Однажды молодую еврейку в машине страстно поцеловал её ухажер. Много лет спустя она вспоминала: «Я возбудилась, да так сильно, что у меня "оттуда” просто поток хлынул. Я не могла его сдерживать. Это была сила моей страсти, поток жизни, льющийся из меня, прямо через трусики, прямо на сиденье его новой машины». Ухажёр пришёл в ужас, и после этого они больше не общались. Под влиянием этой психологической травмы девушка перестала встречаться с мужчинами, и лишь по ночам ей снились свидания с актёром Бертом Рейнольдсом, которые всегда заканчивались с одним и тем же результатом. «Он заглядывает мне в глаза, притягивает к себе прямо посреди ресторана и только собирается меня поцеловать, как комната начинает дрожать, <…>, и начинается потоп. Прямо оттуда. Он извергается из меня. Льётся и льётся. Там плавают рыбки и маленькие лодочки. Весь ресторан заполняется моей влагой, Берт стоит по колено в ней, он ужасно во мне разочарован — я снова опростоволосилась. Он в ужасе наблюдает, как его друзья — Дин, Мартин и другие — проплывают мимо нас в своих смокингах и парадных костюмах».
Сложно представить, чтобы подобный рассказ появился на страницах сочинений Карла Барта, Андри де Любака или любого другого великого богослова прошлого (про отцов церкви я вообще молчу). Но Кэтрин Кэллер, одна из лидеров(ок) современнго феминистского богословия, не постеснялась украсить свой трактат «Лик бездны: теология становления» этими откровениями, взятыми из скандальной пьесы «Монологи вагины» Ив Энслеор.
На разговор о творчестве Келлер меня сподвигла статья Светланы Коначевой из РГГУ, опубликованная недавно в журнале «Государство, религия, церковь в России и за рубежом». В ней разбирается, как Келлер вместе с Джоном Капуто, другим известнейшим богословом и философом-постмодернистом, «переосмыслила» традиционное христианское учение о творении, не оставив от него камня на камне.
Но прежде чем перейти к этому вопросу, надо сказать пару слов о современных поветриях в западном богословии. Сейчас на Западе уже мало кого интересуют отвлечённые споры об эсхатологии, искуплении или Божественном откровении, которые вели между собой белые гетеросексуальные цисгендерные мужчины в пиджаках и роговых очках ещё лет 50 лет назад. Многотомные «церковные догматики» и «систематические теологии», вышедшие из-под их пера, кажутся чем-то пыльным и скучным, так уже давно никто не работает. Западная теология, чтобы оставаться на плаву в наши дни, вынуждена ориентироваться на актуальную повестку, то есть обслуживать интересы разнообразных меньшинств и «угнетённых групп». Вот так и появились феминистская теология, квир-теология, чёрная теология, постколониальная теология: каждая из них гнёт свою линию, словно никакой универсальной истины христианства, общей для всех – для чёрных и белых, для эллинов и иудеев – просто не существует.
Но не стоит думать, что выпячивание сексуальных, расовых и прочих особенностей в богословии нужно лишь для решения каких-то узкоспециальных задач. Несведущим людям может показаться, что феминистская теология, например, ограничивается борьбой за права женщин в церкви, а предел мечтаний квир-теологии – это церковное признание однополых браков. О нет, тогда всё было бы слишком легко – достаточно объявить ретроградом апостола Павла, который писал, что «жёны в церквах да молчат» и «мужеложники Царства Божьего не наследуют» – и дело в шляпе. Но таким компромиссом с прогрессивными ценностями (ладно уж, пустим женщин к алтарю, геев – под венец, а всё остальное оставим как было) христианству уже не отделаться. Усилиями западных теологов во имя продвижения инклюзивности и толерантности происходит не косметический ремонт христианской религии, а её полный демонтаж. Собственно, именно это очень хорошо видно на примере того, как Келлер обращается с учением о творении.
Как известно, христианство учит, что всемогущий Бог сотворил мир из ничего, ex nihilo, на пустом месте. Бог не должен был при этом считаться с какими-то внешними и не зависящими от Него силами, усмирять первозданный хаос, как это делают демиурги в языческих мифологиях. И мир, и материя, из которой он состоит, обрели существование исключительно благодаря суверенной и ничем не ограниченной воле Бога. Поэтому Бог мог сотворить мир таким, каким Он счёл нужным, дать ему законы, какие Он хочет, и наперёд предопределить всё, что в нём будет происходить. Но именно это представление, сформулированное уже в первые века христианства, Келлер и подвергает сокрушительной критике за якобы укоренённый сексизм и мизогинию.
