Прошедший 23 октября 2004 г. Пленум ЦК КПРФ относительно неожиданно озвучил ряд тезисов, о которых уже давно говорили многие политические аналитики и которые, с точки зрения официально исповедуемой КПРФ марксистской идеологии должны были бы представляться вполне очевидными. Новость, собственно, в том, что КПРФ начала говорить на серьезном языке, а не муссировать обесцветившиеся штампы об «антинародном режиме» и о «союзе красного и белого идеалов» вкупе с набором приевшихся патриотических заклинаний.
Одним из таких тезисов стало признание существования в стране буржуазно-демократической оппозиции режиму и возможности союза с такой оппозицией.
Естественно, что с точки зрения оппозиционной риторики 90-х годов такой тезис выглядит почти кощунственно. Зюганов в своем докладе на Пленуме постарался легитимизировать его отсылкой к использованному Лениным слогану «Врозь идти, вместе бить!». Но комментатор АПН Юрий Солозобов тут же заметил, что данный тезис Лениным не выдвигался, а был впервые озвучен Г.Плехановым в 87 номере «Искры» в феврале 1905 с подачи отчасти Парвуса, а отчасти анархо-коммуниста Ге. Для Солозобова это стало поводом назвать анархо-коммунистом и самого Зюганова. Подразумевается, что тактика союза с либералами выдает сугубо деструктивный и одновременно — непоследовательный характер коммунистической оппозиции. Вопрос о том, как оценивать коммуно-либеральный альянс, представляется, действительно, основным в этой ситуации.
Но прежде всего, попробуем восстановить историографическую правду. Ведь утверждение, что тезис «врозь идти, вместе бить» принадлежит не большевику Ленину, а меньшевику Плеханову, снижает его легитимацию в глазах последовательных оппозиционеров, а параллель с провокатором Гапоном вообще бросает тень на лидера российской оппозиции… Плеханов действительно сформулировал этот тезис в 87 номере «Искры» в феврале 1905 г. Однако тогда же, в статье «О боевом соглашении для восстания», опубликованной в 7 номере газеты «Вперед» 7 февраля 1905 г. Ленин также озвучивает данный тезис. Он пишет: «нам неизбежно придется getrennt marschieren (врозь идти), но мы можем не раз и мы можем именно теперь vereint schlagen (вместе ударять). Было бы желательно, чтобы это соглашение охватывало не только социалистические, но и революционные партии, ибо в ближайших целях борьбы нет ничего социалистического, и мы не должны смешивать и никогда не позволим смешивать ближайшие демократические цели с нашими конечными целями социалистической революции» (Ленин В.И. ПСС. Т. 9, С.280).
Более того, еще в январе 1905 г., в статье «Рабочая и буржуазная демократия»(«Вперед», № 3, 24 (11) января 1905 г.) по поводу союза с буржуазно-демократическими партиями, Ленин, различая, как он обозначает, «пролетарское» и «интеллигентское» крыло социал-демократии, пишет: «Интеллигентское крыло сочиняет мерку хорошей, доброй и заслуживающей доверия буржуазии. Пролетарское никакой доброты от буржуазии не ожидает, а поддерживает всякую, хотя бы и самую худшую буржуазию — постольку, поскольку она на деле борется против царизма… Пролетарское крыло стоит на точке зрения целесообразности: мы вас поддерживаем исключительно в зависимости от того, можем ли мы ловчее нанести хоть какой-нибудь удар нашему врагу» (Ленин В.И. ПСС. Т.9. С.182). Мы видим, во-первых, по сути, отвлекаясь от конкретного словесного выражения, Ленин выдвигает тезис о союзе с либеральной буржуазией еще до статьи Плеханова; — во-вторых, что он формулирует алгоритм приоритетов — союз с социальным врагом против политического, против системы недемократической власти.
Собственно, об этом шла речь еще за десять лет до революции 1905 года, когда стоял вопрос о союзе с «легальными марксистами», т.е. будущими лидерами либеральной буржуазии, против народников. С этой точки зрения, вопрос о том, кто первым сформулировал сам слоган «Врозь идти, вместе бить!» — Ленин или не Ленин — вообще не значим. Во-первых, потому, что как было сказано, принцип, который можно описать данной формулой, Лениным был принят задолго до оспариваемого эпизода. Во-вторых, потому, что, кто бы ни был автором данной формулы, важно то, что Ленин его принимал.
