«Мы живем в «дополитическом» государстве!»

От редактора АПН. В начале 1990-х русская политическая наука переживала не самые легкие времена. Фактически политическая наука, как и многие другие отрасли знания в то время, была спасена героической самоотверженностью отдельных людей. До 1994 года политическая наука в России особенно никого не интересовала, причем по вполне понятной причине: политические процессы рассматривались пришедшей в 1991 г. к власти либеральной элитой как что-то заведомо второстепенное по отношению к рыночным экономическим реформам. Политология долгое время выглядела своего рода «падчерицей» процесса модернизации — популярностью в обществе пользовались прежде всего экономические публицисты, которым тема демократии представлялась глубоко вторичной по отношению к так наз. приватизации. Собственно, под этой якобы «рыночной» идеологией и был совершен ельцинский государственный переворот 1993 г. и утверждена авторитарная Конституция.

Однако крах партии «либеральных реформаторов» на думских выборах 1993 г. и мгновенная делегитимация ельцинской плебесцитарной системы заставила многих экспертов на некоторое время обратить внимание и на иные, неэкономические аспекты социальной трансформации в нашей стране. Это и стало временем короткого взлета политологии в России в целом и журнала «Полис», в частности. Именно в 1993–1996 годах «Полис» стал поистине центром российской политической мысли. Прежде всего, тех ученых, которые руководствовались императивом политической (а не только и даже не столько экономической) модернизации России. Одним из ярких представителей этого интеллектуального направления был замечательный политолог Владимир Пастухов, в 1994 г. публиковавший на страницах журнала цикл статей об эволюции русской государственности.

АПН обратилось к Владимиру Борисовичу с просьбой оценить итоги уже более чем пятнадцатилетнего развития политической науки в постсоветской России.

***

Как Вы считаете: политология — это наука или псевдонаука? 

— Как ни странно, на такой простой вопрос очень трудно дать однозначный ответ. Когда я читаю материалы российских политологов, я склоняюсь к тому, что это псевдонаука, а когда  смотрю выступления западных политологов, то мне кажется, что это все-таки наука. И дело здесь не в качестве материалов, российские тексты мне гораздо ближе, чем западные. Дело в том, что в России политология как синтетическая наука так и не сложилась. Я вижу хорошие работы по философии политики, по социологии политики, по политической психологии, политической географии, политической экономии, в конце концов.

Но я не вижу работ по политологии. А то, что выдается за такие работы, оказывается статьями по политической социологии философии, и прочее, но только худшего качества.

В западных исследованиях (не во всех, конечно) я эту синтетичность ощущаю. Если читаешь Липсета, Роккана или Ваттунена, то понимаешь, что это все-таки больше политология, чем социология. Возможно, у этой загадки есть простая отгадка. Для того, чтобы существовала политология, должен существовать ее предмет — политика. В России политики, в западном понимании этого слова, нет. Мы живем в "дополитическом" государстве, где не произошло расслоение на государство и гражданское общество, где государство вообще не до конца высвободилось из общества. Поэтому властеотношения — это еще не до конца политические отношения. Это клановые, семейные отношения, какие угодно, но не политические в узком смысле этого слова. Поэтому в России и не прощупывается политическая наука. На Западе она, видимо, есть. По крайней мере, мне так кажется.

Как Вы считаете, возникла ли особая русская политология? 

Частично, ответ на этот вопрос дан выше. Но только частично. Я считаю, что русской политологии не существует. Зато есть вполне интересная и самобытная русская политическая философия, имеющая, между прочим, глубокие корни. Я не считаю, что это хуже.

Почему русская политическая наука в 1990–2000 годы не оказала никакого влияния на русскую политику?  Кто виноват и что делать? 

Юристы различают правовое регулирование и правовое воздействие как две формы влияния. Здесь можно применить эту аналогию. Прямого влияния политическая мысль на политику не оказала (а где оно есть, прямое влияние?). Косвенное — оказала. Может быть, к сожалению. В указанное десятилетие в основной своей массе российская политическая мысль повторяла "зады" западного либерализма, причем часто в его самом примитивном понимании. Она провоцировала прямое соотнесение западных и российских реалий. Это настроение деятелей науки разделялось и представителями властной элиты. Я не говорю об исключениях и отдельных работах, а о доминирующем течении.

Делать ничего не надо. Цель поэзии — поэзия, цель научного поиска — поиск. Чем глубже будет мысль, тем значительней будет влияние. Наука — это эссенция, которую медленно разводят в общественном сознании. Было влияние или нет — скажет только следующее поколение. Работы интеллектуального меньшинства, критически осмысливавшего примитивный либерализм в начале 1990-х, только сегодня выходят из тени.

Должны ли телевизионные и академические политологи поменяться своими местами? 

— Ни в коем случае. Хотя мне лично было бы приятно видеть свою физиономию на экране. И семья бы порадовалась... Но эффект будет самый неожиданный. "Академики" окончательно "добьют" зрителя занудством, а "телевизионщики" превратят науку в ярмарку тщеславия. Давайте хотя бы науку пощадим. Если серьезно — чтобы писать и чтобы говорить, нужны разные таланты, и они редко совмещаются в одном человеке. Кроме того, качества, необходимые для того, чтобы пробиться у нас сегодня на экран, несовместимы с научной этикой.

Каковы прогностические возможности политической науки? Не пришла ли она и на Западе к своему закономерному финалу? 

Все зависит от личности и от срока. Везде есть люди, которые видят дальше, и люди, которые могут прогнозировать только свой вчерашний день. Я не думаю, что политическая наука здесь чем-то отличается от любой другой общественной науки. Другое дело, что прогноз есть дело относительное. Я глубоко убежден, что прогноз Маркса о построении бесклассового общества и преодолении разделения труда сбудется приблизительно через несколько тысяч лет, когда автоматика полностью вытеснит человека из сферы физического труда, науки приобретут синтетический характер, и сама политология  растворится в едином обществознании.

Станет ли кому-то легче от такого прогноза? Всех интересует прогноз погоды на завтра, а не через десять лет. Таких прогнозов наука пока делать не может, да и вряд ли сможет когда-нибудь. Я, собственно, и  не считаю это важной функцией науки. Так, побочный эффект творческой деятельности. Нельзя судить о состоянии науки исключительно по ее прогностической  способности на короткий промежуток времени.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Twitter