Феномен Александра Зиновьева: блицопрос к 85-летию

Валентин Гринько, профессор кафедры философии Костромской государственной сельскохозяйственной академии.

— Что вы вкладываете в такое понятие, как «феномен Зиновьева»?

— Я никогда не видел и не слышал Александра Зиновьева, кроме как на фото с недавних пор, или по «забугорным» голосам (кажется) в советское время. Особого внимания на его учения не обращал, но однажды узнал, что он родом из натуральной русской глубинки, из исчезнувшей деревни Чухломского района Костромской области — Чухломич. Это символ. Я из другого района Костромской области, но всё же мы земляки.

Мне приходилось принимать участие в «Зиновьевских чтениях» 2006 года в Костромском государственном университете им. Н. А. Некрасова, состоявшихся как раз после выполнения завещания А. А. Зиновьева о развеивании его праха над родной деревней. Четыре часа на губернаторском вертолёте представители руководства области, СМИ, родственники и друзья искали над лесами место, где когда-то стояла большая родная деревня и богатый кулацкий дом А. А. Зиновьева. Развеяли. Четыре часа. Какой Мамай это всё порушил?..

Исчезают деревни и люди. Оголяются русские пространства. Может, на это как на главное, и хотел обратить внимание А. А. Зиновьев, ставший ценной отечественной вещью, своим завещанием?

Если да, то именно в этом я и вижу основное значение А. А. Зиновьева для философии и науки: все по домам, на родину, и чем раньше, тем лучше, пока их не разорили очередные строители светлого будущего.

Не столичное централизованное командное «чернодырье», а конкретный хронотоп появления твоего творческого Я — альфа и омега бытия, существования, жизни. Всё остальное — от лукавого.

Наверное, это — самое главное в феномене Зиновьева. Не Рим, не Париж, не Москва, а родная Чухлома — главный центр бытия в универсуме. 

 

Аркадий Малер, публицист, исследователь православной философии.

— Как вы оцениваете вклад А. А. Зиновьева в философию и науку?

— Мне сложно говорить о Зиновьеве, потому что я очень далёк от его философии и лично мне она представляется бесконечно скучной и по-своему инфернальной в силу его антропологического пессимизма. С моей точки зрения, Александр Александрович внёс существенный вклад в развитие современной постклассической логики, а также того лево-секулярного дискурса советской и постсоветской философии, к которой испытывают сегодня законный и временный интерес. Лично для меня значение Александра Зиновьева заключается в том, что он наряду с такими именами, как Ильенков или Щедровицкий, пытался сделать что-то осмысленное в рамках советского марксизма-ленинизма, от которого, как мы знаем, он так и не отрёкся и был его ревностным апологетом после падения совдеповского режима. Я вполне допускаю, что в этом контексте он совершил очень основательную интеллектуальную работу и существенно продвинул всю лево-секулярную мысль, коль скоро она вообще исповедует идею прогресса.

Одновременно с этим, не столько как православный философ, сколько как исследователь православной философии я вынужден констатировать, что мировоззрение Александра Зиновьева абсолютно не вписывается в магистральную, православно-метафизическую линию русской философии и со временем обречено быть таким же маргинальным и субкультурным, как философия того же Щедровицкого или Ильенкова. Мне представляется, что у самого Зиновьева была претензия стать идеологом русского патриотизма, но он сознательно не учёл как религиозных, так и культурно-исторических особенностей русской цивилизации и поэтому остаётся в фарватере коммунистического движения, быть может, всемирного, но для России уже неадекватного и поэтому неактуального.

Однако его статьи по логике и его прямая гражданская позиция и по общеполитическим проблемам, и в том числе по внутренним проблемам научно-академического мира, достойны уважения: не каждый в данной среде и по поводу неё осмелится говорить то, что говорил он. В этом плане необходимо отметить весьма серьёзные заслуги академика Абдусалама Абудулкеримовича Гусейнова, директора Института философии РАН, который вопреки либерально-западнической травле Зиновьева последних лет, оценил его имя по достоинству.

 

Олег Матвейчев, кандидат философских наук, политолог.

— Каков вклад А. А. Зиновьева «по гамбургскому счёту», или «с точки зрения вечности»? Насколько он действительно велик как мировой учёный?