Что касается принципиальной оценки «либарально-коммунистического» альянса, то здесь все несколько сложнее. Все 90-е годы т.н. патриотическая оппозиция, ядром которой реально являлась КПРФ, исходила примерно из следующей логики:
- «либеральные реформы» 90-х годов привели страну к катастрофе. Одним из наиболее ярких ее проявлений стало разрушение российского государства. Собственность захватала кучка ненавидимых народом олигархов. Отказ от государственного регулирования экономики разрушил последнюю. Поэтому на первый план выдвигалась задача «спасения российской государственности». В этом тезисе как бы смешивались два представления о государстве: как об основном регуляторе экономической и социальной жизни, и как о сверхценном воплощении национального единства. Первое понимание обычно характерно для современного либерализма и для социализма, второе — для традиционного консерватизма и национализма. Соединение этих подходов находило поддержку в самых разных группах политического класса, вне зависимости от их идеологических предпочтений, равно как в разных сегментах широких масс, еще не осознавших своей новой социально-классовой принадлежности.
После прихода к власти Владимира Путина «государственнические» требования казалось, стали выполняться: Ельцин ушел на пенсию, «либеральные» партии стали терять позиции во власти, либеральная риторика сменилась на патриотическую, самые видные и политически активные олигархи подверглись гонениям, вплоть до тюремного заключения, и позиции в публичной политике явно утратили.
Началось, действительно, новое размежевание. В шестеренки этого размежевания попали разные партии, в первую очередь — КПРФ. В начале 2000 года она поставила на Путина, заключила «Союз 18 Января» с «Единством» и ЛДПР против «ОВР», «СПС» и «Яблока».
В результате, она помогла Путину разгромить те фракции политической элиты, которые неоднократно негласно выступали ее союзниками во второй половине 90-х: региональную фронду, олигархов и независимые СМИ. Когда власть осуществила этот разгром, она восстановила свое утраченное единство, укрепилась, а КПРФ так и не дождалась удовлетворения своих интересов, но зато осталась практически один на один с окрепшей властью и медленно, но верно начала раскалываться. Если первыми от КПРФ стали отходить ее патриотические союзники, то вскоре выявились и ее собственные электоральные потери, сформировалось течение, которое уже назвали «красным путинизмом». По данным некоторых исследований, до двух третей избирателей Путина ждет от него восстановления социализма. «Неистовая Умалатова» сформировала движение в поддержку Путина, а «неистовый Анпилов» только на днях заявил, что последние законодательные инициативы Путина — есть восстановление Советской Власти.
Таким образом, для одной части бывшей антиельцинской оппозиции Путин — «Иван-Царевич», долгожданный герой. Он укрепляет государство, сажает олигархов, разгоняет либералов и ведет дело к скрытой национализации. Для другой — он — «оборотень в погонах». Он укрепляет бюрократию за счет демократии, урезает социальные гарантии, вводит в политический обиход элементы полицейщины. Соответственно, вывод первой части — надо Путину всемерно помогать уничтожить наследие 90-х, поддержать его в борьбе с олигархами и либералами. Вывод второй — с Путиным надо бороться, надо поддержать любую оппозицию ему, включая буржуазно-демократическую, надо из наследия 90-х сохранить то, что облегчает политическую деятельность оппозиции и мешает Путину разрушить остатки советского наследия и установить гражданско-бюрократическую монархию.
Проблема в том, что обе логики, по-своему закончены в рамках избранных постулатов. Спор между ними — почти то же, что спор последовательного материалиста с последовательным идеалистом. Доводы каждого, в рамках принятой логики, почти неопровержимы.
Все дело в том, какие постулаты мы избираем. Вопрос об отношении к Путину лишь на поверхностном уровне структурирует новое размежевание, в основе же лежит выбор тех или иных социально-экономических и идеологических приоритетов.