В принципе, в самом по себе отрицании христианского догмата о творении ex nihilo нет ничего нового. Его критикой, начиная с 1960-х годов, занимается процессуальная теология – особое направление богословской мысли, которое находится под влиянием метафизики Альфреда Уайтхеда. Логика этого отрицания довольно простая: если Бог сотворил бы мир с нуля, то Ему пришлось бы нести ответственность за всё происходящее в нём, включая зло. Да и вообще, представление о всемогущем Боге-Творце кажется каким-то слишком авторитарным и патриархальным. Поколению хиппи нужен был другой Бог, Который всех любит, всё прощает и сквозь пальцы смотрит на все наши грехи. Поэтому процессуальные теологи учили, что Бог и мир находятся в отношениях созависимости, Бог не может определять судьбу Вселенной, Он не требует и не наказывает, а лишь любит и сострадает, зовёт, но не принуждает.
Келлер была аспиранткой Джона Кобба, одного из наиболее известных процессуальных теологов (он до сих пор жив и в здравом уме, несмотря на почти столетний возраст). Вслед за своим учителем она продолжила разрушать здание классического теизма, но уже с помощью феминистской идеологии. Для этого Келлер обращается к Книге Бытия, в начале которой говорится о некой «бездне»: «земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Ещё в 1895 году немецкий библеист Герман Гункель предположил, что упоминание об этой самой бездне (tehom на иврите) является отголоском вавилонской космогонии. Затем некоторые его коллеги попробовали связать tehom с олицетворением первобытного хаоса – шумеро-аккадской богиней Тиамат, которую победил бог Мардук, чтобы из кусков её тела создать небо и землю.
В Библии процесс сотворения мира изображается совсем иначе, как абсолютно бесконфликтная история. Богу не приходится с кем-то сражаться и утверждать свою власть – Он просто берёт и делает всё, что хочет, и ничто Ему сопротивляться не может. Авторы Книги Бытия позаимствовали некоторые мифологические образы у своих соседей вавилонян, вложив в них совершенно другой смысл. Собственно, именно с этого и начался монотеизм. Но Келлер такая ситуация абсолютно не устраивает. Это же вопиющий сексизм - фаллоцентричные самцы отказались от веры в женское первоначало, предшествующее творению, и заменили tehom безликим «ничто». Надо срочно исправить этот гендерный дисбаланс. Давайте признаем, говорит она, что наряду с Богом существовало что-то вроде женского божества, предвечная утроба, из которой родилось мироздание. Да здравствует богиня Тиамат!
В вавилонском эпосе Тиамат понималась как первичный океан – вот почему Келлер так по душе пришёлся рассказ о вагинальных излияниях. Словно в тёмные времена языческих культов, христианская богословиня (богословка?), предаваясь постмодернистской игре со словами, полувсерьёз, полушутя предлагает обожествить то, что у женщины между ног. Почему, спрашивает она, в догматической традиции Бога называют исключительно «отцом»? А куда делась мать?«Разве может прозвучать имя ”Отец” без того, чтобы немедленно не напомнить о женском лоне?» - пишет Келлер. По её мнению, Бог-Творец (в первой главе Книги Бытия Он упоминается как Элохим) и вагинальный первохаос на равных участвуют в творении: «имена "Техом” и "Элохим” могут обозначать если не две "личности”, то две потенции бесконечного становления». Из слов Келлер становится понятно, что Бог для неё – это лишь аттрактор, принцип самоорганизации материи, набор состояний, к которым тяготеют колебания неустойчивой динамической системы.
Также и Капуто говорит, что Бог не создал мир из ничего, а, как языческий демиург, работал с уже имеющимся материалом. По сути, Бог и был меняющимся миром. Творец не трансцендентен творению, а растворён в нём. «Это Бог зовёт из-за пределов мира — или это мир зовёт под именем Бога?», - вопрошает он. Следующий шаг «слабой теологии» - это уже отказ от единобожия как такового. Коначева упоминает книжку теолога Лорел Шнайдер «За пределами монотеизма», в которой, с многочисленными ссылками на Келлер и Капуто, говорится о необходимости отказа от веры в единое Божество, так как она чревата авторитаризмом, бинарной логикой и насилием. Собственно, уже и у Келлер есть прозрачные намеки на плюрализм и децентрированность божественного начала. Единого личностного Бога она подменяет вибрациями и пульсациями космического лона. Вместо властного и не терпящего возражений слова Творца ей слышится лишь хлюпанье и причмокиванье примордиальной хтонической слизи.
Фактически, используя привычную богословскую лексику («Бог», «творение», «воплощение», «искупление»), такие богословы как Келлер и Капуто под оболочкой традиционного христианства пытаются выстроить какую-то совершенно другую религию. Встаёт вопрос: зачем они это делают, зачем натягивают сову на глобус? Сейчас же полно неоязычников, адептов Викки, которые молятся не маскулинному авраамическому Богу, а великой богине-матери. Пожалуйста, вас никто не держит, идите к ним и разрабатывайте неоязыческую теологию «космического влагалища» хоть до посинения. Но почему же, плюясь и жмурясь, вы, тем не менее, присосались к христианству, которое 2000 лет учит чему-то совершенно другому?
