрушить его столицу?
Если, например, агрессор принес смерть тысяче твоих граждан, а население твоей страны – сто тысяч человек – нужно как, уничтожить у него тысячу человек, или нужно уничтожить один процент населения – скажем сорок тысяч человек, если население страны противника составляет четыре миллиона? А если враг разрушил половину твоей страны, нужно считать адекватным разрушение половины его?
То есть разговор об адекватности и соразмерности бессмыслен в этом абстрактном виде: это лишь забалтывание политической реальности и подмена политического действия бесконечным политическим анализом.
Адекватность – равно как достаточность, в сути своей, это решение четырех задач:
Первое - отражение атаки противника.
Второе – лишение противника материально-технической и военной возможности не только вести атаку, но и возобновить агрессию в удобный момент, после передышки, передислокации и пополнения своих сил.
Третье – это значит отбить на ближайший исторический период всякое желание у противника вновь начинать против тебя агрессию.
Четвертое – и тоже необходимое – осуществление наказания лиц, ответственных за развязывание агрессии.
Вот это и есть на самом деле адекватность, соразмерность и разумная достаточность ответа.
В полузабытой книге «Нагие и Мертвые» о войне США и Японии на Тихом Океане, автор, Норманн Мейлор, по относительно вторичному, не политическому вопросу излагает очень глубокое положение о необходимости несоответствия наказания преступлению.
Суть его примерно в следующем: наказание никогда не должно соответствовать проступку или преступлению. Оно всегда должно зримо его превышать.
Если наказание равно преступлению, их соотношение оказывается простым обменом, покупкой права на наказание. Если, в частности, наказывать вора тем, что заставлять его вернуть похищенное – это вполне приемлемый и соблазнительный вариант: получилось – выиграл. Не получилось – не проиграл.
Наказание всегда должно быть заведомо больше проступка – чтобы риск оказывался столь не соразмерным, что исключал всякую оправданность авантюры. Агрессор должен знать, что риск потерь – много больше возможных приобретений.
Агрессора нельзя останавливать угрозой отражения его атаки. Агрессора нужно останавливать реальностью его ответного уничтожения.
Ограничившись защитой Осетии и Абхазии – Россия не решила проблему. Она ее лишь отложила.
Ее решение впереди. А пока – России остается лишь готовиться к новой агрессии Саакашвили – лучше организованной и лучше подготовленной, либо готовить его превентивное уничтожение и решение вопроса об освобождении Грузии и установление в ней дружественного России политического правления.