В политической сфере. Если нам важно сохранить государство как таковое, не вдаваясь в то, кому оно будет служить — то государство важнее демократии. Уничтожение влияния олигархов — благое дело, поскольку повышает независимость государства.
Если государство — не самоценность, а институт, который должен служить тем или иным социальным группам, — то демократия важнее государства, а уничтожение влияния олигархов есть сбрасывание государством последних, хотя и довольно непривлекательных, остатков контроля за ним со стороны хотя бы каких-то групп гражданского общества.
В экономической сфере. Если нам важно, чтобы некая часть крупнейших собственников не могла паразитировать на захваченной у общества части экономики, то экономический разгром олигархов — это хорошо, у них все надо отобрать, а самих посадить, чтоб не наглели. Национализация их собственности — просто замечательно.
Если нам важно не столько то, будет ли собственность у олигархов, а то, будет ли она у остальных граждан, то экспроприация со стороны бюрократии ничем не лучше режима олигархии. Такая национализация — только ухудшит положение тех, кто собственности лишен. Недаром сегодня работники в государственных секторах получают зарплату значительно ниже, чем в частном.
Зюганов впервые поставил для себя вопрос о том, что нынешнее российское государство не реформируемо, бюрократия нереформируема, и надо создать другое государство, основанное на самоорганизации общества снизу. Тем самым он, в неявной форме, вплотную подошел к старому ленинскому тезису о необходимости разрушения существующего государства.
Если тезис принимается, встает вопрос о том, кто может помочь в деле разрушения существующего государства. В этом смысле Солозобов правомерно увязывает вопрос о союзе с либеральной буржуазией с установкой на деструктивность. Относительно существующего государства Зюганов действительно деструктивен, но он конструктивен относительно создания другого государства. И здесь два вопроса: могут ли «либералы» помочь разрушить это государство? Могут, поскольку оно для них так же неприемлемо, как и для коммунистов. Могут ли помочь построить новое государство? Отчасти да, отчасти нет. Да, поскольку их интересует такое государство, которое будет контролируемо гражданским обществом. Нет, поскольку им нужно государство, которое будет отвечать интересам иных, по сравнению с коммунистами, социальных групп.
Но даже буржуазно-демократическое государство, т.е. государство, враждебное коммунистам, для коммунистов лучше нынешнего. Сомневающиеся могут ответить самостоятельно на следующие вопросы. Возможно ли было при Ельцине:
- Принятие нынешнего Трудового кодекса?
- Фактическое запрещение проведения Референдума?
- Нынешняя картина с подконтрольными власти СМИ?
- «Монетизация» льгот?
- Нынешняя регламентация создания и деятельности политических партий?
- Автоматическое одобрение парламентом любых, самых безумных инициатив правительства?
Разумеется, дело не в том, что Ельцин был бы против этого, а Путин оказался за. (Хотя Гайдар однажды проговорился, что его правительство хотело провести монетизацию льгот еще в 92 году, но «добрый дедушка Ельцин не согласился»). Дело в том, что в тех условиях правила игры позволяли оппозиции сдерживать подобные начинания. Сегодня оппозиция таких возможностей не имеет.
Не имеет, прежде всего, в силу той веры в Путина и его режим, которую питает как часть бывшего оппозиционного политического класса, так и значительная часть избирателей. Прежняя лево-патриотическая оппозиция демонстрирует своего рода политический луддизм в сочетании с былой верой утопистов в то, что им удастся убедить разумных правителей принять на вооружение свои рецепты счастья для народа. Что касается пропутинских масс, то они еще менее утонченны. Испытывая удовлетворение от справедливого возмездия символам 90-х, они не отдают себе отчет в том, что нынешняя политика власти направлена лишь на устранение помех, препятствующих дальнейшему наступлению на их интересы, которые они еще не могут осознать. В этом плане они воспроизводят те чувства, о которых говорил Маркс, характеризуя настроения, лежавшие в основе первых, «грубых» форм коммунизма — ненависть мелкого собственника к собственнику крупному, желание лишить его богатства, не задумываясь над тем, улучшит ли это положение «низов».
