Русская культура практически прекратила своё существование между 1921 и 1941 годами. Кого-то, как Гумилева, убили. Кого-то, как Бунина, выгнали. Кого-то, как Булгакова или Ахматову просто травили, выедая печень.
На её место завезли вагонетками разных местечковых людей, сочленили их с разными деревенскими людьми и проложили талантливыми самозванцами типа Алексея Бострома, выдававшего себя за графа Толстого.
Получилась имитативная культура. Соединительная ткань вместо живых клеток. Самое смешное, что даже в таком уродливом виде эта культура превосходила большинство современных ей культур, находившихся в тот момент в тяжелом упадке. За исключением английской (привет галковскоманам).
Но долго так продолжаться не могло. Потому что в начале были великие и учившиеся у великих. А дальше - деградация и помойка.
Вот поэзия. Была великая Ахматова. Она воспитала великого Бродского. Но дальше пустота. Потому что самовоспроизводства традиции не было. А было самовоспроизводство Льва Рубинштейна.
Понятно, что эта имитативная культура жила по своим правилам. Имела свои взлеты и провалы. Иногда обзаводилась талантливыми людьми - например Гребенщиковым.
Гребенщиков он был почти настоящий. Знал много красивых слов и придумал много красивых образов. Был тонкий. Хороший символист. У него бывали даже инсайты в русскую традицию.
Хотя страшно злила эта фальшивость. Будды-шмудды, все эти игры в певцы заграничные, вся эта страсть соответствовать имитативной тусовке. Но до времени с этим можно было мириться.
Но вот начался очистительный огонь. Людей начало раскидывать на две стороны. Либо ты русский, либо нет. Где-то на уровне животного инстинкта Свой-Чужой.
В Одессе тебя убили? Или не тебя? Если не тебя, то что ты тут, тварь, вообще делаешь?
Этот огонь начал выжигать из русского культурного космоса всю имитацию, все соединительные ткани и пустые формы. Не щадя ни какашек вроде Макаревича, ни гениев.
Клиенты сами начали выпиливаться. С пустого места. Берет лобзик и выпиливается.
Именно так поступил с собой Гребенщиков. Никто не просил, нож не приставлял, мильонов тыщщ не сулил.
Просто надо было ответить: меня убили 2 мая или не меня?
- Не меня, ответил Гребенщиков в кровавых тапках.
Ну и:
- Ты кто такой? Давай досвиданья!
Думал прокатит как с октябрем 1993.
А не прокатит.
Там в культурном смысле была еще разборка между имитативными формами.
А тут - между имитацией и реальностью.
Либо ты реален, либо ты сгоришь.
Никакого Гребенщикова, как оказалось не было. Был плод брака Бездомного и Берлиоза.
Гори-гори ясно!
В этом самовыпиливании без видимых причин я слышу голос Судьбы.
Что-то идет. Большое. Настоящее. Несопоставимое.
