Девяносто один процент голосов, набранный на выборах в Казахстане действующим президентом страны Нурсултаном Назарбаевым, свидетельствует о нескольких интересных вещах.
Во-первых, обозначенная цифра, что называется, сама по себя доказывает, что выборы были проведены относительно честно, и, в общем, выражали то, что называется "волей народа". Все прекрасно понимают, что в современных условиях для государства, претендующего на право называть себя "демократическим", 91 % голосов, отданный за действующего президента страны — цифра опасно избыточная. Нынешняя норма, одобряемая кураторами от демократии — например, наблюдателями ОБСЕ — это около семидесяти процентов голосов, в идеале 75%. Такая цифра свидетельствует как о всенародной поддержке существующих порядков, так и о наличии в стране дееспособной оппозиции, могущей "в случае чего" (а случаи бывают разные) встать на вахту у кормила власти и обеспечить, если уж не преемственность курса государственного корабля, то хотя бы отсутствие великих потрясений. В соответствующей табели о рангах страна, продемонстрировавшая неспособность заполнить запасную скамейку потенциальных лидеров, получает "незачёт" по одной из важных позиций. То, что на сей раз западные диктаторы от демократии практически смолчали, обозначает две вещи. Первое: в отличие от "немладоискусной" в "риалполитике" оппозиции, они отлично понимают реальность и серьезность 91%. И второе: "незачет" отложен, превращен в мину замедленного действия — на тот случай когда режим нынешнего победителя пошатнется в процессе передачи власти, сделав неверный шаг. (Например, на случай излишней демократизации этого процесса).
Поэтому, кстати, во время выборов в Казахстане периодически возникали слухи, что власти собираются "подарить" (то есть подбросить) лидеру объединённой оппозиции Жармахану Туякбаю процентов десять голосов. Ещё более экзотической была версия о том, что назарбаевские 91% — это ни что иное, как своеобразный "бунт на коленях": дескать, недовольные Назарбаевым чиновники разных уровней под видом демонстрации безграничной лояльности подложили президенту свинью, приписав ему неприлично высокие электоральные показатели.
Как та, так и другая версия себя не оправдывает.
Первая — по факту: никто не стал делать из лягушки вола, надувая фигуру Туякбая (получившего чуть больше шести процентов).
Вторая — по смыслу: выстроенная Назарбаевым система максимально адекватна менталитету и объективным интересам чиновной бюрократии, подозревать которую в тайной фронде затруднительно даже для людей с воображением.
Сама проигравшая оппозиция тоже не радует убедительными объяснениями случившегося. Стандартные жалобы на "нарушения и фальсификации", слегка разбавленные столь же стандартными жалобами на инертность и послушание народа (как Дуванов, предсказуемо назвавший голосовавших за Назарбаева "трусами и лицемерами"), ничего интересного из себя не представляют. Это обычные оправдания проигравших.
Но всё-таки: откуда же взялись сверхплановые проценты и что они означают?
Попробуем обратиться к опыту тех государств, где электоральная поддержка власти, приближающаяся к стопроцентной, никого не удивляет.
В первую очередь приходят на ум откровенно авторитарные и тоталитарные режимы. Здесь, однако, есть тонкость. Чистый тоталитаризм а-ля Северная Корея или современный Туркменистан встречается сравнительно редко, и такие режимы даже и не пытаются делать вид, что играют по демократическим правилам. "Выборы" в подобных государствах, если они вообще проводятся, не имеют никакого отношения к электоральной процедуре как таковой (пусть даже сколь угодно грязной и фальсифицированной), а являются чем-то вроде праздничного парада или демонстрации. В таком случае стопроцентный или сравнимый результат запланирован: беспокойство вызывает как раз отклонение от него… Однако, Казахстан не похож ни на Кубу, ни на Северную Корею, ни на царство Туркменбаши. Это умеренная просвещенная автократия (в чем и состоит ее сила), но готовая и способная играть по установленным в мире правилам. И даже ОБСЕ, привычно заявившая о "нарушениях" во время казахстанских выборов, не смогла представить сколько-нибудь убедительных доказательств того, что эти нарушения санкционированы сверху.
Второй вариант — это так называемые "диктатуры с внешней поддержкой". Самые известные примеры таковых — лисынмановская Южная Корея или Чили времён Пиночета. Суть такой политической модели в откровенно введённом внешнем управлении, как правило под видом защиты от какой-то угрозы. Например, южнокорейская и чилийская хунты пользовались поддержкой США как "передовые позиции антикоммунизма". В этих ситуациях нужные результаты выборов обеспечивалось постоянным вмешательством государства в политическую жизнь — например, репрессии в адрес сколько-нибудь популярных оппозиционеров, стандартно обвиняемых в "симпатиях к коммунизму" или ещё какому-нибудь мировому злу.
Казахстан, однако, не является ни внешне управляемым, ни излишне идеологизированным. Его неофициальная идеология — прагматичный национализм, его официальная идеология — мягкий вариант "евразийства", его практическая политика — сохранение максимально возможного в данных исторических условиях суверенитета. Назарбаев — не только не Туркменбаши, но и не Пиночет.
Но в мире существуют вполне процветающие государства авторитарного типа, в которых умеренная автократия пользуется массированной поддержкой снизу, а перекосы избирательной системы никого не удивляют. Возьмём, к примеру, "технологический остров" — Сингапур, где правящая Партия народного действия год за годом получает 81 из 83 мест в парламенте. Схожая ситуация имела место и в Японии в период начала послевоенного экономического бума, когда правящая ЛДПЯ контролировала страну в течении очень долгого времени при почти единодушном одобрении народа. Нечто похожее (хотя и с очень большими поправками) имеет место быть в современной Малайзии.
