Митинги разгоняют не для того, чтобы «расчистить улицу для движения автотранспорта». Хотя и для этого – тоже. Митинги разгоняют для того, чтобы показать, кто в стране является властью – а кто не является. Показать, кто хозяин положения.
Также и проводят их не для того, чтобы «привлечь внимание к общественно-значимой проблеме», как это было в пролом. Митинги проводят для того, чтобы показать, что ты силен настолько, что власть не может тебе помешать – или, что если ты и не силен – то власть еще слабее.
Когда окружающим показывают, что власть слаба (хотя она может быть и не слаба, а нерешительна либо излишне законопослушна), - окружающим показывают, что она – не власть, и ей подчиняться не нужно.
Власть остается властью не потому, что объявляется таковой – пусть и по закону. Власть признается властью, потому что постоянно демонстрирует, что способна подавлять тех. кто ее властью не признает и ей не подчиняется.
И это всем давно известно: «Данда и только данда хранит этот мир и мир иной». «Данда» - это не закон. Закон – это «Дхарма». Но «мало найдется людей, следующих дхарме из добродетели, по убеждению, большинство же делает это только из страха наказания». «Данда» - это кара. «Данданити» — науке наказания. Но «Дхарма» - то не только закон. «Дхарма» - это порядок. Индусы не различали соблюдение порядка и соблюдение закона.
В европейском праве это определялось, как «санкция».
Наказание должно быть наказанием – и, причем не соразмерным нарушению, а его заведомо превышающим. Потому что, как писал в «Нагих и мертвых» Норманн Мейлор – если наказание будет по тяжести равно проступку. То его совершение превратится лишь в некий эквивалентный обмен, в покупку права на нарушение. Наказание должно быть таким, по определению – чтобы совершение нарушения становилось заведомо невыгодным. Наказание – должно быть наказанием. То есть – «карой» - в чем собственно и есть сущность права, как регламентации, именно карающей за ее несоблюдение.
Можно быть самым ярым противником существующей власти и существующего социально-экономического строя – можно стремиться их низложить и изменить – но странно при этом требовать, чтобы данная власть и данный строй не защищались. Если предположить, что некая власть рассматривается как «антинародная», «кровавая» и «тираническая» – то странно требовать от нее, чтобы она безропотно позволяла ее свергать.
И тот, кто хочет ее свергнуть – должен понимать, на что он идет. Примеривать же венец и лавры «революционера» - и при этом требовать от своего противника, чтобы он гарантировал тебе безопасность – это либо какое-то извращение, либо откровенное лицемерие.
Поэтому протесты против обеспечения властью себе права эффективно защищаться и эффективно защищать тех, кто дал ей мандат на власть – тем более, если этот мандат исходит от большинства, - явно нелепы. Либо преследуют совсем иную цель, нежели объявляется.
И недостаточен - как по своей направленности на иные, нежели представляющие реальную угрозу действия, так и по направленности на иные, нежели реально опасные субъекты.
Сегодня создана масса политических технологий, позволяющих добиваться незаконных целей – формально не нарушая закон. То или иное действие может быть вполне безобидным, если совершается одним человеком – и само по себе, вне заданного контекста. Но совершенное относительно большим числом лиц, тем более многотысячной толпой – оно становится формой насилия. Потому что оказывает моральное и психологическое воздействие, оказывает давление – то есть является принуждением.
Президент США Обама однажды произнес замечательную фразу. Он сказал: «Конечно, Иран имеет право на свою ядерную программу. Но он пока не представил нам убедительные доказательства того, что его цели являются исключительно мирными».
В современном мире важны не те или иные прямо осуществляемые действия – важны те цели, которые могут быть совершены с их помощью, важны возможности – в целях которых они могут быть использованы.
Тот или иной знак может быть абсолютно безобиден сам по себе. Но превращенный в символ с явно читаемым смыслом – он становится призывом. Если цель, которую он символизирует – антиконституционна – значит и сам этот безобидный знак оказывается частью антиконституционного действия. А то или иное формально вполне законное действие может быть частью обеспечения того или иного преступления. То есть важно не то, что некто совершает формально – важно именно то, что он в более широком плане этим обеспечивает.
