Пески
- Нона, свои, - крикнул ополченец крупной собаке подбежавшей к нам. Но та и не думала проявлять агрессию. Она крутилась вокруг нас ожидая, что мы ее приласкаем. В конце концов она плюхнулась на спину предложив почесать ей брюхо.
- Ты с ней только по-украински не разговаривай, - сказал ополченец моему сопровождающему с позывным Хохол.
- А що так? - немедленно откликнулся он.
- Может понять неправильно. Она у нас укропами питается. Вчера руку с передовой принесла, а до этого полукропа в окоп притащила.
- Ось це добре, значить не голодує собачка. Хороший песик, - и он присев на колени начал ее гладить. - Принеси нам укропа, песик.
- Мы не с украинцами воюем, - глядя на мой ошарашенный вид, - продолжил ополченец. Украинцы с нами, русскими, а воюем мы с украинскими нацистами, теми, кого наши деды не добили в 45м, с теми, кто как в 41м пришел на нашу землю с оружием в руках и убивает наших стариков, женщин и детей. Жалости к ним нет, да и пощады не будет.
Горловка
Расстояние между Донецком и Горловкой по прямой 37 километров, однако длительное время безопасной дороги туда не существовало. На трассе стояли украинские блокпосты, а объездная дорога через Енакиево была так же не безопасна из-за близости позиций ВСУ в районе Дебальцево и Углегорска. Таким образом 250 тысячный город оказался практически в полной блокаде.
По количеству воронок на нашем пути и разрушенным мостам было видно, что тяжелые бои шли здесь повсюду. То там, то тут по дороге словно кляксы разбросаны следы от разорвавшихся мин и довольно глубокие ровные воронки от разрывов градов. Украинская армия боролась до последнего, но ей пришлось оставить свои позиции под натиском ополчения. Сейчас дорога свободна.
Но «свободный» еще не означает безопасный. Дорога проходит в паре километров от Авдеевки, находящейся под контролем вооруженных сил Украины. Именно оттуда в настоящий момент ведется обстрел Донецка и прилегающей территории.
- Вот здесь за поворотом уже Украина, - рассказывает таксист. - Заедем? - вопрос прозвучал как полушутка, но взгляд был серьезным. - Пожалуй, сегодня не стоит, - в том же тоне отвечаю ему.
В самой Горловке все еще не спокойно, в пригороде действуют диверсионные группы противника, а потому то и дело слышна стрельба. Мы не спеша ехали к центру, то и дело останавливаясь чтобы лучше рассмотреть разрушения.
- Вот сюда попало градом. Снаряд прилетел прямо в ту квартиру. Там погибла семья с маленьким ребенком, а здесь внизу бабушки семечками торговали, всех поубивало, - рассказывает таксист.
- А вот полуразрушенная трапезная храма. Здесь каждый день кормят несколько сотен голодающих. А потом, кто-то видимо поставил радиомаячок. И трапезную накрыло залпом...
Разрушения значительны, но не смотря на это, как только закончились обстрелы жизнь продолжилась. В городе многолюдно, на улицах играют дети, восстанавливаются разрушенные школы и жилые дома, есть электричество, постепенно восстанавливается водо- и газоснабжение.
Дебальцево
- И где начинается ничейная земля? - поинтересовался я.
- Да в общем-то уже началась, ответил Док, открывая окно в машине и снимая с предохранителя автомат. - Сейчас будет славная охота,- усмехнулся он.
Дорога между Углегорском и Дебальцево считается относительно безопасной, на столько, насколько это вообще возможно, учитывая рассеянных по территории несколько сотен солдат ВСУ и действующие диверсионные группы.
Добрались ночью. У нашего проводника в Дебальцево до войны жили родственники, а потому мы ехали не в пустоту. В дом попали через разбитое окно, предварительно убедившись, что там никто не побывал до нас. Две комнаты остались нетронутыми в них и заночевали.
Наш микроавтобус въехал в абсолютно пустой поселок Юбилейный - пригород Дебальцево. Смерть смотрит на нас отовсюду: из воронок снарядов, скошенной под корень каштановой рощицы, пустых проломов пятиэтажек. Тишина и пустота, кажется здесь где прошла эта старуха с косой уже нет и не может быть ничего живого.
Но лишь мы остановились, на запах хлеба к нам прибежало несколько собак, голодных и скучающих по человеку. А потом потянулись люди. Из каких-то подвалов и импровизированных убежищ, нор, погребов. Люди, практически месяц не видевшие солнца и света. Почти смирившиеся со с тем, что их здесь похоронят заживо. Но тем не менее живые. На лицах улыбки, а на улице, сквозь тучи, проглянуло весеннее солнце.
Не прошло и 10 минут, как уже весь поселок знал, что привезли продукты и возле нас образовалась большая очередь.
- Господи, какие же все мы грязные - причитала пожилая женщина, безуспешно пытаясь привести себя в порядок.
- Ничего, отмоешься, главное что живая - усмехнулся сосед по очереди.