Разумеется, сравнивать напрямую крохотный перенаселённый остров, не имеющий собственных ресурсов и торгующий машинами и электроникой, с обширной страной, набитой под завязку полезными ископаемыми, в которой проживает всего 15 миллионов человек, из которых шестьдесят процентов горожан не умеют пользоваться компьютерами, сложно. Однако у обеих стран есть нечто общее, а именно — сходство в стратегиях развития.
Прежде всего, надо отметить сам факт её наличия: именно стратегии, и именно стратегии развития, а не, скажем, "выживания", "поддержания стабильности" или "подчинения уже развитым государствам". На самом деле развитие в современном мире — это скорее исключение, чем правило. У большинства государств нет ни возможностей, ни внутренних потребностей развиваться. Более того, развитие — это рискованная стратегия, в отличие, скажем, от "поддержания стабильности", когда общество попадает в институциональную ловушку (верхи довольны своим положением, а низы бессильны его изменить). Наконец, нужно иметь в виду, что разумной стратегии развития может и не быть вообще: у большинства стран и народов просто нет возможности развиваться, даже если бы они этого хотели.
Что необходимо для развития страны? Ресурсы и инвестиции. Ресурсом может быть всё что угодно, лишь бы оно было дешёвым и пользовалось спросом. У Сингапура роль исходного ресурса сыграли люди — малооплачиваемые, квалифицированные и очень послушные. У Казахстана есть запасы сырья, территориально-транспортные возможности и редкое население (что в данной конфигурации скорее хорошо, чем плохо). Это вполне достаточный ресурс для хорошего начала.
Какой же политический режим в наибольшей степени отвечает задачам развития? Отнюдь не демократия, как можно было бы подумать. Удивительно, но большой бизнес не очень любит "честные" демократические режимы, как, впрочем, и откровенные диктатуры. Причина тому проста: демократия вне Европы в большинстве случаев означает хаос и непредсказуемость. Диктатура — удобная система, пока ты в хороших отношениях лично с диктатором. Наиболее приемлем относительно умеренный авторитаризм, когда самые важные вопросы решаются на уровне первого лица государства и его приближенных (авторитарный правитель в принципе не бывает одиночкой типа Франко или Пиночета), а менее важные можно решить "на соответствующем уровне", не слишком рискуя и не переплачивая лишнего.
В настоящий момент в Казахстане сложилась достаточно привлекательная с этой точки зрения система. Да, она не соответствует упомянутому нами выше демократическому стандарту, причём ,что парадоксально, не по вине власти. В стране просто отсутствуют сколько-нибудь заметные оппозиционные силы. Тот же "единый кандидат от оппозиции" Жармахан Туякбай — не замученный диссидент, а правительственный чиновник высшего уровня, генерал-полковник юстиции, с 1981 года занимавший высшие посты в Генпрокуратуре, бывший спикер казахского парламента и т.п. Это фрондирующий "большой человек", чья программа не может не сводиться к самому простому: занять место того, кто сейчас на нём сидит.
Теперь можно, наконец, сказать, за что же проголосовало население Казахстана. Оно демонстративно, более чем подавляющим большинством голосов одобрило ту систему, которая сложилась и функционирует в стране. Систему, которая позволила Казахстану занять положение "острова стабильности" в Центральной Азии, одной из самых успешных в экономическом плане стран региона (уровень ВВП на душу населения страны уже приближается к российскому, и заявлено о планах достижения восточноевропейского уровня — что для пятнадцатимиллионного населения вполне реально), друга и союзника всех заинтересованных в регионе сил (включая Россию, Америку и Китай) и т.п. Эта система несовершенна (как, впрочем, и все другие) но она представляет собой удачный компромисс между интересами народа, элит и внешних сил, имеющих свои интересы в Казахстане. Неважно, что она далека от идеала: она работает — это главное. И последнее по порядку, но не по значению: истоки того, что "народ и партия едины" на 91 процент, следует искать не в недрах казахского Центризбиркома, а в "маковом" Бишкеке и Андижане. "Оранжевые" невольно сделали эффективную прививку сами от себя.
Но ахиллесовой пятой любого мягкого авторитаризма является преемственность власти. Особенно в том случае, если решение всех сколько-нибудь серьёзных вопросов замкнуто на одного человека.
Назарбаев немолод, его личный ресурс на исходе — и это является настоящей проблемой для страны. При этом ни одна из просматривающихся схем передачи власти возможному преемнику не гарантирует "взрывной демократизации", которая сломает сложившуюся ситуацию и приведёт страну к потере перспективы. В этом смысле отсутствие реальной, вменяемой, играющей по правилам, оппозиции сильно осложняет задачу Назарбаева. И если пытаться искать рецепты в "закатывающейся" Европе, то задача может стать неразрешимой.
Но мир всё же несколько больше, чем он изображен на глобусе ОБСЕ. Есть иные — азиатско-демократические — рецепты решения некоторых проблем. Например, в том же самом Сингапуре или в Японии эта проблема была решена путём создания "партий власти", возглавляемых не одним-единственным лидером, а группой единомышленников. Задачей таких партий, среди всего прочего, является создание института мягкой ротации — то есть гарантии для "уважаемых людей", покинувших свои посты, причём гарантии не только неприкосновенности, но и участия (причём открытого и легального) в политической жизни, пусть уже и не столь интенсивного. Например, Ли Куан Ю, бессменный руководитель Сингапура, сумел передать рычаги правления преемникам, оставшись чрезвычайно влиятельной фигурой и избежав при этом тех неприятностей, которые часто случаются с авторитарными правителями, уходящими со своих постов добровольно (как это случилось, например, в Южной Корее).
Скорее всего, именно это сейчас и составляет один из основных предметов размышления казахского лидера.
Опубликовано на АПН-Казахстан.