И задача противодействия формально мирным акциям заключается не в том, чтобы запретить те или иные их проявления (хотя некоторые проявления, как сами по себе представляющие нарушение – естественно нужно запрещать и пресекать) – а в том, чтобы понять угрозу, в данный момент исходящую от ничего не нарушающего поведения – и пресечь именно его.
Антиконституционная угроза чаще исходит не из незаконных действий – с ними все понятно, - антиконституционная угроза чаще исходит от комбинации вполне мирных и законных действий.
Если идущего вечером прохожего плотно окружает кампания подростков, вежливо и мирно просящая его отдать бумажник и деньги – у него есть все основания попытаться препятствовать им, в том числе и немирными средствами.
Применительно к тому, что происходит в Киеве вполне можно, перефразируя Обаму, что должно было бы быть авторитетным для вестернизированных правозащитников и сторонников «болотного протеста», можно сказать: «Каждый гражданин имеет право на митинг и демонстрацию, но эти люди не представили убедительных доказательств того, что их цели являются исключительно мирными».
Организаторы киевского «еврошабаша» утверждают, что все граждане имеют право на действие, которое они называют мирным протестом или не насильственным протестом – и что никто не имеет права применять силу при противодействии их «мирным действиям».
Потому что, демонстрируя, казалось бы, мирные и законные действия – можно при достаточном умении и слабых нервах власти добиться ситуации, когда она будет выглядеть нерешительной. Слабой. Не управляющей ситуацией – а, следовательно – не стоящей того, чтобы быть на ее стороне и ее защищать. А тогда – она перестает быть властью: ее не опасаются заговорщики. Ею брезгуют ее потенциальные сторонники, ей не подчиняются нижестоящие инстанции, на ее защиту не надеются те, кому предстоит защищать ее.
Если формально мирные средства используются в целях свержения власти и захвата власти их организаторами в свои руки – власть должна выстраивать свои действия не в соответствии с их формально мирной формой, а в соответствии с подлинными намерениями их носителей.
Если то или иное действие, объявляемое «мирным митингом» несет в себе угрозу для власти или для проводимой ею политики – власть обязана его пресекать. И самое глупое в этой ситуации – апеллировать к требованию соблюдения законности. Потому что противостоящие силы противостоят не для соревнования в законопослушности – а для соревнования в убедительности демонстрации своей силы и своих возможностей.
Если одна сторона, ставя перед собой цели противоречащие смыслу закона, играет на демонстрации его формального соблюдения (то есть издевается над ним) – другая сторона должна лицемерию противопоставлять честность – и, защищая смысл закона, демонстрировать готовность силу отступить от соблюдения его формы.
Соблюдение закона может быть признаком силы. Соблюдения закона может быть признаком слабости.
В ситуации, подобной киевским стояниям – соблюдение закона властью – есть слабость и демонстрация собственного бессилия.
Нарушение закона – есть силы, и, что самое главное – ответственности перед теми, кто тебе доверил власть.
Как некогда говорил Авраам Линкольн, ведя борьбу против сепаратистов Юга: «Лучше нарушить один закон, нежели допустить, чтобы рухнули все остальные и государство».
Дело даже не в том, что в чрезвычайно ситуации нарушение закона – допустимо с текущей рациональной точки зрения. Дело в том, что оно просто необходимо: противник должен видеть, что в своей борьбе против власти – он не может рассчитывать на защиту закона.
Если покушающийся на устоявшийся порядок пытается прикрыть свое покушение формальным соблюдением деталей закона – ему должно быть убедительно продемонстрировано, что его цели поняты – и у него такой защиты не будет.
В таких ситуациях – закон просто должен демонстративно нарушаться: демонстративно, открыто, вызывающе.
Бросающий вызов должен видеть – вызов принят.
Еще раз: можно быть самым ярым противником существующей власти и существующего социально-экономического строя – можно стремиться их низложить и изменить – но странно при этом требовать, чтобы данная власть и данный строй не защищались. Если предположить, что некая власть рассматривается как «антинародная», «кровавая» и «тираническая» – то странно требовать от нее, чтобы она безропотно позволяла ее свергать.
И тот, кто хочет ее свергнуть – должен понимать, на что он идет.