- Вы не знаете, что тут было, - продолжила она, не обращая на него внимания, - уже перед отступлением, по поселку ездили украинские танки и стреляли по окнам. Видит, где свет и «гасит». Посмотрите, во что они поселок превратили! - фашисты.
* * *
Хруст битого стекла под ногами единственный звук раздававшийся вокруг, хмурое небо, гнетущая тишина — постапокалипсис. Блокпост, на въезде в микрорайон. - Ваши документы, что здесь делаете? Журналист, с России? - Надо же, земляк, а я с Кузбасса. Будь аккуратнее,- ополченец вернул мне паспорт, - тут много неразорвавшихся снарядов и мин.
Попрощавшись, я пошел дальше и вскоре завернул во двор полуразрушенной пятиэтажки.
- А вам, собственно, что тут нужно? - В мертвом поселке голос за спиной, заставил невольно вздрогнуть. Обернулся. На меня смотрел только что вышедший из подъезда человек, видимо принявший меня за мародера.
Поняв, что ошибся, он пригласил подняться к нему в квартиру. - Я сегодня с Артемовска (город находится на территории контролируемой украинской армией — Р.А.) вернулся.
- Вот посмотрите, - продолжил он, - показывая по сторонам, пока мы поднимались по этажам. - Ни одной целой двери. Все разграбили.
- Вы не стесняйтесь, проходите. Хотите к соседям зайдем. Они тут до последнего жили. Окна видите коврами занавешены. - Знаете почему?
- Да, конечно.
Широкино
Поселок расположен на южной оконечности фронта, в нескольких километрах от Мариуполя. Ополчение закрепилось в самом поселке, а ВСУ на его окраинах. Дорога до передовой простреливается насквозь, то и дело по пути попадались подбитые машины ополчения.
До передовой мы добирались на видавшей виды инкассаторской машине, сплошь иссеченной осколками. То, что ни один из них не пробил бронированный корпус насквозь, вселяло некоторый оптимизм.
Впрочем, одиноко лежащая башня танка и сгоревшие машины по обочинам как бы намекали, что если накроет, то рассчитывать особо не на что.
Мы петляли по проселочным дорогам несколько раз сбиваясь с маршрута. Приходилось возвращаться на блок-посты и уточнять безопасный маршрут. Цена ошибки там слишком высока, один из гумконвоев, случайно нарвавшийся на украинский блок-пост был расстрелян.
Первой «достопримечательностью» которую нам показали ополченцы был украинский БТР почти прорвавшийся в центр поселка. Ополченцы, из-за того, что в нем не было ни одной русской надписи, решили, что он французского производства. Однако, позже выяснилось, что это был экспортный вариант украинского БТР-3, сделанного по заказу Таиланда и забракованный принимающей стороной.
- Будьте аккуратнее, - предупредил нас сопровождающий, - здесь все простреливается.
Пока мы осматривали подбитый БТР снаружи и внутри, наши сопровождающие забирали не взорвавшийся боекомплект.
- Нужно вернуть владельцу, - сказал Малой, загружая нам под ноги ленты 30мм снарядов. - Только вы их ногами того не сильно, а то они кумулятивные, могут взорваться, тогда от нас только куски в разные стороны полетят.
Следующей остановкой стал обелиск воину-освобителю ставшего последней точкой маршрута командного состава отступавшего Азова.
- Дед отомстил, - усмехнулся Малой.
- Когда здесь стояла нацгвардия на администрации, висел флаг вермахта. Нацисты спешили, что снять забыли, нам достался в виде трофея. В этой разбитой машине комсостав ехал. А тут у памятника солдат захоронен, в ту войну нацистов бил и в эту врага остановил.
- Вот их кровь, их мозги. Мы когда их догнали, один еще живой был, ранен только. Пришлось добить.
Закончив этот рассказ, Малой предложил пройти до передовых позиций. Добирались перебежками — открытое пространство хорошо простреливалось снайперами. - Вот смотрите, - и он показал нам на разбитый УАЗик, - раненных пытались вывезти, так они минами всех накрыли. Пристрелян каждый сантиметр. Быстрее.
В сотне метров от первой линии стоял подбитый БТР ополченцев.
- Две недели не могли тела погибших забрать, не подпускали. Вон на горке позиции Нацгвардии.
Наше перемещение по передовой не ускользнуло от внимания нацгвардии. На той стороне началось движение.
- Ну что, пошли, - сказал наш провожатый. Но едва мы подошли к открытому участку территории, с той стороны прозвучал выстрел. - Ну тогда побежали, - улыбнулся он.
Остановились у машины.
- Вы же журналисты и я хочу через вас обратиться к матерям и женам украинских военных — не отправляйте сюда своих мужчин. Мы здесь на своей земле и нам отступать некуда, а ваших мужчин здесь ждет только смерть. Пусть возвращаются в свои дома и живут с миром. Другим способом вам эту войну не закончить. Донбасс никогда не будет украинским.