— Отвечая на первый вопрос, скажу, что Зиновьев, безусловно, не Кант, не Гегель и не Аристотель. И даже не Маркс или Деррида. Даже не Бодрийяр или Фуко. Хотя это уже теплее. Зиновьев мог бы быть Лиотаром или даже Хомским каким-нибудь — если бы он родился и писал в США.

— Каков его действительный вклад на данном историческом этапе, то есть, повлиял ли он на мировую науку?

— Для всего мира, к сожалению, наши философы маргинальны. Нас не читают, хотя, и пример Зиновьева это подтверждает, русские философы вполне на уровне их «звёзд». Зиновьев мог бы оказать значительное влияние (как Хомский или Лиотар), но не оказал, потому что был незамечен. Другое дело обстоит в России, где всё поколение диссидентов читало «Зияющие высоты», а нынешнее поколение молодых антиглобалистов — «Глобальный человейник».

— Каков его вклад и влияние на русскую философию?

— В России влияние Зиновьева весьма солидное. Его след в русской философии, безусловно, останется, а в мировой вряд ли… Даже Хомского забудут через лет пятьдесят. А Зиновьева не забудут просто потому, что даже не вспомнят, не узнают.

 

Николай Плотников, историк философии, преподаватель философского факультета Бохумского университета (Германия).

— Как бы вы оценили вклад в философию и науку А. А. Зиновьева?

— Я не специалист в теории многозначных логик. В логике вклад Зиновьева был, насколько я знаю, оценён и развит лишь его немецкими коллегами (учебник по логике Зиновьева и Хорста Весселя, вышедший ещё в ГДР, до сих пор используется на семинарах по логике). По крайней мере, мне известен лишь один юбилейный научный сборник в честь Зиновьева, и вышел он в Германии. Публицистика Зиновьева очень яркая, но теперь она, по-моему, мало, что даёт для понимания советской эпохи. Разве что в качестве симптома советского сознания, вывернутого наизнанку.

 

Олег Фомин, культуролог.

— Что для вас значит философское имя А. А. Зиновьева?

— Лично для меня Александр Зиновьев не близкий философ. Он, как известно, во многом сформировался в Московском логическом кружке, откуда также вышли Щедровицкий и Мамардашвили. Всё, что делали эти ярчайшие представители советского Модерна, метаязыка современности, с точки зрения последовательного интегрального традиционализма, школы, к которой я принадлежу, абсолютно бессмысленно. По сравнению даже с обозримыми космическими циклами — это всего лишь бульканье пузырей на воде. Зиновьев был убеждённым атеистом, рационалистом и материалистом. Это не может вызвать симпатию у традиционалиста.

Но, с другой стороны, Зиновьев мне всегда импонировал своей научной честностью. Он никогда не подгонял вопросы под ответы, часто мыслил вопреки априорным установкам. Это не может не вызывать уважения. В череде диссидентов, разрушителей Империи, он, пожалуй, один из очень немногих, кто не вызывает отторжения и брезгливости. В конце концов, он за эту Империю на войне кровь проливал. Это такая, если угодно, гроссмановская порядочность. Другой вопрос — какова её цена...

Мы не были знакомы с Александром Александровичем, но мне довелось работать над его последней, посмертной, если так можно выразиться, книгой «Фактор понимания», вышедшей в издательстве «Алгоритм», где я некоторое время назад работал. Редакторы отнеслись не очень внимательно к этому изданию. (Моя же функция там была более чем скромной: я верстал книгу.) И вот тогда-то, несмотря на всю чуждость зиновьевской философии моему мировоззрению, я почувствовал с мыслителем солидарность и по-настоящему возмутился, хотя, казалось бы, должен был занять сторону «цеха». Ценность трудов Зиновьева, по моему, только в том, что он научил нас быть очень трезвыми в мысли, научил эффективному использованию нашего ratio. Однако, не стоит пытаться выстроить всю конструкцию бытия с помощью одного лишь этого инструмента. Язык, конечно, выражаясь словами Хайдеггера, «дом Бытия», но только логика — не топор.

 

Григорий Тульчинский, профессор кафедры менеджмента Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств.

— Можете ли вы дать оценку вклада А. А. Зиновьева в русскую философию и в философию в целом?

— Он разный по тематическим векторам. Был очень существенный вклад в логику. Одна работа по логическому выводу чего стоит! Потом был вклад в социологию («Зияющие высоты» и концептуальная выжимка в «Реальном коммунизме»). А затем была уже публицистика.

 

Опросил Алексей Нилогов.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Twitter