На этот вопрос ответить достаточно легко. Если бы Келлер писала книжки в духе Викки, они бы продавались где-то в книжных лавках по оккультизму. Это совершенно маргинальная ниша, здесь нет возможности публиковаться в престижных академических журналах, здесь не дают грантов и профессорских кафедр. Такая институциональная инфраструктура существует только в рамках христианства, она на протяжении веков складывалась на Западе благодаря Католической церкви, а затем и протестантским церквям, где молились тому самому «маскулинному» и «патриархальному» Богу, которого сейчас феминистская теология хочет низвергнуть. Для подрыва христианской религии изнутри такие как Келлер пытаются эксплуатировать её же собственные ресурсы.
В природе существует фитопатогенные грибы, гифы которых проникают в цветы заражённого растения. В результате в их тычинках вместо пыльцы развиваются грибные споры. Насекомые-опылители, садясь на эти цветы, переносят патогенные споры на здоровые растения. Эпидемия ширится – точно так же разрушительные богословские идеи, приправленные соусом академизма, постепенно расползаются из журнала в журнал, из университета в университет. Сам гриб без растения не выжил бы – он не может существовать отдельно, он способен только эксплуатировать хозяина, постепенно разрушая его. Точно так же разнообразные версии постмодернистской теологии паразитируют на инфраструктуре теологического знания, разлагая догмат за догматом, пока от христианства не останется ничего, кроме какой-то серой пыли, неотличимой от атеизма и материализма.
Кетрин Келлер работает профессором в Школе теологии при Университете Дрю, основанной в 1867 году на деньги американских методистов. Джон Капуто до выхода на пенсию был профессором в университете Виллановы, одном из старейших католических учебных заведений США. Когда-то эти и многие другие образовательные учрежденияспособствовали разработке и продвижению христианской доктрины, сейчас же они фактически стали рассадниками «религии без Бога». При этом многие рядовые верующие до сих пор находятся где-то в XIX веке и не подозревают, к каким выводам пришли исследователи на переднем крае академической теологии, зачастую работающие на их же пожертвования (или на пожертвования предыдущих поколений прихожан, аккумулированные в виде различных эндаументов).
Встаёт вопрос: возможно ли предотвратить такой захват богословских институций? Как найти тонкий баланс между новшествами и традицией, между свободой богословского исследования и разгулом мнений, не имеющих никакого отношения к христианству? В нашей стране этот вопрос стоит особенно остро, поскольку развитие академического богословия у нас, по сути, только начинается. В отличие от Запада, у нас никогда не было богословских факультетов при университетах – богословием можно было профессионально заниматься лишь в духовных академиях, подчиняющихся церковному начальству, и никаким свободомыслием там не пахло. Попробуй поумничать про богиню Тиамат в стенах Троице-Сергиевой лавры, где располагается Московская Духовная академия – сразу вызовут на ковёр к отцу-ректору.
Но сейчас ситуация стремительно меняется, поскольку РПЦ добилась, чтобы богословие получило статус светской науки и стало её величеством теологией. Кафедры теологии (или, как минимум, бакалаврские и магистерские программы по этому предмету) открыты уже в десятках российских вузов. В 2015 году теология вошла в перечень ВАК. Казалось бы, это большой успех церковной дипломатии: впервые за всю отечественную историю чисто религиозная форма знания получила полноценный доступ в систему высшего образования, по ней можно защищать диссертации и учить студентов. Но, отпустив богословие в свободное плаванье, церковь создала и немало рисков. Богословские исследования теперь могут проводить и миряне, не подотчётные духовным лицам. И кто знает, к каким выводам они в итоге придут под влиянием токсичной леволиберальной повестки, все активнее просачивающейся к нам из-за рубежа…
Границы дозволенного раздвигаются постепенно. Сначала вагинальные, постколониальные и прочие заскоки освещаются в нейтральном ключе – ну надо же представлять, что там на Западе с богословием происходит. Потом с ним уже начинают считаться (ну нельзя же, в самом деле, игнорировать достижения западных коллег), а потом под них станут подстраиваться – иначе не дадут грант и не возьмут на конференцию. И в обозримой перспективе (особенно когда сгустившаяся атмосфера путинского консерватизма несколько рассеется) мы можем получить светскую теологию, откровенно враждебную по отношению к православной догматике, да и вообще к христианству и монотеизму в целом. Ну, и дальше эта болезнь перекинется и на церковное богословие. Кто знает, может быть, лет через 20-30 профессора православных духовных академий, вслед за Келлер, сосредоточатся на разоблачении фаллоцентризма ветхозаветного Бога? Это кажется невероятным, но Карл Барт и другие богословы первой половины XX века тоже бы очень удивились, узнай они, какими темами их коллеги будут заниматься несколько десятилетий спустя.
Сможем ли мы вовремя остановить этот зловонный поток, льющийся с Запада, или он накроет нас с головой, и святая Русь скроется в его волнах, как затопленные церкви посреди Куйбышевского водохранилища?..
